А вот голос у него был сильный. Глубокий, как бездна.

И он сказал:

– Обернись!

Приказ был настолько суров и однозначен, что Филлипс даже начал оборачиваться, но взял себя в руки и остановил движение, не закончив. Усмехнулся недобро и проговорил:

– Ставка?

– Обернись! – этот голос принадлежал уже одноглазому с бригантины. Прокатился по волнам и пошел гулять эхом, отталкиваясь от бортов.

– Обернись, обернись, – пробормотали хором жрецы.

– Обернись, обернись, обернись… – зашептало, зазвучало вокруг, и Филлипс не выдержал.

Дернул щекой, еще крепче вцепился в рукоять пистолета. И обернулся.

Как раз вовремя.

Чтобы увидеть скалящегося во все зубы Морено, который сидел на одном из деревянных щупалец каракатицы и держал в руках большой рог из пожелтевшей старой кости. Явно древний, с оковкой из темного металла и толстой цепью, идущей от витого узкого конца к широкой горловине.

– Потерял чего, жаба сухопутная? – громко спросил Морено, перекинув рог из руки в руку.

Филлипс замер словно громом пораженный: стоял, открывая и закрывая рот, как тунец, вытащенный на берег, потом предсказуемо потянул пистолет из ольстр.

Гарнизонный капитан схватился за палаш.

Дороти уже рассчитала – от “Свободы” прыжком на борт “Холодного сердца” и оттуда (если, конечно, призрачные доски выдержат ее вес и она не провалится) на шлюпку. Но прыгать не пришлось. Все решили без нее.

Капитан “Лилии” повторил:

– Обернись, смертный! – огни его глаз теперь горели ярко и ровно, как две лампады.

От корабля к кораблю пошло гулять эхо последних букв, и слова слились в монотонное гудение. “…нннннныыыый” плыло над водой огромным ульем, а затем смолкло разом.

Филлипс наклонил упрямо голову, выпятил челюсть и, смерив Морено презрительным взглядом, обернулся.

Капитан “Лилии” нарочито медленно, напоказ хлопнул в ладоши, как будто сигнал давая. По галеону прошла легкая дрожь, лепестки на носовой фигуре зашевелились, заклацали, защелкали, как гигантские злобные сверчки.

Филлипс почуял неладное, заозирался, все-таки вытянул пистолет, но поздно.

Да тут и пушка бы не спасла.

Волны вокруг шлюпки вскипели, потом с огромным фонтаном брызг из воды вырвалось громадное алое щупальце, с бледно-желтыми жадно пульсирующими присосками, и ударило по носу лодки, подкидывая ее высоко вверх.

Однако в воздух взлетели лишь обломки досок, нижняя часть гарнизонного капитана, весло, бочонок и, кажется, рука Филлипса с пистолетом. Остальное исчезло в громадной, усеянной зубами пасти, которая втянула в себя водоворотом все, что было на поверхности, и скрылась, чтобы появиться через секунду и дожрать упавшие на воду останки. Потом алое щупальце наподдало по бочонку, разбив его в щепки, и кракен исчез в пучине.

Дороти, которой сверху была видна почти вся огромная алая тварь, точнее, три ее гигантских щупальца, пасть и левый глаз, в первый раз в жизни поняла, что есть то, с чем она может и не справиться.

Но несомненно попробует.

Бертон, с перекошенным от ужаса лицом, метнулась с носа в сторону трюмов, на ходу доставая большие ключи – значит, из экипажа и гарнизона все-таки кто-то выжил. Похоже, что их заперли: переговорам с мертвыми живые свидетели мешали.

Во всяком случае, Дороти очень на это рассчитывала – одной пиратской командой с призраками точно было не сладить. Только вот еще вопрос: на чьей стороне будут те, кого привезла на себе “Каракатица”? Одного капитана они уже лишились, отправив его на костер, второго сожрал спрут.

Прятаться дальше смысла не было, и Дороти не скрываясь подошла к борту.

Палуба “Холодного сердца” по-прежнему пустовала, словно Дорана Кейси и его команду единственных не интересовал Рог Хозяина Океана. Да и была ли у него команда?

