Дакворт осторожно забирает у нее микрофон.

— Люди имеют право на искусство. Люди имеют право выбирать. Выберите искусство!

Монтажный переход:

Рукой в розовой рукавичке Белль Дэй указывает на очередь у здания МСИ. Люди стоят по двое, по трое, поглощенные серьезными разговорами друг с другом. У большинства при себе пластиковые бутылки, термосы, фляги. Легкие рюкзачки. У одного человека — колба. Из которой он делает глоток. Белль Дэй подходит к людям наугад и задает им один и тот же вопрос, цель которого — получить телегеничную реакцию (интересную!).

— Ой, я не знаю, — отвечает женщина, прижимая к груди карликового пуделя, которого, хоть он и дальтоник, бесят розовые рукавички Белль Дэй.

— Я хочу написать лучший в мире рок-гимн.

(Рокерская «коза» над головой.)

— Я хочу… Не знаю. Моя бабушка делала лоскутные одеяла.

(Возглас умиления.)

— Эпическую поэму.

(«Хм».)

— Крутейший кикфлип.

(«Так на жаргоне скейтбордистов называется один из трюков», — объясняет Белль Дэй зрителям.)

— Книгу.

— Проповедь. Которая приведет людей ко Христу, чтобы они могли освободиться.

(Нейтральная улыбка.)

— Проповедь. Которая приведет людей к Сатане, чтобы они могли освободиться.

(Натянутая улыбка.)

— Стендап-номер.

— Скульптуру.

— Песню в стиле рокабилли.

— Политическую карикатуру.

— Фильм, который получит «Оскара».

— Скворечник, — говорит маленькая девочка. — Самый лучший скворечник на свете.

(Несколько возгласов умиления.)

— Самая крутая тачка на свете. И пусть меня в ней похоронят. Да, бл…

(«Нецензурно не выражаться!»)

— Любовное письмо бывшей жене. Чтобы довести эту суку до слез.

(Выражение искреннего сочувствия.)

— Памятный альбом, посвящённый моему нерожденному ребенку.

(«А-ах».)

— Продирижировать симфонией на предстоящем концерте.

(«Ого».)

— Свое шоу на кабельном. Я ведь успею отработать сезон, да?

(«Не знаю».)

— Создать капсулу для детоксикации окружающей среды размером с капсулу тайленола, которую можно бросить в любой водоем и восстановить здоровье экосистемы путем разложения токсичных отходов, являющихся побочными продуктами комфортабельного образа жизни человечества.

(Растерянный кивок.)

— Лучший в мире подкат к девушке.

— Домашее порно.

(«фу-у».)

— Способность проходить сквозь стены. («Та-а-ак».)

— Выигрышная комбинация на чемпионате мира по покеру.

(«Идете ва-банк!»)

— Сдать тест на полторы тысячи баллов.

— Открыть секрет успеха. Чтобы сделать мир лучше.

(«Прелестно!»)

— Не знаю. Думаю, дождусь вдохновения.

— Идеальный замах в гольфе.

(«Вперед!»)

— Сальсу. Танец, а не соус.

(«Обожаю сальсу!»)

— Идеальная партия в боулинг, блин. Триста очков. Я умру от счастья.

(«Это очень много!»)

— Не знаю.

— Космический секс.

(Хихиканье.)

— А че это вы в розовых рукавицах?

(Белль идет дальше.)

— Заключить сделку, которая принесет мир Ближнему Востоку.

(«Амбициозно!»)

— Почему очередь не двигается?

(Прикосновение розовой рукавичкой к уху.)

— Я голодная.

— Я устал. Мы стоим в очереди уже сорок минут. Давайте уже.

(Голос в ухе: «Закругляйся».)

— Я просто увидел очередь и встал.

(«Передаю слово студии, Ларри».)[45]

«Вот, — думает Робардс. — Они даже не знают, за чем очередь». Он выключает телевизор. Но это незнамо что нужно им прямо сейчас. Без всякой учебы или подготовки, даже базовой. Без терпения, без мастерства. Без демонов. Без экзорцизма. Без вкладывания всего себя. Они не хотят набивать шишки. Не хотят рисовать мир таким, каким он им видится. Не хотят перерождаться. Вынашивать. Поливать, удобрять, холить и лелеять.

