Би отчетливо слышит его прежде, чем видит. Живой, обволакивающий звук льющейся воды, ищущей выхода. Он прикасается к своим треснувшим очкам. Вот он, фонтан. Слегка пузырящаяся вода водопадом стекает вниз, в большое озеро. В большое озеро воды на третьем этаже МСИ.

— Эмма, — говорит Би, — это и есть твой сон? Тот, про наводнение?

Она смеется и начинает снимать туфли, что кажется Кувалде разумным. Она тоже снимает туфли. И чулки. Мужчины закатывают штанины. Ноги покидают корабли ботинок и носков.

Они резвятся в воде.

— Красиво, — говорит Эмма. — Ужасно красиво. Мы тоже можем быть красивыми. О, Эктор, у тебя есть опыт? У тебя когда-нибудь был опыт?

Эктор снимает бейджик с именем. Тот падает и исчезает в воде, доходящей до икр.

По лицу Кувалды текут слезы — два водопада стыда и сожаления. Она шепчет Би:

— Спасибо, что спас мне жизнь.

Би пожимает плечами.

В присутствии «Миграции» Эктор разрывает свои эскизы пополам. Они падают и плывут по воде, словно кружащиеся цветные листья на фоне тусклой плитки. Жидкая осень.

Эмма сбрасывает одежду, этот бесполезный кокон, и, раскинув руки, приглашает их войти в воду.

— Давайте, дети, поиграем в богов и богинь.

Сначала заходит Эктор, ведь дети всегда окунаются первыми. Затем в невероятно мелкие глубины ныряет Эмма. И выныривает на другом конце затопленного помещения. Вода струится, собирается в капли и скатывается с ее бедер, груди, словно кожа у нее как у угря. Она произносит всего одно слово, но шепот ее скользит по поверхности этого немыслимого озера, и мягкая вибрация достигает Би.

— Мастер…

Волна дежавю проходит сквозь Би, точно призрак. Он стоит как парализованный, пока до него не доходит, что его спутники — живое, дышащее постмодернистское воплощение полотна Лукаса Кранаха под названием…

— Мастер^{41}.

Би выходит из оцепенения. Поворачивается к Эмме. Свет играет на маленьком замочке, прицепленном к ее кожаному чокеру-ошейнику. Голова ее откинута назад. Би бросает ключ Эктору. Пока ключ находится в воздухе, Эмма исчезает под водой. Эктор тянется за ключом, но Эмма вновь появляется, подпрыгивает и перехватывает его. Она смотрит на Би. Потом на Эктора. Потом на Кувалду. Медитативно журчит вода. Природа свободна. Эмма церемонно вкладывает золотой ключик в руку Эктора и подставляет ему шею. Эктор чуть было не роняет этот золотой билет. И, сосредоточившись на замке, от усердия высовывает язык.

Через мгновение ошейник и замок с плеском исчезают в воде. Одним плавным движением иномирное существо, известное под именем Эмма, разрывает на охраннике Экторе рубашку, под которой оказывается футболка с надписью «Бита». Которую она тоже срывает с его торса. Та же участь постигает брюки, после чего Эмма кладет Эктора в воду, на пол, и встает над ним. Эктор впервые в жизни произносит имя Господа всуе. Эмма опускается на Эктора. Он разъединяет ее, присоединяя к себе, и сейчас они — единое существо с двумя блистающими телами, над которыми свершается крещение.

Перед глазами Эктора пляшут искры и светящиеся цветозвуковые полосы. Вкус у него голубой. Слух красный. Обоняние желтое. Первоначальная первобытность. Его чувства сами себя изменяют. Двери открываются. Богиня наклоняется, и он ощущает в ухе ее дыхание.

— Твоя работа, Эктор, еще не закончена.

Истощенный Эктор плывет на спине, рожденный заново. Эмма скользит к фонтану. Фонтан реагирует, вы пуская струю воды. Он омывает ее волосы. Ее тело. Она принимает в нем душ. Жидкость липнет к ее коже блестящей ртутью, словно дельфинья шкура. Эмма откидывает голову. Струи фонтана описывают дугу над ее телом и попадают в открытый рот.

— Это же просто фонтан, верно? — У Кувалды дрожат руки. — Верно, Би?

Она тянется к нему, ища поддержки, но не достает: Би в целой вселенной от нее.

