– Ждать еще час. Разбудишь? – спросила она и еще успела услышать, как Морено хмыкнул, осторожно забирая у нее мех, пристроил ее у себя на плече, а после навалившаяся точно медведь душная дрема погребла под собой.

И опять снилась Черная Ма, которая смотрела на нее сквозь волны и почему-то укоризненно качала головой.

Очнулась Дороти от ломоты в запястьях и острого чувства, что все это когда-то уже было.

Бок холодил камень, безжалостно вывернутые за спиной руки ныли в суставах, а по щеке полз кто-то с шестью ногами и отсутствием самосохранения.

Дороти моргнула ошалело, рывком приподнялась с земли и, опираясь на связанные локти, смогла усесться, используя валун как подпорку.

Судя по положению луны на небе, Дороти проспала или провалялась без сознания пару часов. На языке горчило. Сильно. Похоже, ее опоили бурой ягодой, которую шаманы жевали во время дикарских ритуалов, чтобы стать поближе к своим богам. Вырезанная в известняке у самой воды надпись светилась бледно-голубым неприятным светом. Видимо, обряд уже начался. Руны с каждой секундой все больше набирали яркости, словно питались от невидимого источника.

Позади зашуршало, кто-то, легко ступая, спустился со склона к воде.

– Уже проснулась? Жаль. Я надеялся, что ты проспишь до рассвета и пропустишь представление. Веселье обещает быть еще то. Куда там пьяным портовым танцам…

Морено.

Дороти рванулась из пут, но тщетно – связали ее со всей старательностью, и даже с перебором, а нечеловеческую силу она зачем-то променяла на жизнь того самого подлеца, который так ловко накрутил на ее запястьях узлы.

И это после того, что было сегодня. Там, под водопадом.

Дороти ощутила, как накатывает бешенство, и снова рванулась, но это лишь привело к тому, что она завалилась вбок и уткнулась лицом в склизкие от озерного ила камни. Она вывернула шею и, вновь напрягшись, попыталась подняться, но во второй раз не вышло, после всех трепыханий большее, чего удалось добиться, – это перевернуться на спину.

Морено с интересом наблюдал, как Дороти возится. Как ребенок, перевернувший жука на спину и ждущий, пока тот исправит свое положение, чтобы снова его перевернуть.

Опоил, скрутил, предал… Только что не обесчестил. Хотя она же сама, по доброй воле к нему полезла. Позволила… Еще думала, что наконец-то получила толику нежности. Стыд за все произошедшее жег изнутри не хуже составов в колбах фон Берга, которые одной каплей проедали дыру в железном листе. Казалось, эта смесь, которая кипит сейчас в крови, рванет.

– Ты клялся Черной Ма, – задыхаясь от бешенства, прошептала Дороти. – Ты клялся…

– Мои слова при мне, – отрешенно проговорил Морено, приводя в порядок пистолеты и проверяя, легко ли вынимается палаш из ножен. – Я от них не отказываюсь. Пират сказал – пират сделал. Ты будешь здесь в полной безопасности и не пострадаешь. Согласно договору с Черной Ма.

Он закончил приготовления и, присев рядом с Дороти на корточки, продолжил:

– Но составчик нашей эспидиции, или как там твой дружок по-умному говорил, надо подправить. Всю жизнь я жил по правилу: хочешь сделать хорошо – делай своими руками. Никогда не подводило.

Морено белозубо оскалился, и Дороти поняла, что тот намекает на сегодняшний вечер, и глаза вновь закрыло пеленой ярости, сквозь которую донесся какой-то шум и стук катящихся с насыпи мелких камешков. Это сверху спускалась абордажная команда.

– Так что сейчас я и мои ребята немножко пощиплем этот древний призрак за брюхо, выковыряем из него камешек, а ты, как примерная девочка, подождешь нас здесь. Целая и невредимая. И ни один волос с твоей головы не упадет. Потому что биться с призраком – дело опасное, и никто из нас не хочет, чтобы наша любимая мэм пострадала. Все ради безопасности. А потом мы снимем веревки и вернемся на борт “Свободы”, и ты попробуешь выгрызть мне сердце. Если сумеешь, – снова ухмыльнулся Морено. – Джок!

– Здесь, кэптен.