Дороти хотелось бы тешить себя заблуждениями, но сейчас они были непозволительной роскошью – слишком многое стояло на кону. Бывший наследник клана влиятельных судовладельцев Доран Кейси, а теперь Призрак Нэро владел Рогом и топил корабли не хуже прочих мертвецов, и “Холодное сердце” шло за “Каракатицей” явно не из добрых намерений.

Ему тоже был нужен Рог.

И Доран, когда-то продавший душу за свою чахоточную подругу детства, по сути своей ничем не отличался от мертвого ашашина с бригантины.

Только вот ради Дорана Дороти готова была рискнуть собственной жизнью.

Море вокруг стало темнее, а солнце, наоборот, налилось багровым и нависло над горизонтом как недоброе око. Похоже, что справиться с задачей до заката они явно не успевали, а сражаться с призраками в темноте было куда сложнее, чем при свете. Особенно если помнить о том, что снизу дежурит послушный “Лилии” кракен.

Но выбора не оставалось.

Мертвые перенесли свое тяжелое пристальное внимание на Черного Пса, который как ни в чем не бывало продолжал сидеть на деревянном щупальце и насвистывать “Портовую Джейн”, словно ему море по колено. Призраки загудели, заговорили, загомонили разом, обещая несметные богатства. Молчание хранили лишь двое – “Лилия” и “Холодное сердце”.

– Не годится, – с наигранной досадой Морено развел руками, едва не выронив Рог, и прицокнул языком – четко и издевательски, чем обрезал бормотание словно ножом. – Куда мне ваши карьеры с изумрудами, когда у меня ни роду, ни титула? Шваль я портовая, безродная, как есть. Рудники у меня отнимут, бумаги объявят поддельными, а самого вздернут в назидание на рыночной площади. А если еще артефактами священными божественными размахивать начну – так и вовсе на костер отправят, как колдуна. Это для благородных хорошо, а как по мне – сплошной убыток. Про золото я понял. Еще что есть?

Мертвые промолчали, только на самой границе слуха продолжали перешептываться – но уже между собой. Отдельных слов было не разобрать.

– Есть.

Капитан “Лилии” снова хлопнул рукой по борту, но Морено даже ухом не повел, хотя знал, что за этим последует – кракен, послушный зову, медленно поднялся из глубин рядом с “Каракатицей”, показываясь во всей своей красе – огромный, лаково-красный и блестящий сверху и блекло-желтый с изнанки, рыхлой, точно тюлений жир. Толстые жгуты щупалец, каждое из которых было как три мачты в обхвате, расправились по поверхности волн в обманчивой расслабленности, заколыхались лениво.

– Хороша зверушка, – снова оскалился Черный Пес.

Дороти шкурой почувствовала его недоброе веселье и желание поглумиться, но Морено сумел себя сдержать – похоже, что капитана “Лилии” вывести из себя было легче легкого и рисковать не стоило: гигантский послушный мертвой воле спрут – не ручной гепард, а зверь поопаснее.

– Но жрет, наверное, прорву, а мы джентльмены удачи – когда сытые, а когда и на голодное брюхо спать укладываемся. Этот парень с голодухи и меня, и команду схарчит.

Рука в перчатке снова стукнула по перилам, и кракен медленно погрузился в пучину, оставляя на поверхности огромный водоворот, от которого “Каракатицу” зашатало, а Морено чуть не слетел со своего насеста.

– В общем, это все славно, – подытожил результаты торга Морено, – но меня не устраивает. Поэтому я предлагаю…

Черный Пес взял нарочитую паузу. Вокруг все замерло, даже мерный мертвый шепот затих.

– …пусть Рог достанется сильнейшему. Мы тут в сторонке подождем, пока останется только один, самый сильный парень.

Даже у Дороти от такой наглости удивленно открылся рот, а призраки так и вовсе закаменели, даже шептаться перестали.

На один крохотный миг показалось, что у Морено получится стравить дьявольских слуг между собой, но, видимо, сказки мертвые помнили даже за гробовой доской. И чем они заканчивались, тоже не забыли. Одно дело, когда “Холодное сердце” и “Лилия” под прикрытием бури пытались облапошить друг друга, утянув Рог, и совсем другое – разборки при всех. Видимо, призрачный кодекс такого не позволял, а может, тот самый Хозяин, которому тащили всю добычу, не одобрял свары между своими миньонами.