Да уж, у наёмника дел определённо много. Но что может быть важнее семьи? Важнее долга? Важнее дома? Для Кристины — ничего. Для Джойса Коллинза, видимо, — всё.

За уходящей армией София наблюдала с просторного открытого балкона. День был свежим, приятный ветерок едва заметно шевелил верхушки елей, а с бледно-серого неба перепархивал лёгкий тёплый дождь. Поэтому девушка надела простое тонкое платье из чёрного бархата с меховой оторочкой на рукавах и подоле. Правда, для грядущей встречи с женихом стоит выбрать наряд получше.

Впрочем, не это сейчас занимало все мысли девушки: свадьба её пока волновала не так сильно, хотя всё равно на сердце было неспокойно почти до дрожи. Но больше всего Софию пугало вовсе не замужество.

Война.

Она ушла из Даррендорфа, но не покинула Нолд, и до тех пор, пока враг не будет побеждён, София не должна оставаться в стороне. Леди Кристина, конечно, делает всё, что может, но даже она не в силах со всем справиться. Нужно ей помочь.

София с содроганием вспоминала те ужасные дни, когда их замок находился в оккупации. Когда чуть ли не каждый день умирал тот, кто был ей так или иначе дорог — и, в конце концов, отец… Когда она пережила столько боли и унижения, сколько никогда не переживала за всю жизнь. Для неё теперь это в прошлом, но для других…

София просто хотела, чтобы всё поскорее закончилось.

В воздухе вспорхнул холодный осенний ветер, принесший с собой дыхание севера. София почувствовала, что зябнет. Она вздохнула и покинула балкон, стараясь ступать тихо, словно боялась кого-то разбудить.

Её комната казалась ей даже не пустой, а опустевшей, но в хорошем смысле: раньше за Софией всё время кто-то следил, и побыть одной не удавалось. К тому же, постоянно существовала угроза быть избитой или изнасилованной. А когда появлялся Эйкин, или, как его тут называли, хейлинский бастард, ей попросту хотелось убежать, спрятаться и ни за что не попадаться ему на глаза. Девушка до сих пор не могла забыть, как он, напившись, грозился взять её силой прямо на глазах Роэля и отца, как безнаказанно давал ей пощёчины, с гаденькой улыбкой называя её своей маленькой жёнушкой…

Помимо всего прочего, он постоянно советовал отцу наконец подчиниться и признать Карпера своим лордом. Барон Волберт уже был близок к этому: он ругал леди Кристину последними словами, уверенный, что в войне виновата она. София же считала, что её попросту подставили, но отец не слушал, а Эйкин продолжал нашёптывать ему свои ужасные советы. Девушка всем своим существом желала бастарду самой мучительной смерти, иногда она даже подумывала о том, чтобы попытаться вогнать ему заколку в шею или глаз… Но барон Штольц исполнил её мечту раньше, чем она успела что-либо предпринять.

Мысль о бароне Штольце заставила Софию почувствовать приятное тепло, волной разливающееся по сердцу. Она вспомнила день, когда хоронили отца, точнее, утро того дня — серое, холодное, ненастное. Она тогда сидела у окна, глядя на небо, которое медленно заволакивало тучами, и не думала, казалось, ни о чём. Девушка не представляла, как ей жить дальше: отец был её единственной защитой и опорой, несмотря ни на что, она любила и уважала его, и боль потери разъедала сердце — медленно и мучительно. Внезапно в дверь постучали, и София позволила войти, но таким тихим голосом, что вряд ли её услышали.

Когда на пороге появился барон Хельмут, она едва не подпрыгнула от неожиданности. Леди Кристина, судя по всему, относилась к нему с подозрением и неприязнью, вряд ли бы она одобрила его визит. А София… София не знала, что чувствовала.

Он тихим, но твёрдым голосом выразил свои соболезнования и, когда она сдержанно его поблагодарила, сказал:

— И простите, что тогда был вынужден сообщить вам о… о вашем отце.

— Но ведь кто-то же должен был это сделать, — пожала плечами София, не поднимая глаз. Она чувствовала, как дрожат её руки, и сцепила пальцы в замок. Потом она решилась задать вопрос, волнующий её больше остальных: — А вы видели, кто его убил?

— Нет, — покачал головой барон Хельмут. — Но, уверен, этот человек уже мёртв.

