Солдат хорошо знал своего командира… Эти прямые вопросы предполагали столь же прямые ответы. Хитрить с Орсо было бесполезно. Оставалось истово повиниться и надеяться, что командир обойдется лишь личной местью, назначив порку до полусмерти.

Вздохнув, Марцино начал:

– Мой полковник, я признаю свою вину в клевете. Но появление Мак-Рорка в отряде и ваше ему… покровительство вызвало слухи о том… что он… что вы… – Солдат сбился, густо покраснел, тут же побледнел, ощущая, будто тонет в отхожем месте прямо под бесстрастным взглядом полковника. – Словом… Пошли слухи, что Мак-Рорк приходится вашему превосходительству внебрачным сыном.

Произнеся это, Марцино уже почувствовал, как пол крошится под ногами, увлекая его в бездонную пропасть. Он ожидал пощечины, взрыва ярости или немедленного вызова капрала с приказом о наказании. Но Орсо все так же пристально и спокойно смотрел Марцино в глаза.

– Хм, – произнес он наконец, – вот как… Что ж, ваша откровенность подкупает. А сейчас извольте подробно объяснить, зачем вам понадобились деньги, которые вы пытались занять у Мак-Рорка.

Марцино задохнулся. Пот стекал в глаза, жег веки, а руки были прижаты к бокам, и утереть лицо не удавалось. Но отступать было некуда, и он снова заговорил:

– Мой полковник, дело в том, что у меня… в городе… у меня есть дочь. Ей всего два года. Мы не венчаны с ее матерью. Но я же… Словом, они моя семья. И я почти все жалованье отдаю им. Но дети… они быстро растут. Моей дочке нужна одежда. А недавно она болела. Нужно было много денег на врача. У меня долги. Виноват, мой полковник.

Окончательно смешавшись, он вытянулся в струну и, окаменев, смотрел куда-то поверх полковничьего плеча.

Орсо же помолчал, а потом вдруг сказал:

– Вольно, Марцино. Успокойтесь, вас эдак хватит удар.

Ошеломленный солдат переступил с ноги на ногу, а полковник опустился в кресло и вымолвил:

– Вот что, рядовой. Сначала о деле. За разговоры на посту и распускание сплетен, а также грязные слова, порочащие честь командира, – пятнадцать плетей и неделю ночных караулов со следующего понедельника.

– Есть, мой полковник, – хрипло обронил Марцино.

– Далее, – отмахнулся Орсо, но тут же сделал паузу. – Марцино, я не терплю, когда кто-то лезет в мои личные дела. Но я вижу, у нас с вами похожие неурядицы. Вы понимаете, о чем я? – Солдат торопливо кивнул, а полковник продолжал, будто говорил о самых обычных вещах: – Не держите зла на Годелота, у него и правда не водится больших денег, и на то у меня есть причины. Парень рос без должного моего участия. Он своенравен, дерзок и самоуверен. Более того, я склонен подозревать, что он завел неподобающие знакомства. А потому он не получает ни гроша сверх жалованья, деньги могут сильно испортить юнца в таком городе, как Венеция.

Но ваши нужды я нахожу серьезными. И предлагаю вам следующее соглашение. Завтра Годелот собирается в район Каннареджо, якобы в госпиталь для бедных, сделать пожертвование. Он уже испросил разрешения капрала. Я хочу, чтобы вы явились к госпиталю раньше него и убедились, что он действительно пришел помолиться, положить деньги в кружку и отправиться восвояси, а не измыслил отговорку для каких-нибудь авантюр. Проследите за ним, останьтесь незамеченным и доложите мне о результатах. В случае успеха вы незамедлительно получите от меня требующиеся вам десять дукатов, даю слово чести. – Орсо несколько секунд молчал, давая подчиненному время осмыслить его слова, а затем вкрадчиво добавил: – И еще. Имейте в виду: если Годелот узнает о вашем участии в своей эскападе, а тем более о моей роли в ней, он не сумеет это скрыть, даже стремясь не выдавать вас. Он юн и горяч. И вы, полагаю, догадываетесь, что мне несложно будет превратить вашу службу в ад.

Марцино вытянулся до хруста в спине:

– Мой полковник… Доверьтесь мне. Клянусь, я выполню все в точности и с величайшей осторожностью!