К Би подходит Эмма. Ему не нужно смотреть на произведения искусства на стене. Работы, созданные не фонтаном. Не нужно смотреть на «Миграцию» и специальную выставку мерча. Эмма приближается, предлагая Би причащение; настала его очередь родиться заново. Когда ему было тринадцать, в церкви ему предложили причаститься. Он видел, как тетя готовила цельнозерновой хлеб на задней кухне. Нарезала его квадратиками. Наливала в крошечные стаканчики, меньше, чем дедушкины рюмки, виноградный сок. Когда тетя ушла, Бобби налил себе стакан сока. А из хлеба сделал сэндвич с вареньем и арахисовым маслом. Но позднее, когда он сидел на церковной скамье, тот же самый хлеб, казалось, вибрировал энергией бесконечных возможностей, но Би еще не был крещен и боялся принять Тело и Кровь. Как каннибал и вампир. Он отверг причастие.

Теперь он тем же отрывистым движением головы отвергает дар Эммы.

Би так же неподвижен, как греческие боги, защищающие МСИ. Эктор до сих пор беззаботно купается в грезах. Плеск воды эхом разносится по залам музея, словно они в зеркальном бассейне храма Сиринги^{42}.

Теперь Эмма обращается к Кувалде. Ее темные глаза хищнически вспыхивают. Кувалда не в силах шевельнуться. Поле ее зрения сужается и темнеет по краям, все ее существование сосредоточивается в этом существе, этой Эмме, подходящей сейчас к ней. В водяной твари, которая движется на собственном хвосте, без брызг, не оставляя следов, ибо вода — ее ноги. Кувалда видит Эмму, и только Эмму, ощущает лишь первобытное желание. Это простое желание, и ее тело реагирует на него. Дрожат колени, ноет мочевой пузырь, набухает промежность, словно Эмма прошептала ей на ухо что-то эротическое. Эмма улыбается, изо рта у нее сочится вода, как порок изо рта у демонессы-суккуба. Эмма приближается, чтобы вручить дар, а не взять. Кувалда жалеет, что тогда, целую вечность назад, не последовала за Эммой в женский туалет, жалеет, что не открылась новым возможностям. Лучше бы она так и не оправилась от жареного риса. Руки ее дрожат, когда она поднимает их, раскрывая объятия этой водной нимфе, дочери Зевса. Она хочет воспринять свободу, излучаемую Эммой. И не хочет, чтобы следующие двадцать пять лет были похожи на последние двадцать пять. Больше она не будет искать те потерянные годы.

Эмма падает в объятия Кувалды. Никаких пауз, страстных взглядов, мгновений безмолвного общения. Слова давно в прошлом, теперь они бесполезны. Эмма целует Кувалду. Ртуть все течет и течет с их губ. Глубокий, проникновенный поцелуй. Стоны Кувалды, погружающиеся в свечение Эммы, чистое и очищающее. Выпивая из губ Эммы, Харриет Уокер по прозвищу Кувалда глотает огонь.

Студия Эктора. Аккуратная, опрятная, несколько тесноватая, по мнению Би. Больше похожая на мастерскую механика. Эктор дилетант. Все еще ищет свой путь, поэтому Би ничего не говорит, хотя Эктора сейчас нет. Би чует запах собачьего дерьма, но не может определить его источник. Кувалда закрывает за ними дверь.

Би бросает быстрый взгляд на пол, словно ожидает увидеть меловые контуры тела с дредами и коробочки из-под китайской еды навынос. Замечает рядом со сливным отверстием в центре пола темно-шоколадное пятно крови, оставшееся после падения Кувалды. Зубы кто-то подобрал, возможно для сохранности. Би огибает пятно и направляется к оригинальным эскизам кресел (а не подделкам для урагана «Бет»), набросанным Кувалдой на оборотной стороне проекта какой-то постройки, напоминающей экологичный дом из грузовых контейнеров.

Ребра у Кувалды ноют. Она надевает на сарафан кожаный фартук, натягивает, словно домашние тапочки, ботинки со стальными носками. Вместе с новым облачением мелькают замашки старой Кувалды. Стиснутые челюсти, нахмуренный лоб, мрачная полуусмешка.

Они собираются доделывать кресло. Это проклятое кресло.