– Вставай там, промеж валунов. Молот взял? – Слева из темноты показался Саммерс, который нес на плече огромный кузнечный молот, каким правят железо, чтобы придать ему первые очертания. – Слова выучил, святой отец? Каракули не потерял? Прочитать сможешь?

Саммерс, не глядя на Дороти, сгрузил свою ношу у кромки воды, достал спрятанный за пазухой сложенный вчетверо кусок пергамента – тот самый, который так долго заучивал Морено.

– Смогу.

– Ученье – свет. Видишь, Дороти, меня есть кому заменить. Впрочем, как и тебя. Так что не шалите тут, пока я прошвырнусь до призрачного борта. Джок, если видишь, что все тухло – не вздумай разбивать плиту. Мы выкрутимся.

– Тогда зачем молот? – прогудел боцман. – Если плиту нельзя разбивать?

– Можно. И нужно. Но только если мы не выкрутимся и призраки нашинкуют нас крабам на ужин. Ты разобьешь эту плиту и прочитаешь эти закорючки, только если увидишь, что я мертв. Вот этими глазами увидишь. Ясно тебе?

– Так точно, кэптен.

– Береги Дороти, это самый ценный предмет на нашем острове.

– Морено! – процедил Дороти.

– Прекрасная моя, я до печенок тронут заботой в твоем взгляде, но мне пора. Дельце предстоит трудное, да и Джоку рыть в здешних камнях могилы для меня и парней никакой охоты. Пожелай мне удачи!

На другой оконечности озера один за другим загорались синие огни рун.

С севера, от скал, где планировал быть сэр Августин, в воду сорвалась белая молния. Вспышка была короткой и заставила застыть в ожидании грома, которого так и не последовало. Вторая вспышка – и второй удар в водную гладь. Озеро ответило шипением, и где-то в глубоко внизу, под толщей земли, фыркнул потревоженный спящий вулкан.

Третья вспышка, и тут же грянул гром – да такой, что Дороти вжало в валун, а от невозможности зажать уши руками заныла шея и все зубы разом. Раскат все длился и длился, подхватывая собственное эхо, набираясь от него сил и снова затихая. И когда Дороти уже казалось, что уши ее не выдержат и перепонки лопнут, оборвался резко, точно кто-то ножом его отрезал.

Молнии начали бить почти без перерыва, и стало возможно разглядеть самого фон Берга. Тот стоял как памятник королю древности, держа в руках какую-то пику, или копье, на которой все молнии и зарождались, но не гасли, а продолжали змеиться по поверхности озера, постепенно скапливаясь в его центре.

Абордажная команда столкнула на искрящуюся воду тяжелую лодку, и десять человек – восемь с “Каракатицы” и двое дюжих рабов фон Берга – запрыгнули в нее, совсем не опасаясь голубых молний.

Рядом Саммерс приложил к глазам подзорную трубу.

Ее, Дороти, трубу.

Снова раздался раскат грома, и лодка под мощными гребками заскользила к центру озера, а Дороти осталась здесь. Связанная. Беспомощная. И злая, как демон.

Разочарование от предательства было острым и горьким, как полынь. Кристально ясно, что Морено решил добыть Сердце Океана себе. Вовсе не для того, чтобы вернуть Дороти ее силу, а чтобы получить обратно то, что отдал сиренам сам. И никакие клятвы Черной Ма тут не помогут – Черная Ма просто не успеет. Древние морские боги могущественны, но медлительны, а до Моря Мертвецов рукой подать, и они успеют перехватить “Каракатицу” на самой его границе. Да и прав Пес – вреда Дороти никто не причинял.

Воспользовался доверием, заморочил, опоил, связал, и если у него выгорит добыть сердце призрачного корабля, то не видать Дороти ни восстановления в правах, ни прежней силы.

Дьявол!

Да с чего Дороти вообще решила, что Черного Пса волнует хоть что-то кроме его собственных интересов? С того, что тот попытался влезть к ней в душу? Ей ничего не обещали, не говорили, а лишь составили компанию для приятного времяпрепровождения.

Как с веселой вдовой, которых у него по мешку в каждом порту!

Саммерс, не отрываясь от подзорной трубы, спустился ближе к воде и подтащил к себе молот.