* * * Артём протер лицо ладонями, нервно почесал голову обеими руками, словно пёс, отряхивающий своих блох, а затем приложился ладонями к шее, помассировал её и начал крутить головой, пыхтя и сжимая губы, пока разглядывал внутренний дворик мэрии, где, собственно, и находился зал собраний. Газон во дворе крестом рассекали дорожки, выложенные брусчаткой, а в центре стоял красивый фонтан из белого мрамора. Вода брызгала из чаши, в середине которой была миниатюрная модель земли, а вокруг порхали младенцы-ангелы. Ну ничего так, живенько! Азалия вдруг обратилась к серому небу тревожным взглядом, поморщилась, а затем вопрошающе взглянула на Артёма. Он ничего не ответил, но взгляд его обещал решить любую проблему, даже если эта проблема сдерживающий энергетический купол над всей Бугульмой. Он знал, уловил это, пока они сюда добирались. Дверь из красного дерева наконец-то открылась, и на пороге показался обрюзглый тип лет пятидесяти, с чёрными, разворошенными словно воронье гнездо и поблёскивающими своей сальностью волосами. Его одежда была измята, брюки, слабо затянутые ремнём, грозили опуститься и явить зелёные труселя, на которых сквозь раскрытую ширинку виднелись белые символы доллара, а в дополнение ко всему прочему из расстёгнутой шёлковой рубашки отвис пивной животик. Мужчина обливался потом и дышал, тяжело, сипло и часто, словно курильщик после долгой пробежки. Он стал быстро застёгиваться, облизал ладонь, попытался пригладить волосы, но они упрямо не желали подчиняться, затвердевшие от солёного конского пота, поэтому мужчина лишь нервно улыбнулся и оставил своё воронье гнездо в покое, и только после этого протянул лапу. - Руслан Ибрагимович? Здрасьте! - Сказал Артём, проигнорировав рукопожатие. - Здравствуй, Артём! Рад тебя видеть! Ты как всегда пунктуален. Даже слишком пунктуален! Где же твоя аристократическая небрежность? Нам, большим шишкам, немного расхлябанности не повредит… - Со сдавленным смешком сказал мэр и перевел взгляд на Азалию. - А это у нас? - Моя помощница. Азалия. Я подумал и решил взять её, чтобы дать шанс познакомиться с нужными людьми, в нашем мире без этого никак. - Ну что ж, Азалия, будем знакомы, у Вас прекрасное имя! - Он протянул к ней руки, но один её взгляд остановил этот порыв, и мэр ограничился широкой улыбкой. - Ну ладно вам, не стойте, проходите. Девочки на кухню, а мальчики в заале побеседуют! - Сказал он голосом душевнобольного и указал гостям на дверь. Они вошли и тут же содрогнулись, когда мэр приложил ладони к их спинам, как бы приобнимая и подталкивая внутрь. Их встретило округлое, светлое помещение, шикарные панорамные обои изображали морские пейзажи столь изящно и живо, что казалось, вода сейчас зальёт зал, и все обитатели моря, с его акулами, вихрями рыб, осьминогами и кальмарами с их глазами рубинами и чешуйками из серебра, вот-вот хлынут на ваши головы. Они словно застыли на короткое мгновение из любопытства, чтобы уделить вам своё внимание, взирая со стен и потолка. А где-то далеко, там, на поверхности, плавали корабли, освещённые закатным солнцем, что отбрасывало свои блики. Под водой оно казалось искривлённым, с лучами, усыпанными золотой пыльцой. Только протяни руку и почувствуешь бриз и влагу, словно ты оказался в царстве Посейдона. Вместо привычной люстры можно было заметить прекрасный, витиеватый, коралловый цветок, а из динамиков, спрятанных где-то за мебелью, лилась тихая музыка моря. Во всей этой живости веяло Айвазовским. Кроме основного зала, здесь было три дверных проёма, гардероб, пустующий сейчас, летом, кальянная с кожаными креслами, диванами, парочкой пилонов, барной стойкой и коллекцией курительных