На исправление положения ушло около полуминуты, столько же понадобилось, чтобы сложить предательски поймавший ненужный ветер парус. За это время “Изабелла” успела набрать потерянную скорость.

Их рулевой был весьма опытный малый, и сейчас это доказывал: не теряя в скорости, начал смещаться с прямой линии, на которой была “Свобода”.

Наверняка хотел догнать, поравняться и дать полный залп с правого борта.

Пушкарям на носу такой маневр явно портил позицию, но, похоже, после последнего выстрела “малышки” фон Берга часть гарнизона так на ноги и не встала. Дороти приказала матросам снять рубашки, распорола на части ножом, и они, используя куски отличного алантийского льна, как кухарка прихватки, в очередной раз передвинули горячее орудие обратно на лафет.

В спине заныло, низ живота прострелило болью, но пушка медленно вернулась на законное место.

Дороти выдохнула, скомандовала:

– Еще на два пальца!

Но тут подоспела непрошенная помощь: горячий металл обхватили еще две руки, обмотанные черными тряпками, и с легкостью помогли переместить орудие.

– Решил все же принять участие в веселье? – не оборачиваясь, бросила Дороти.

– Не мог пропустить твои мучения, моя прекрасная леди. Ну и мучения иверцев заодно. Это, так сказать, двойное удовольствие. А я жадный.

Голос у Морено был хриплый, надтреснутый, словно его мучила жажда, но оглядываться Дороти не захотелось. Не хотелось и читать нотации пропадавшему неизвестно где пиратскому капитану, хотя от начала погони за “Свободой” прошло уже три четверти часа точно.

Не ее это дело.

И человек – не ее. Все чужое. Кроме “Свободы” и чести.

Морено снова пришел на помощь – отогнул крепеж и помог заложить особо тяжелый заряд в жерло.

Дороти запалила фитиль. Сделала пару шагов назад и почти наткнулась спиной на Черного Пса, который то ли передумал отходить от пушки, готовой уже выстрелить, то ли решил помешать сделать это Дороти.

Морено словно впал в глубокую задумчивость, смотрел не на нее, и даже не на “Изабеллу”, а куда-то мимо, внутрь себя. Серый от усталости, с темными кругами под глазами, голый по пояс и уже измазанный смесью сажи и масла для фитилей.

– Нам лучше… – начала Дороти, пытаясь обогнуть Морено по дуге и одновременно прихватывая его за болтающийся ремень перевязи.

Черный Пес отмер, медленно развернулся, но прикрыть уши или отойти не успел – пушка дала залп. Если бы речь шла об обычном ядре, Дороти бы посчитала выстрел неудачным.

С поправкой на маневр снаряд ударил “Изабелле” выше ватерлинии – слишком низко, чтобы задеть орудийную палубу, но для того, чтобы волны заливали в трюм больше воды – в самый раз.

Снаряд Астина легко пробил обитые защитой доски, скрылся где-то в недрах корабля, а потом откликнулся эхом взрыва. Видимо, пробоина будет не одна. Что ж, она даст “Свободе” лишних пять или десять минут жизни – часть солдат “Изабеллы” будут вынуждены откачивать воду, а значит, стрелять не смогут.

Но дело все равно было табак: их почти догнали, и теперь между кораблями оставалось не больше двух корпусов.

Фиши с Хиггинсом, отслеживая движение “Изабеллы”, порушили планы иверца и заложили такой галс, что “Свобода” чуть не легла на воду боком, но, поднимая буруны, развернулась к противнику сначала носом, а потом правым бортом – согласно приказу Дороти.

– Морено! – рявкнула она Псу, который все еще был точно контуженный. – Надо перекинуть пушку с кормы на борт. Мы успеем сделать еще один выстрел.

Морено встряхнулся, откинул волосы со лба, растер виски, точно его головная боль изводила, осклабился и ответил:

– Ну, гальюна ты их уже лишила. Думаешь, сможешь заставить их озвереть еще больше?

– Сроду не слышала, чтобы иверские петухи знали, что такое гальюн, – парировала Дороти, вновь заматывая руки остатками рубашки и подхватывая пушку за более широкую часть. – Хочу напоследок уронить им на головы мачту, а то людей у них много и все при деле. Меня мучает зависть.