Орсо неспешно кивнул:

– Великолепно. Я надеюсь на вас. Ступайте, Марцино. И учтите: Годелот молод, но не глуп. Не вздумайте его недооценить, он наблюдателен и не особо доверчив. Удачи вам.

…Выходя от полковника, Марцино был готов оттолкнуться сапогами от каменного пола и взлететь. Бездонная пропасть по невероятной удаче обернулась торной дорогой. Теперь оставалось не сплоховать…

Сегодня Годелот с нетерпением ожидал нелепой перевязки и поминутно поглядывал на часы. Он не знал точно, чего именно ждет от новой встречи с Бениньо, но намеревался быть внимательнее и попытаться понять, не играет ли врач какую-то свою таинственную роль в хитросплетении интриг полковника.

Часов около семи вечера шотландец постучал в уже хорошо знакомую массивную дверь. Бениньо незамедлительно отозвался на стук:

– Добрый вечер, Годелот. – Он жестом пригласил юношу войти, и тот заметил, что врач, обычно безупречный, нынче выглядит уставшим и слегка помятым. – О, вы принесли рукопись? Значит ли это, что вы ее уже прочли, или же она показалась вам излишне скучной?

Годелот поклонился:

– Господин доктор, я читал этот труд всю ночь и к утру закончил.

В суховатом голосе Бениньо вдруг послышалась мягкая усмешка:

– Поразительное усердие. Снимайте колет. Головные боли не усилились? Тошнота?

– Нет, господин доктор, разве что ссадина на голове досаждает.

– Что ж, это пустяки, только будьте поосторожней с гребнем.

Бениньо заканчивал перевязку, когда в его апартаменты постучался лакей, бесстрастно выслушал распоряжение подать ужин и удалился. Врач же, ополаскивая руки в фаянсовом тазу, сообщил шотландцу:

– На следующей неделе я сниму вам швы. Похоже, с вашей головой тоже все обошлось. К службе вы годны, только в бане не злоупотребляйте горячей водой, заживающим ранам она не на пользу. И немедля дайте мне знать, если вам станет хуже.

– Благодарю вас.

Годелот неловко замолк. Поначалу ему показалось, что Бениньо, сам заговоривший о рукописи, согласится ответить на несколько вопросов… Их, конечно, несметное множество, но хотя бы на самые важные… Однако врач, похоже, окончил разговор, и шотландцу оставалось только удалиться. Пауза затягивалась, и Годелот, смутившись, поклонился:

– Не буду вам мешать, господин доктор. Доброй ночи.

Бениньо же, бросив на стол полотенце, обернулся:

– Вы спешите? Заняты в ночном карауле?

– Нет, господин доктор, мой караул завтра в полдень.

– Великолепно. Тогда, Годелот, я хочу предложить вам составить мне компанию за ужином. Мы обсудим прочитанную вами книгу, наверняка вам многое показалось в ней необычным.

Шотландец онемел. Личный врач герцогини, высокообразованный человек, самый влиятельный в доме после хозяйки, запросто предлагал ему сесть с ним за один стол для почти что дружеской беседы.

– О… – пробормотал он, заливаясь краской. – Господин доктор, я, право… Я не уверен, что могу…

– Бросьте, Годелот. – Врач уже сноровисто раскладывал свои склянки, крючки и ножницы по целой батарее ящичков. – Мне самому тоскливо есть в одиночестве, а к общему столу спускаться смысла нет, там я тоже, скорее всего, буду один. Даже полковник Орсо уехал по делам. Вашему капитану я пошлю с лакеем записку. Прошу. Моя, с позволения сказать, трапезная там.

…«Трапезная» Бениньо, расположенная в одной из башенок особняка, оказалась небольшим округлым помещением с высоким стрельчатым окном и занятно выложенным мозаикой полом.

За стол шотландец садился, словно всходя на эшафот. Филигранное серебро он прежде видел только издали на графской кухне, где над ними колдовала пожилая судомойка. Да и старомодные те вещи, достояние предков, были куда проще. Здесь же юноша боялся положить руки на вышитую скатерть. Огоньки свечей рассыпали нарядную радугу по изящной чеканке на приборах, а тяжелый серебряный кувшин для вина был украшен сложнее, чем резные двери церкви. Из всех блюд Годелот узнал только хлеб, да и тот был непривычно белым и сплетенным в затейливые фигурки.