смесей. И помещение, отведённое под кухню, где сейчас готовилось что-то вкусненькое: пахло жаренным, варёным и запечённым под звуки женских, игривых голосов. Туда Азалия и юркнула. - Отличный выбор! - Подметил мэр, наклонив голову и глядя на удаляющуюся фигуру Азалии, затем приобнял Артёма и медленно подвёл к окну. - Хорошая погодка нынче, а? Да и вообще, столько красоты вокруг! Улицы облагораживаются, дороги строятся, заводы открываются один за другим, коррупция снизилась, преступность нулевая, одним словом – мир, блажь, покой и ляпота! Стипендии в следующем году студентам повысим, откроем тысячи рабочих мест… А на людей то глянь, на людей, а? Парни сплошные красавцы! Да? А разговоры то какие ходят в соседних городах… Вот все до единого говорят, прямо изумляются, Руслан, говорят, как же чисто у вас в Бугульме, не то, что у нас! Ну прямо загляденье! А воздух то какой, воздух! Никакого смога, пыли, аммиака, аж дышать хочется! Да?! Вот все думают, гадают, отчего же у нас преступность такая низкая? А чего гадать, зачем тревожить зазря бабку? Ведь всё дело в полиции! Она у нас самая правильная и справедливая! А народную молву слыхал? Мы ж добились того, что все права их соблюдаются, ни одного нарушения, двойной оклад по праздникам и выходным, белая зарплата и идеальные условия, никакой грязи! А профсоюзы? Они поют нам дифирамбы! А всё почему? Да потому что люд у нас хороший, душевный, особенно когда нальёт за воротник… Да и ИПешки не скупятся, вкладываются в развитие Бугульмы, вот она и процветает… Да, да, не удивляйся и не строй мне рожиц. Всегда бы так было, да? Дааа… - Он замолчал и смотрел в окно, блаженно улыбаясь. Артём обернулся на звук шагов. Это женщины украшали стол холодными закусками, говяжьими и свиными вырезками, рыбой, устрицами и раками, дополняя кулинарные изыски соками и напитками погорячее. - Знаешь, Артём, все вы, с кем я так привык работать, стали для меня почти родными… любо дорого смотреть на плоды наших трудов, не дай бог расстанемся, вот не дай бог! Случись такое, последнюю рубашку разорву, костьми лягу, но удержу наш коллектив! Бизнес и власть должны идти рука об руку, ради простого народа… - Он вздохнул. - Ты не глупый парень, я знаю это! Скоро у меня день рождения, так что, миленький, порадуй старика, сделай мне рекламную кампанию, шикарную, как ты умеешь, а я уж в долгу не останусь! Задвинь мощно, чтоб прям на позитиве! Как вы это молодёжь называете? Пиар, да? Вот его я и хочу! - Мэр по-стариковски мило рассмеялся и похлопал Артёма по плечу. - Ну так что, справишься? - Сказал он и протянул руку. Артём улыбнулся. - Не переживайте! Сделаю в лучшем виде. Тут у мэра запиликал телефон, он открыл сообщение и, прочитав, с возгласами “ИДУ, ИДУ!” бросился к двери. Артём разглядел в окне толпу гостей, приближающихся пингвиньей походкой. Теперь стол ломился от вкуснейших яств, и гости с их похабными, чванливыми разговорами, пустым хвастовством, громко чавкали, уплетая за обе щёки и запивали всё это дело водкой, рюмка за рюмкой, как говорится, не в службу, а в дружбу. Они запихивали в глотку всё, что только могли подцепить своими сарделечными пальцами. Азалия стояла у двери, в то время как Артём потягивал красное винцо, чуть наседал на салаты с закусками, улыбался каждому гостю самой обворожительной улыбкой и как мог нырял в разговоры, но больше всех трещал мэр, не давая никому и слова вставить, только и делал, что отбирал собеседников. Он был настоящим виртуозом трепологии, и как заправский гопник умел подбить к каждому словесный клин. Но что ему не удавалось, так это удержаться в одной дискуссии хотя бы пять минут, прежде чем перескочить в другую, и