- Как ей помочь?! - Воскликнул Макс.

- Слишком глубокие раны, а ведь лисица связана с этим миром. Умирает Эдем, умирает и дом.

Лисица в последний раз проскулила и полностью развеялась.

Макс вдруг бросил тревожный взгляд на Пандору.

- А что же будет с тобой?!

Пандора грустно улыбнулась и обняла Макса. Её одежды пахли теплой, сухой землёй, сосновым бором, лесом, чем-то исконно древним, словно сама природа.

- Иногда я забываю, какими добрыми и наивными бывают люди, особенно в столь юном возрасте. Ну что со мной может случиться? Я хранитель ядра и принадлежу только ему, а не какой-то отдельной версии земли. Я могу свободно перемещаться из одного мира в другой. Но пока останусь здесь. Попытаюсь спасти Эдем, он был так дорог Тэссе!

Макс и Пандора взглянули друг на друга.

- И ты был дорог ей, где-то в глубине души дорог и сейчас.

- Я всех только подвёл, испугался каждого из испытаний, может ли быть такая вера оправдана? Что если Тэсса ошиблась в избраннике?

- Так может не показаться, но я не ведаю всего, Максим. Всё, что я знаю, это мой опыт. И на его основе могу сказать, что безупречных не существует, а историю вершат люди, полные недостатков. На первый взгляд это психи и безумцы, но за всё время именно они сформировали всё самое прекрасное, интересное и невозможное. Если же это справедливо, может нет ничего удивительного в том, что самый храбрый поступок предназначено совершить трусу. Но это и не важно. Каким бы не был исход, я хочу, чтобы ты знал, там, в конце я встречу тебя...

Пандора взмахнула своей рукой, и портал открылся. Макс уже сделал шаг и замер, чтобы обернуться.

- Героев не осталось, верно? - Усмехнулся он с какой-то грустью. - А может их и не было? Быть может, все эти люди из эпических историй всегда чувствовали то же, что и я сейчас?

Макс провёл рукой по чёрному полотну портала, по ту сторону неизвестности.

- Всепоглощающий страх, но не столько за себя, сколько за любимых. Боязнь подвести их. Чувствовали ли её все те прославленные девы и мужи эту ответственность перед самой жизнью? И задавали ли себе тот же самый вопрос – кто, если не я? Непостижимо, я, который всю сознательную жизнь всегда прятался за братом, семьёй, друзьями, а теперь пришло время сделать выбор и взять ответственность за все мысли и поступки. Принять одно, возможно последнее, но верное решение.

Пандора вновь обняла Макса, прежде чем он шагнул в клубящееся дымом полотно, в эту бездну.

* * *

Чёрные эфемерные нити пронизывали всё, переплетаясь по всей территории Бугульмы. Они витали в воздухе, растекались по земле, внутри предметов и людей. Макс смотрел и морщился, как морщится человек при виде чего-то слишком омерзительного. Сквозь тьму паутинок было невозможно разглядеть суть вещей, они как бы обволакивали её туманом, подменяя человеческие черты и искажая ауру.

Макс вдруг схватился за грудь. Тёмные нити просачивались в брешь и сердце щемило. Пришлось снова фокусировать внутренний взор с дрожью и болезненным напряжением, здесь, во тьме, это стоило больших усилий. Паутинки хвори нарушали ментальные связи, не позволяя ране затянуться с прежней лёгкостью. От усилия всё в Максе стало звенеть и греметь, в слухе, зрении и прочих чувствах появились шумы. Макс упал на колени, теряясь в громкости и яркости окружающего его мира, пока впереди что-то надвигалось.

Это была толпа. Издалека они казались мужчинами с одинаковыми презрительными гримасами, направленными на уничижение себе подобных, и с приближением их взгляды становились всё более злыми. Макс видел нарастающую тревогу в паутине хвори вокруг, видел, как она распаляется, и тогда не осталось ничего другого, как вновь раскрыть брешь, впитать тьму и слиться с тенями. Когда хворь заполонила Макса, он, не чувствуя её агонии от разливаемых по телу вен, поднялся с колен.

