Это только начало. Один крохотный, но важный шаг.

Кэйла едва дождалась вечера. Ее неудержимо тянуло в мир-сновидение, и дело было не только в грядущей встрече с Джеральдом. Сила белой колдуньи просыпалась в ней, и это чувство пьянило.

Пробуждение, правда, вышло не из приятных. Кости ломило, словно от жуткой простуды. Когда Кэйла резко поднялась, потемнело в глазах. Счастье, что с ней была сумка с колдовскими атрибутами. Она неуклюже приготовила свежее зелье исцеления, наверняка наделав целую кучу ошибок, однако от нескольких глотков и впрямь стало немного легче.

Джеральд долго наблюдал за ее мучениями и в конце концов не выдержал:

— Я же говорил, что фривольное обращение с магией крови чревато последствиями.

— Но мы же поймали азему!

Паладин неодобрительно покачал головой.

— Просто пообещай, что впредь будешь осторожнее.

Он искренне заботился о ней, и все же… Тот момент, когда Кэйла находилась в его объятиях, был особенным… Для нее — но не для него. Как бы она ни хотела, между ними ничего не изменилось, и это сбивало с толку. Во время путешествия Кэйла не раз ловила на себе его взгляд. А порой видела в нем что-то такое… нечто большее, чем обычная заинтересованность. Глубже, сильнее. Но что, если ей это только казалось? Ведь Джеральд не предпринимал никаких попыток сблизиться с ней.

Привал закончился, пора было отправляться в обратный путь до Венге. Джеральд помог Кэйле забраться на Сумрака, верного коня Денизе. Случайно скользнул рукой по обнаженному плечу, и кожа в этом месте запылала.

Сумрак и Леди бодрой рысью неслись вперед, и их бока почти соприкасались.

— Джеральд…

— Да? — Он чуть обернулся к ней.

— Я пытаюсь понять… Ты уже несколько лет находишься рядом со мной, сопровождаешь меня, куда бы я ни отправилась.

Джеральд чуть озадаченно нахмурился, явно не понимая, куда она клонит.

— Неужели ты не хотел бы пойти своей дорогой? Следовать своим собственным путем? — тщательно подбирая слова, спросила Кэйла.

— Ты хочешь, чтобы я оставил тебя?

Его голос был спокоен, но под слоем сдержанности она чувствовала обжигающий лед.

— Боже, нет, как ты мог такое подумать? — воскликнула Кэйла. — Я лишь хотела сказать… Ты посвятил всю свою жизнь тому, чтобы защищать меня. Но неужели ты никогда не мечтал об обычной жизни? Не хотел, чтобы тебя кто-то ждал дома?

— Моя судьба — бесконечная дорога, — глухо произнес Джеральд.

Взгляд его, подернутый задумчивой дымкой, был устремлен куда-то вдаль.

— Но…

— То, о чем ты говоришь — невозможно. Однажды я дал клятву — до конца своей жизни защищать дочерей Амерей. Я выбрал свой путь, когда стал паладином.

Кэйла удивленно вскинула брови.

— Выходит, все паладины обязаны защищать колдуний?

— Белых колдуний, — уточнил Джеральд. — Тех, по чьим венам течет сила Несущей Свет.

Значит, паладин — это не прозвище или вычурный титул. Паладин — это судьба, которую избрал боевой маг.

— И сколько лет ты уже сопровождаешь меня?

Он сначала нахмурился, но, вероятно, вспомнив об ее провалах в памяти, задумался.

— Шесть лет. Мне было четырнадцать, когда я присягнул тебе на верность.

— Четырнадцать? — ахнула Кэйла.

Джеральд как-то странно на нее взглянул.

— В этом возрасте, после долгих лет тренировок, паладины начинают следовать своему предназначению — служить белым колдуньям.

Кэйла покачала головой.

— Поэтому тебя называют Белым Паладином?

Джеральд усмехнулся. Странно, но эта усмешка его… взрослила. Кэйла вспоминала знакомых искателей реликтов его возраста, и поражалась, насколько Джеральд был на них не похож. Уравновешенный, уверенный в себе и всегда такой серьезный. Владеющий и магией, и мечом…

— Так нас называют. Паладин — это профессия, жизненный путь и выбор, а слова «Белый Паладин» заменяют нам имя. Имена, которыми нарекли нас наши матери, мы говорим только колдуньям, которых защищаем. Да и то не всегда.