он всё прыгал и скакал. То с главврачом словцом обмолвится, то пошепчется с шефом полиции, директорами, замами, предпринимателями. И всюду-то он успевает, влезает в каждый разговор и каждого умудряется по-своему обхаживать, то взглядом охмурит, отшутится, козырнёт любезностью, подаст наливку этому, поклонится тому, пораболепствует. И через несколько минут он уже любимец публики. Её душа. Все хлопают, смеются, и, кажется, преданы ему навек. Теперь им всё позволено. Так и решаются судьбы народов, небрежно, с лёгкой руки. Артёму нравилось их тщеславие, честолюбие, алчность и гордыня, он различал их так же чётко, как и хрустальный бокал в своей руке. Он поднялся и протянул его. - У меня тост, Друзья! - Все взгляды переместились на Артёма. - Пусть наши дела будут столь же успешными и весёлыми, как этот вечер. Будем! Гости заулыбались ещё шире, чокнулись и осушили бокалы, занюхивая дольками лимона и закусывая ими же. После что-то щёлкнуло в их головах, и каждый начал толкать речь, но, следуя одна за другой, они становились всё менее ясными и последовательными, менее разборчивыми, а вот улыбки становились всё шире, смех всё громче. В этих криках, в шуме и гаме пьяного угара не услышать тихих шагов человечности, покидающей весёлую компанию. Ты можешь хохотать до упаду, до разрывающих душу коликов, затеняющих твои мысли ядом и нечистотами, видишь лишь то, что пророчит богатство, славу и власть - только руку протяни. Нескончаемое довольство собой, неиссякаемое наслаждение. Всё то, что так далеко от реальной жизни, что лишает нас её вкуса, когда ты перестаёшь за неё бороться. Внизу ты страдаешь бессмысленно и бесплодно, а будучи наверху жиреешь и гниёшь от токсичного переизбытка удовольствий. На полях жизни не встретить знака равно. Люди уже не разговаривали, они сидели на своих местах с ещё более кретинскими улыбками и временами ржали каждый о своём, а в перерывах постанывали и тряслись, корчились, делали странные ужимки, пускали слюни и издавали нечленораздельные звуки, и словно умалишённые тыкали пальцами в воздух перед собой или друг в друга и гоготали. Артём скользил по прослойке этого слившегося примитивного ума, где оголились все мысли и желания, представ одним сплошным импульсом извивающейся прокрастинации. Артём даже закрыл глаза, чтобы не видеть, а только чувствовать этот упоенный поток, смаковать его, и задержал дыхание, боясь спугнуть момент. Ему открылся каждый страх и намерение, сущность души, все её возлияния, что нежились в сладостном шёпотке, прежде табуированного моралью. Так поднимались пары первобытных, обжигающих соков, тёмных и тягучих из самых глубин человеческой натуры, словно подземные лавовые реки, которых общество принудило скрыться, а теперь они пробудились и рвутся наружу, разрастаясь всевозможными формами, выпрямляясь и наливаясь свежей силой, но пока ещё не возрождённые полностью. О нет! Это была лишь тень, но не сам тайфун, что вырвет хребет морали и изгонит её в тартарары. И это ощущение, виденье тлетворного счастья, вся его плесень, грибок и все паразиты они росли в Артёме, а вместе с ними росло и некое убеждение, оно подталкивало его к чему-то, на что он сам решиться никак не мог. Но внутренний голос оказался сильнее. «…Давай же, убавь градус гедонизма и покажи им реальный мир, окуни в страдание! Разрушь их и свою природу! Яви им путь к обретению истины! Лишь ты один в целой вселенной на это способен, все прочие слабы! Так покажи им, пусть увидят! Конечно, если ты всё ещё жаждешь счастья с Аней…» Артём перестал улыбаться, его трясло. Азалия вдруг подкралась со спины и прижала свою левую ладонь к его сердцу, а другой взяла его руку и