– Мы не сражаемся друг с другом, смертный. Мы пьем живых, чтобы быть. Своим мертвым братьям мы не нужны, – одноглазый с бригантины сел на край борта и свесил вниз ногу, от которой расходились темные ручейки тумана. – Тот, кого сожрал кракен, объявил торг, и никто не покинет Моря Мертвецов, пока сделка не свершится. Таково слово. Назначай цену, смертный! В наших силах даровать любые сокровища, даже те, о которых на суше никогда не слышали. Хочешь, мы поднимем для тебя утонувший континент, чьи дворцы не видели солнечного света уже три тысячи лет? Или откроем тайный путь в Закрытое Царство, куда нет дороги живым? Решай, смертный.
Где-то вдалеке, точно подтверждая слова одноглазого, ударил призрачный колокол, а капитан “Лилии” отдал честь в знак согласия.
– Назови свою цену, смертный, – продолжил одноглазый. На его плечо медленно взобрался объеденный рыбами кошачий костяк, с ошметками рыжей шерсти на ребрах. Одноглазый погладил его по хребту и продолжил: – Тот из нас, кто ее заплатит – заберет Рог Хозяина Океана, а твой корабль сможет уйти. Остальное – не твоя печаль.
– Ну, мне пока еще не всех девок в борделе показали.
Морено явно тянул время, хотя смысла в этом было немного. Рог нужно было отдавать и выторговывать себе условия отхода.
Но капитан бригантины четко сказал “твой корабль”. Мертвые не лгут, хотя хитрят и не договаривают. Тут таилась ловушка – потому что кораблей у них было два, а значит, придется выбирать, каким из них пожертвовать – “Каракатицей” или “Свободой”.
И если Черный Пес легко согласится на второе, то Дороти будет против.
Морено это понимал, как и осознавал – безумие переть одним кораблем против восьми призраков и кракена. И про “твой корабль” тоже слышал.
Но тянуть время бесконечно не получалось – призраки теряли терпение.
– Назови свою цену! – грянуло со всех кораблей разом, налетевший порыв ветра поднял волну, плеснувшую в борт и обдавшую сапоги Морено брызгами.
– Спокойнее. Я сказал, что хочу услышать все предложения. А вот тот скромник пока молчит, – Черный Пес прицельно указал пальцем на борт “Холодного сердца”. – Или ему нечего предложить за цацку? Чего тогда приперся?
Теперь все взгляды скрестились на корабле Дорана, который по-прежнему был пуст и безмолвен.
– Призрак молчит, – прогудело с имперской триремы. – Призрак не хочет быть…
– Призрак наелся душ досыта, – тонко проблеяли с жреческого судна, и призраки, точно свора торговок перед сборщиком налогов, принялись наперебой выкрикивать прегрешения своего собрата.
Морено, кажется, только того и было нужно, Дороти увидел, как тот напряг ноги, приготовившись прыгать. Но Черному Псу с его насеста не было видно то, что видела Дороти.
Да, призраки отвлеклись на свару, но темная гигантская тень, незаметная с того места, где сидел Черный Пес, затаилась как раз под днищем “Каракатицы”.
И уж попытку сбежать вместе с Рогом кракен точно не допустит.
Дороти махнула, привлекая внимание Морено, и указала тому на “Холодное сердце”.
Если Доран решил соблюдать нейтралитет – пусть его. Вместо восьми призраков они будут сражаться с семью – потому что Морено не бросит “Каракатицу” и свою команду на “Свободе”, а у Дороти не хватит совести оставить беззащитную перед мертвецами команду Филлипса. Вернее, уже свою команду.
Дороти оттолкнулась и прыгнула без разбега, уцепилась за ванты, удержала равновесие и спустилась вниз.
Борт корабля Дорана и впрямь оказался ледяным на ощупь, словно дерево промерзло до сердцевины: Дороти случайно коснулась латунной петли и с трудом оторвала от нее мигом прилипшую руку.
Холодный прием от “Холодного сердца”.
Дороти миновала мачты, обошла сваленный на палубе мусор, кучу бурых, мерзко шевелящихся водорослей, и остановилась, прикрытая от призраков палубной надстройкой, так, чтобы Морено видел ее.