— Но почему? — поразилась Кэйла.

Леди перешла на медленную рысцу. Джеральд взглянул на Кэйлу в упор, кивнул на кинжал в ее ножнах.

— А тебе бы пришло в голову дать имя своему клинку? Даже сделай ты это, стала сообщать бы его посторонним?

— Это несправедливо, — хрипло сказала Кэйла. — Ты — не оружие, не бездушный предмет.

— У меня есть душа, но я — твое орудие, — не согласился Джеральд. — Я — твой щит и твой меч. У паладинов не может быть своей собственной судьбы, она неразрывно связана с судьбой белой колдуньи, которой мы присягаем на верность.

— Значит, у тебя не может быть и семьи?

— Да. И семьи. — Помолчав, он сказал: — Странно… Тебя никогда прежде это не беспокоило.

Кэйла ответила почти правдиво, откликнувшись эхом на его давние слова:

— Наверное, я стала другой.

Какое-то время она молчала, покусывая губы, но сдержать порыв не смогла. Тихо окликнула:

— Джеральд?

— М-м-м?

— Для меня ты — нечто большее, чем просто орудие. Ты — мой защитник и… друг.

Кэйла не сразу решилась взглянуть Джеральду в глаза, но его молчание слишком тяготило. Решившись, увидела то странное, что не сразу смогла расшифровать. Изумление. Благодарность. И, кажется, грусть. Но отчего?

Остаток пути прошел в молчании. Джеральд был слишком погружен в себя, а Кэйла никак не могла придумать тему, способную его отвлечь. Наконец они добрались до Венге. Кэйла вздохнула с облегчением, оставшись в тишине и уютном одиночестве дома Денизе.

Рассказ Джеральда ее ужаснул. Однако если она верно поняла законы этого странного мира, паладину не запрещалось быть влюбленным в колдунью, которую он оберегал. Быть ей кем-то большим, чем просто защитником. Так отчего Джеральд вел себя так странно? Почему держался на расстоянии? Он будто провел между ними черту, и делал все возможное, чтобы ее не переступить — как бы этого ни хотелось.

Или все это она придумала сама?

Кэйлу вдруг озарило. Что, если причина отчуждения Джеральда крылась в прошлом Денизе? Она ведь понятия не имела, кем они были друг для друга — до того, как, благодаря магии черной жемчужины, ее душа завладела телом колдуньи.

Едва эта мысль пришла ей в голову, Кэйла поняла, что не успокоится, пока ее не проверит.

К уже знакомым ингредиентам — вынутой из ченче и мелко нарезанной росянки, сушеной солнечной травы, родниковой воде и рунному камню, — она добавила щепотку праха аземы, который забрала с собой из Светлицы. В тот миг, когда белое пламя превратило останки в прах, в ее памяти всплыли строки из дневника Денизе:

«Прах любого духа — невероятно мощное магическое средство. Темные колдуны используют его для совершения обрядов, белые же используют для зелий в качестве ингредиента, обладающего поистине уникальными свойствами.

Пока тебе лучше следовать моим заметкам, но, рано или поздно, настанет час, когда твои познания в колдовстве станут достаточными для того, чтобы ты смогла экспериментировать с составами зелий, создавая свои собственные».

Кэйла не была уверена в том, что время пришло, но и ждать не желала. Она хотела заглянуть в воспоминания Денизе, хотела понять (если это вообще возможно), кем был для нее Джеральд… До того, как Кэйла заняла ее место.

И вновь этот хорошо знакомый зуд — жажда узнать нечто новое, сокрытое.

Наконец зелье было готово. Прах аземы придал ему голубоватое свечение и аромат воздуха после грозы. Кэйла взяла в руки флакон и решительно поднесла к губам. Она осознавала, какой это риск — ей, не обладающей целительской способностью, пробовать новое неизвестное зелье. Однако желание разобраться во всем перевешивало. В конце концов, слияние сразу двух видов звериной крови со своей она пережила. А значит, и с последствиями собственноручно приготовленного зелья уж как-нибудь справится.

Терпкая, отдающая травами жидкость потекла по горлу. Кэйла не стала дожидаться, пока эликсир остынет, и пила его горячим, но прах неупокоенного, как называла духов Денизе, отозвался в желудке могильным холодом. В ту же секунду ее скрутили жестокие спазмы. Застонав, Кэйла осела на пол.