направила в сторону содрогающихся гостей. Её голос полился музыкой и горячим дыханием у самого уха. - Пелена наслаждения, она как ткань полупрозрачной сорочки – незаметна на фоне прекрасного тела, эфемерна, но её легко почувствовать, и также легко развеять. Обрати свой внутренний взор на биение их сердец, и тебе откроются все замки, ты свяжешь сердца и души невидимой нитью, чтобы одним видением указать им на правду. Это будут твои узы чувств, ты сможешь черпать из них силу, глотая чужую боль, отчаяние и ярость. Сольёшься с ними, и тебя не будет подташнивать, как сейчас. - Усмехнулась она вконце, подошла к столу и стала сбрасывать с него всю снедь, а затем разделась и легла спиной на стол. Но ничего не происходило. Артём терялся. - А теперь сделай это… убавь градус гедонизма… покажи им правду… - Но как? - Спросил Артём, и Азалия поманила, а когда он подошёл, взяла его руку и стала водить ею по своему роскошному телу… - Трогай меня… - С придыханием произнесла она посреди стонущей орды, и Артём не сумел воспротивиться. Он впился руками в тело Азалии, принялся массировать и растирать её жаждущую плоть, растирал пальцы и ступни, сжимал икра и бёдра, мял грудь и выворачивал соски, ласкал плечи и шею… Отчего Азалия вся извивалась, а там где проходила его рука, на коже подсвечивалась тёмная паутина вен, и одновременно толпа вокруг начинала блаженно стонать, глаза их темнели, а по коже разливались тёмные вены. В какой-то момент их стоны вошли в ритм стонам Азалии и обратились в хор, наполненный страстью, болью, рыданием и безумием. Азалия всё больше содрогалась от удовольствия, вся выгибалась и вскрикивала… И Артём ощутил, как сливаются в один поток чувства стыда от неприкрытости мыслей и тайного удовольствия от этой наготы. Но кроме того сущий ужас. Это расплавило мнимые границы личного, и каждый увидел порочные желания друг друга, весь страх и отчаяние. Отчего кровь их вскипела, кожа покрылась волдырями, яд разъедал внутренности, а руки и ноги гнили от неизвестных паразитов. Так люди почувствовали себя, когда с их лиц сорвали намертво приклеенные маски. Теперь всё худшее выползало из щелей, кричало о себе, благословлённое отчаянием. Азалию охватили тысячи конвульсий, она дрыгалась и вопила, пульсируя темнотой, и в один момент темнота разорвала её нутро, в момент, когда каждый взялся за нож и перерезал собственное горло. Всё залило чёрной кровью, и всё в ней утонуло. Артём, гости, вся мебель, стены, пол, потолок ничего не осталось, лишь Азалия, что сейчас предстала необъятной тьмой, и Ранзор, восседающий в бесконечной пустоте. Он водил рукой по пространству, и вдруг перед ним, там, где стоял стол, возникли пять образов, пять пылающих огней, сидящих за столом. Эти фигуры воззрились на Ранзора. - Брат? Ты жив?! - Почти хором воскликнули они, и вдруг, повыскакивав из-за стола, хотели было убежать, но вместо этого застыли, а Ранзор поднялся. - Здесь некуда бежать. Это моё пространство, моя стихия, и подчиняется она моим законам… Мы не виделись сколько, лет триста, полагаю? А такое чувство, что только вчера расстались. Ну и обыскался я вас, ребята… Соскучился, аж все слёзы выплакал… Гордыня, алчность, зависть, похоть, обжорство и лень! Я всегда смотрел на вас с обожанием и… даже некоторым уважением. - Усмехнулся он и выждал паузу. - Но не теперь. - Ранзор, брат, мы были глупы, пойми и прости нас, мы готовы к соглашению, давай же разделим этот мир по справедливости… - Соглашение? Но будь у вас возможность, вы разорвали бы меня… Всё-таки три столетия свободного наращивания собственной мощи должно во что-то вылиться, прямо дух захватывает, коленки дрожат! Это отлично послужит