Черный Пес выждал, пока очередной призрак выкрикнет свои обвинения, и равнодушно пожал плечами:
– Раз этому парню дудка не нужна, пусть она ему и достанется, – и пока все осмысливали услышанное, легко оттолкнулся от носовой фигуры и, перед тем как рухнуть в воду, с силой запустил реликвию прямо в сторону Дороти.
Кракен сразу отлепился от днища “Каракатицы”, сильно ее качнув, и скользнул к “Холодному сердцу” следом за Рогом.
Дороти, ожидавшая нечто подобное, ухватилась за ледяной канат и перегнулась вниз, через борт, в попытке поймать бешено крутящийся в воздухе Рог, но ее опередили – черная рука, возникшая прямо из заиндевевших досок, сомкнулась в стальной хватке, поймав Рог за основание.
А после, как в дурном кошмарном сне, из корабля, словно из мягкой болотной грязи, медленно вышел Доран Кейси.
За ним, как и за капитаном бригантины, тоже тянулись нити – только не туманными языками, а тонкими, блестящими от мороза паутинками – тысячи, сотни тысяч нитей, неразрывно связывающих капитана и его мертвый корабль.
– Мой, – тяжело уронил Доран и прошел мимо Дороти, словно той и не было на борту.
Выраставшая из досок палубы паутинная сеть ласково льнула к его стопам и неохотно обрывалась, когда он переставлял ноги.
Старый друг все-таки явился, но совсем не так, как воображала себе Дороти.
И чем дольше Дороти смотрела, тем меньше в ней оставалось уверенности в том, что они с Морено поставили на правильную лошадь. Похоже, их фаворит перед скачками сломал все ноги.
Но почему? Когда Доран швырял в Черного Пса столом, он выглядел почти живым, а сейчас стал тенью тени! Меньше тени!
Здесь, на открытой всем ветрам палубе, в последних багровых лучах заходящего солнца, стало понятно – друг детства от остальных мертвецов мало чем отличается.
Смерть оставила на Доране Кейси свой отпечаток. Может, померещилось, и он всегда был таким – и в их первую встречу тоже, а как следует разглядеть его помешала полутьма каюты? Но Морено же общался с ним! И даже пил, и уж точно не описывал его так.
Может, дело в том, что Филлипс тащил за собой призраков уже давно: они следовали за Рогом и не успевали добывать для себя то, что их питало? Не успевали пить души и слабели?
Сейчас Доран на живого не походил, даже в темноте не спутаешь.
С мокрых волос, свисающих на белое до голубизны лицо, бесконечной чередой капала вода. Щеки ввалились, а под мутными глазами расплылись черные тени. Живая рука – синяя, с четко проступающими сухожилиями – крепко сжимала эфес тяжелого абордажного палаша, такого громадного, что из всей команды поднять его смог бы только Саммерс, да и то с натугой.
Пальцы второй руки – черные, словно побывавшие в пекле, были крепко сжаты и удерживали Рог.
Доран, пошатываясь, тяжело прошел к носу корабля, встал там, широко расставив ноги, а потом поднял Рог вверх, словно доказательство своего права, и повторил:
– Мой!
– Везуууучий смертник, – прошептал кто-то из призрачных кораблей.
Одноглазый разочарованно повернулся спиной, кошачий скелет визгливо мявкнул и спрыгнул с его плеча, а безголовый капитан “Лилии” лениво махнул в сторону “Каракатицы”.
– Условие соблюдено. Смертный и его корабль уходят. Остальные – твои, Призрак, – капитан “Лилии” указал пальцем на “Свободу”. – Возьми свое. Поторопись… Хозяин ждет, мы давно не кормили его, он будет разгневан.
Доран сжал Рог еще крепче и таким же мутным взглядом смерил сначала “Каракатицу”, потом “Свободу”. Не узнавая кораблей. Словно сомнамбула. Потом посмотрел на Рог в своей черной руке и медленно начал поднимать его к губам.
Дороти поняла, что настал тот самый миг, когда его купленная за чужую душу сила будет решать все, шагнула вперед, перехватывая черное запястье. По собственной руке точно рубанули топором – удерживать мертвеца оказалось не только тяжело, но и больно.
На плечи как гранитную плиту положили, а легкие обожгло огнем. Дышать, жить, наверх!
Дороти поняла, что чувствует сейчас: смерть – ту самую, которая пришла к ее Дорану посреди Гряды Сирен. Пришла, но так и не смогла забрать его с собой.