Все хотят, чтобы их имя было выделено жирным шрифтом. Хотят признания. Бессмертия. Все эти люди. Стоящие там. В этой проклятой очереди.

Жаждущие.

Сейчас.

Прямо сейчас.

Они хотят «просто добавить воды».

Семь лет в «Ханой Хилтон».

Семь лет терпения. Пыток. Семь лет риса, воды, дизентерии, безумия жизни, которую проживаешь в голове, наблюдая, как гниют твои ноги.

Просто добавь воды.

Росс Робардс достает открытку с губернаторским штампом. Это расписка об уплате долга за жизнь.

Кто это: без рук, без ног, гадит в мешок?

Робардс набирает номер. Ему отвечает хриплый женский голос.

— Офис губернатора Купера Армстронга.

— Соедините.

— Можно узнать, кто звонит?

— Скажите ему…

Робардс вынимает из ножен охотничий нож. Фантомные ноги зудят. Робардс проводит лезвием по черепу и перерезает хвост. Волосы падают на пол. От непривычной легкости по коже головы бегут мурашки.

— Сэр, алло?

— Скажите губернатору: «Петушок закукарекал».

Би завязывает халат и щурится. Но дело не в его зрении. Ни ему, ни Олив невдомек, что Кувалда просто еще не распаковала новый телевизоре плоским экраном. Купленный в приступе расточительства. Би привез из своей мастерской маленький телеприемник. На экране помехи. Это все равно что смотреть на работающий снегоуборщик. В снегоуборщике появляется Росс Робардс и бубнит про художника в каждом из нас и про то, что для творчества нужны лишь воображение и практика.

Навыки

Мышечная память

Повторение

Мастерство

Это не повтор одной из его передач. Это прямой эфир. Это происходит. У него нет волос. Он выглядит изможденным, тощим. Но что-то привело его в ярость, и мрачная страстность делает его почти неузнаваемым.

Внезапно Росс Робардс перестает говорить. А он ведь всегда говорит.

Би решает, что у телевизора пропал звук.

Наконец Робардс произносит:

— Коллеги-художники! Сейчас, пока мы с вами рассуждаем, в мире искусства, в нашем мире, кое-что происходит, и не мне об этом судить. Так что я оставлю эту тему. Я находился здесь, в зоне комфорта, перед этой камерой. И пытался притворяться, что все в порядке. Что все само собой рассосется.

Би наклоняется вперед и увеличивает громкость; у него начинает крутить живот. Потому что он понимает. Понимает, о чем речь.

Робардс стоит на стадионе «Солджер-Филд», одетый в свою старую куртку морского пехотинца.

— Но ничего не рассосется. Это обман, фикция. Я такое уже видел. Правительственные меры — это полицейская операция и жертвы. И я этого не потерплю.

За спиной Би чихает крошечная церковная мышь. Это Олив.

— Нашла! План изготовления соуса барбекю на заказ.

Она завязывает халат, под мышкой у нее свернутые в трубку бумаги.

На телеэкране мелькает коллаж из произведений искусства.

— Какие красивые, — говорит Олив. И разворачивает бумагу.

Каждое из них — подделка. Некоторые под подозрением.

«Миграция» Табби.

— Должно быть, их сделала Кувалда, — говорит Олив, разглаживая бумагу.

Кресло.

Гроб.

— На нем твой инициал, — говорит Олив и оборачивается к Би. — Видимо, это был сюрприз для твоего…

Би шикает на нее как раз в тот момент, когда Робардс говорит:

— Это призыв к оружию!

Олив оставляет планы в покое, полностью переключив внимание на телевизор.

— Это призыв к оружию!!!

— Дакворт привел массы к фонтану, — говорит Би. — Робардс ответил.

Она просовывает руку под халат Би и дотрагивается до его сильного, напряженного плеча.

— Что это значит?

Би:

— Война.

Олив:

— Я устала от войны.

Точно неизвестно, кто открыл огонь по МСИ. И зачем. Может, виной тому помехи на линии, а может, кто-то что-то сказал или сделал профессионально подготовленным, работающим с неполной загрузкой бойцам, которые без формы выглядят как диванные овощи, вздыхают по временам, когда они были еще «о-го-го», и носят лицензированные футболки с именами спортсменов, которые и сейчас еще «о-го-го».