моему делу. Вы допустили лишь одну ошибку – спрятались в этом городишке, в этой дыре. Уж не знаю от кого, а вообще пофиг! Вы могли с лёгкостью раствориться в любом мегаполисе мира, и вас бы никто не обнаружил… Господя! От страха хватку потеряли? Хм... И Эта встреча здесь… С вашей стороны так глупо заявиться на Эту встречу, почему вы просто не почувствовали меня?! Такое странное совпадение, словно сама судьба благоволит мне, хотя это конечно совсем не так, просто кто-то слишком ленивый, отсюда и все клише нашей жизни. - Ты не понимаешь! Нам перекрывают кислород, нас гонят с места на место силы, которые нам не подвластны, мы здесь не по своей воле… Так объединимся же и одолеем врага! Ты прав, брат! - Подстроить это было бы не так-то просто, но мне удалось. Я-то знал, где вы находитесь и думал, что вы легко опознаете меня, получается, никто не оценит мои старания? Как я, активно не участвуя, собрал всех именитых, влиятельных шишек региона на одну встречу, а меня самого пригласили в последнюю очередь, вместо типа, который вдруг заболел?! Вот блин… - И ради чего всё это? Чего ты от нас хочешь? Извинений? Покаяния? - Оу, это совсем ни к чему, будет достаточно и ваших благодатей. - Ранзор вытянул руку, и окружающая тьма пронзила пять сердец, сжала эти комочки и вырвала. Образы тут же развеялись, а огненные комочки подплыли на ладонь к Ранзору и в один миг поглотили всю тьму. Зал вернулся в прежнее состояние. Но в сознании был лишь Ранзор, а перед ним витал тёмный дух. - Здравствуй, моё дитя, моя любовь и мой смысл! - Обратился к нему Ранзор. - Ты знаешь, что нужно делать, так приступай же! Дух испарился, будто его и не было. На столе вяло зашевелилась Азалия. Ранзор стал целовать её плечи, руки и лицо, помог подняться и одеться. Она вся дрожала и пошатывалась, пока ходила и оглядывала тела, усеянные чёрными венами. Была совсем слабой, какой может быть женщина в худшую минуту своей жизни. - Мои силы… что ты сделал… - Не беспокойся, всё это временные издержки. Ритуал отнял много энергии, но скоро всё окупится в стократ. - Сказал Ранзор, и Азалия слабо улыбнулась. - А пока, я хочу поручить тебе важное дело, и твоя энергетическая незаметность будет как раз кстати. Но если ты сейчас не в форме и неважно себя чувствуешь… - Нет! Всё в порядке. Я сделаю всё, что скажешь. - Вставила она. Ранзор улыбнулся и обнял Азалию. - Ты само Очарование! Дело, на которое я тебя отправлю, решит нашу проблему с куполом, что удерживает нас здесь в заточении… - Но? - Осталось лишь проникнуть в Аниму и обнаружить тайное место, скрывающее тех, кто имеет непосредственное отношение к энергии купола… - Ранзор оглянулся, когда заметил, что покрытые венами черноглазые тела поднялись и теперь стоят в безмолвном ожидании, и продолжил. - Эта энергия их великое наследие. Явись ты к ним в расцвете сил, они возненавидели бы тебя, но так у вас найдётся общая черта – угнетённость. Установи с ними контакт и, если получится, завербуй, так сказать, сплоти коммандос, ладно? - Приказал Ранзор. Азалия хмыкнула и своей шаткой походкой побрела к двери, оставляя Ранзора в окружении зомбарей. Он хорошенько пригляделся к ним. К чёрной гирлянде вен, украшавшей их тела, и выпученным глазкам. Затем вздохнул и щёлкнул пальцами. Все вены тут же спрятались под кожей, глазам вернулся человеческий вид, и только взгляд остался пустым. Станиславский воскликнул бы “Не верю!”, для неразборчивых сойдёт и макияж. Ранзор кивнул в сторону двери. - Ну, чего встали, шнеля, шнеля, арбайтен! - Воскликнул он, и толпа буднично разошлась, гонимая приказом, а Ранзор, пересев в кресло мэра, растянулся на крокодиловой коже в своё удовольствие.