— Да, только мне от этого не легче, — выпалила София, ощущая горячие слёзы, подступающие к глазам.

Она так и не решилась посмотреть на него, но услышала, как барон Хельмут сделал пару шагов вперёд, приближаясь к ней. Оставалось надеяться, что он не заметит, как она дрожит и едва ли не рыдает.

— Возьмите, пожалуйста, — сказал он вдруг.

София резко подняла голову и тут же одёрнула себя: её глаза были красными и наверняка опухшими после целой ночи слёз, и он не мог этого не увидеть. Уже потом она заметила на раскрытой ладони барона Хельмута маленькое серебряное кольцо с фиолетовым камешком — аметистом, кажется.

— З-зачем? — пролепетала девушка, не придумав ответа лучше. Кольца просто так не дарят…

— Чтобы хоть немного вас порадовать, — сдержанно улыбнулся барон Хельмут. Когда она всё-таки забрала кольцо, он тут же повернул к двери, бросив лишь на прощание скупое: — До встречи.

Это воспоминание немного сгладило её не слишком-то приятные мысли, но вместе с тем вызвало волну тревоги. Всё-таки впереди по меньшей мере ещё одна битва, и всякое возможно… Нет, лучше не думать об этом.

Да и не до раздумий сейчас. София бросила мимолётный взгляд на кольцо, красующееся на указательном пальце, и села за туалетный столик, но в зеркало даже не взглянула. Отодвинула ящичек стола — внутри с недавних пор хранились не гребни, зеркальца и ленты, а пергаменты, чернила и перья. Немного не то, что положено обязательно иметь юным девушкам… Правда, на кровати сиротливо лежала вышивка — София всё-таки не забывала шить себе приданое. Сейчас она пыталась вышить жасмин и левкои на белом мягком полотенце, но ей всё время казалось, что стежки неровные, цвета не сочетаются, а узор не вырисовывается, и она бросала дело на полпути.

Вот и сейчас девушка лишь одарила работу коротким взглядом, доставая из ящичка белое гусиное перо, тонкий пергамент и чернильницу. Не все войны выигрываются сталью. София, конечно, мало что смыслила в политике и стратегии, но зато она хорошо умела просить. Ещё в детстве, если ей приглянулась какая-то безделушка вроде дешёвых серёжек или совершенно безвкусной накидки, она делала всё, чтобы заполучить это. Умоляла, упрашивала, при этом не забывая лить слёзы и убеждать, как ей эта вещь нужна. Но никогда не требовала и не приказывала — помогали настойчивые просьбы и реки пролитых слёз.

Лишь Эйкина Хейли просьбы не трогали, но теперь он мёртв и, казалось, София вполне может выдохнуть с облегчением. Но нет, сначала нужно сделать одно дело… Дело, которого леди Кристина явно не одобрит. Может, потом она поймёт, насколько это важно, и оценит… София знала, что она доверяет ей, поэтому и решилась на это. Однажды Кристина уже доверила ей один свой секрет: Софии было тринадцать, и она случайно узнала, что леди Коллинз, точнее, тогда ещё баронесса Даррендорф использует заклинание отворота для своего мужа. Девочка поклялась молчать, за что получила пару изумрудных серёжек — чтоб подчёркивали цвет глаз.

Прошло много лет, но София всё ещё ощущала то доверие, которое леди Коллинз испытывала к ней. Тогда она не подвела, не подведёт и сейчас.

Разложив на столике пергамент, София обмакнула перо в чернила и аккуратно вывела: «Его Величеству, верховному лорду и королю Драффарии Фернанду II…»

Оскар с большим отрядом из Эдита вернулся в полдень. Кристина в это время сидела прямо на земле у своего шатра, до боли в пальцах сжимая ставший ненужным оселок, и смотрела на возвышающиеся вдалеке шпили башен Эори. Стояло полное безветрие, и флаг с гербом Карперов на этих шпилях казался мокрой тряпкой. Что ж, недолго ему осталось там висеть.

Было странно видеть родной дом — такой близкий и такой далёкий… Кристина от себя самой ожидала совсем другой реакции: сейчас она просто молча смотрела на тонкие башни, хотя раньше думала, что будет испытывать что-то более гнетущее и болезненное, чем это непонятное, пугающее спокойствие. В голове было пронзительно пусто — ни одной мысли, ни одной мечты, ни одного воспоминания… Что же будет, когда (или если) она вернётся в замок?