Толпа оказалась совсем рядом, но это были уже не люди, лишь безликие силуэты внутри тёмного облака нитей, где один не отличим от другого. Очертания вовсе исчезли, туманом просочившись сквозь брешь и растворившись в воздухе. Это были уже не люди. Такие, становясь частью хвори, не имеют сил, чтобы тебя убить, но взывают к слабостям и страхам, чтобы ты погубил себя сам.

И когда Макс раскрыл свою брешь, впуская хворь и темнея от неё, он увидел нечто немыслимое, опыт тысячей жизней растекался по его жилам. Физическая и ментальная память прежних и нынешних поколений. Все грёзы, мечты, сновидения и всякого рода помыслы и деяния. И увиденное не могло не опечалить. То было чёрное выжженное поле, где не посеешь культуру, ибо она сгинет во мраке. Или же не всё так было однозначно. Словно редкие звёзды в ночном небе с их едва видимым сиянием, здесь угасали отблески нравственности и добра. Семена жизни.

Макс было потянулся к ним рукой, чтобы закопать в ямку, где можно будет их лелеять, и они взрастут в нечто прекрасное, дабы в ночном небе снова воссияло бесчисленное множество звёзд, и ночь предстала днём, как всё плохое стало хорошим. Но тьма, что обитает в каждом из нас, тут же их скрыла. На поле черни наступила ночь и вытеснила Макса из своих земель.

Он снова видел город целиком. Бугульма становилась гигантским скоплением пыли и тьмы. Но среди них не было Ранзора. Тогда Макс сосредоточился на своей бреши. Собрался, закрыл глаза и стал втягивать всё, что было под рукой. Всю тьму и хворь.

Должно же быть место, где находится Ранзор, Тэсса, Дамир и его родители, но где? Макс впитывал все паутинки тёмных нитей и темнел сам. Эта тьма разъедала брешь почище человеческих эмоций, наверно потому, что была их уродливым искажением и от того всё сознание понемногу трескалось.

Несколько минут спустя Макс совсем потемнел и уже не мог впитать ни одной капли, потяжелев настолько, что свалился на бок и только содрогался, глядя в одно и то же место на дороге.

Это содрогалась его душа, готовая разлететься на кусочки от дребезжания и переливов жизней, ауры которых Макс прихватил. И от каждого биения сердца вся духовная масса вновь сотрясалась, и душа начинала трещать. Боковым зрением Макс замечал, как искажаются все эти биополя и пси-пространства. Ментальные искривления.

- Не бережёшь ты себя, Максимка! - Прозвучал ехидный голос. - Но не беспокойся, я позабочусь о тебе!

Ментальные искривления усилились, и всё вокруг стало тёмно-серым и размытым. Но дело было не в Бугульме, а в самом Максе, что-то неладное творилось с ним.

Теперь вокруг была не городская площадь, а склон, усеянный ягодами на окраине леса за лыжной базой. Там, где начинался спуск перед видом на серые многоэтажные дома, стоял Ранзор и глядел на горизонт.

Макс же оказался где-то в середине этого поля. Чёрными каплями моросил дождь. Небо громыхало, а молнии вспыхивали так ярко, что всё тонуло в свету.

Правее, чуть ниже по склону, у одинокой яблони Дамир и Тэсса, расчерченные тёмными и фиолетовыми венами, удерживали маму и папу с поникшими головами.

Макс всё ещё ощущал тяжесть, когда Ранзор обернулся, вытянул руку и выстрелил чем-то, что кольнуло в самое сердце. Это был чёрный ментальный крючок, выросший из нитей. Он накрепко вонзился в брешь.

Ранзор намотал нити на руку, а затем потянул и стал дёргать. Макс не смог удержать крик. Он вопил и вздрагивал, словно крючок вонзился в каждый орган и вырывал с кровью и мясом. Ты не вырвешь из себя этот крючок, если твоя воля недостаточно сильна, ты поддашься.

Вот и Макс валялся в изнеможении, точно мешок набитый картошкой. Душа трескалась и вот-вот должна была порваться. Но крючок вырвался вместе с клочком души, а с ним вылилась и вся скопленная хворь, что Макс успел впитать. Она растекалась вокруг и тут же рассеивалась по земле и воздуху, траве и деревьям. Макс задышал легче и ощупал сердце.