– Сейчас утешим. Взялись!

Пушку перенесли быстро.

Фиши проорал что-то с мостика – матросы, которые помогали с парусами, живо спускались вниз по веревочным лестницам и исчезали в лазе, ведущем на орудийную палубу.

Морено запихнул внутрь дула очередной снаряд, а Дороти уже начала засыпать порох, когда “Изабелла”, наконец, не выдержала и ответила. Вполголоса. Только картечными верхними пушками, но впечатление произвела.

Результат был бы лучше, выжди иверцы минуту и встань как положено, по всем правилам военного искусства, но, видимо, капитан там терпением не отличался.

Один из зарядов картечи просвистел у Дороти над головой, второй выкрошил борт.

– Огрызаются, собаки! – прошипел Морено, выдергивая впившуюся в предплечье щепку и вытирая выступившую кровь тряпкой.

– Это мы огрызаемся, а они – рвут, – Дороти поднесла огонь к запалу и, стараясь не высовываться из-за борта, отползла подальше, чтобы слетевшей с импровизированной стойки пушкой не ударило по ногам.

Морено, согнувшись, скользнул за ней, и они оба скорчились за канатной бухтой.

Пушка Астина на сей раз думала долго – “Изабелла” успела дать второй картечный залп. Внизу кто-то проорал ругательства – видимо, пробило корпус в районе пушек “Свободы”.

– Этот кусок дерьма собирается стрелять, или мы…

– Пока ты не пришел, она стреляла без капризов.

– У твоего дружка вечно все с прибабахом, даже…

Пушка договорить Черному Псу не дала – грохнула во всю мощь.

Черная Ма была на их стороне.

Снести “Изабелле” мачту не удалось, зато получилось в труху размолотить половину мостика. И убить рулевого. Жив ли капитан иверцев, пока было неясно, но судя по тому, что паники на борту не наблюдалось, жив, и его офицеры быстро навели порядок. Корабль иверцев стал медленно разворачиваться, подставляя под пушки “Свободы” беззащитную корму.

Те не подвели. Залп был жиденький, куцый, но два взрывных ядра вошли в бок судна в районе его орудийной палубы, с краю, а еще одна пушка снесла парус на мачте.

Момент упускать не стоило, и Дороти подбежала к пушке. Напрягая все силы, дернула ее на себя, уже чувствуя, что вот-вот надорвется, бросила, хотела крикнуть Морено, чтобы тот подстраховал снизу, но не успела – к ней внезапно прижались сзади, ругнулись в ухо таким оборотом, что, будь тут жрецы, отмаливать бы пришлось месяц, а потом в спину втиснулись еще крепче, словно вплавиться пытались.

И пушка внезапно стала легче пуха.

Пушка встала легко, жестко и очень правильно – так под прицел попадала нетронутая часть мостика продолжавшей бесконтрольно кружиться “Изабеллы”.

Дороти отпустила ставший невесомым горячий металл, выждала секунду, не понимая, почему Морено не отходит, и отодвинулась сама. С усилием. Сразу резко заныла спина и затошнило.

– Дороти.

– Морено, – отозвалась она и наклонилась за огнем. – Я уже один раз сказала, что милостыню принимать не приучена, и навряд ли уже научусь. Если бы возврат камня… способностей имел бы сейчас смысл и спас “Свободу” и команду, я, будь уверен, поставила бы тебя в известность. Моя гордость и обманутые ожидания не стоят человеческих жизней. Но все будет не так, как ты себе представляешь. – Дороти зажгла факел. – Ты привык палить в купцов – два залпа, и торговцы готовы сами сходни класть, а с линейным кораблем в баталии дела не имел. Руль они возьмут под контроль уже сейчас. Выровняются. А потом, как на учениях, расстреляют нас в упор. Просто потому, что от геройства математика не меняется. Если Черная Ма за попытку обмануть клятву решила наказать тебя иверским фрегатом – то достанется всем. Потому что даже эта “малышка” от сэра Августина не перевесит восемьдесят пушек и как минимум сотню ружей при абордаже.

Морено упрямо набычился и, видимо, хотел возразить, но тут сбоку возник Хиггинс.