Также таяла уверенность Джоната в том, что эту битву он выиграет. Мать так и не отозвалась на его просьбу отправить флот в Серебряный залив, да и подкрепления тоже давно не присылала. Может, в Краухойзе что-то пошло не так, может, его письма перехватили… И лорд Карпер осознал, что оказался в западне: всю южную часть Нолда он потерял, а северная, собрав последние силы, продолжала яростно сопротивляться. А если он потеряет и Эори… Да нет, не может такого быть. Не в этой жизни — так в следующей, но Джонат Карпер его удержит.

И тут его осенило.

Он быстро запер дверь и бросился к своему сундуку, порылся в куче старых пергаментов — письма, указы, стихи… Немного мелких предметов одежды вроде перчаток, шейных платков и поясов… О, вот и она — ритуальная чаша, оставленная ему отцом. Небольшая, серебряная, со сложными рунами… Джонат ещё никогда ей не пользовался — даже для создания копий своих солдат. Но теперь он чувствовал, что только эта чаша может помочь. Лорд Киллеан говорил, что её благословили все духи войны, все покровители крови и раздора во главе с богом Хорнелом. А после ритуала следует её уничтожить, чтобы, не дай боги, чаша не попала в руки Кристины…

Впрочем, её Бог — единый и всеобъемлющий — такой магии не покровительствует. Да и вообще, как лорд Карпер успел заметить, религия Нолда и Бьёльна магию не особо одобряла. Но ему до того дела не было: у них своя вера, у него — своя.

Джонат поставил чашу на стол, вытащил из ножен кинжал и, подняв руку, прошёлся лезвием по ладони. Несколько горячих густых капель упали прямо в чашу, одна попала на поверхность стола. Все мысли витали вокруг того, что он задумал, а глаза горели золотом — больно, горячо, сложно, но надо было терпеть. Он мысленно взмолился всем шингстенским богам, закусив губу. Сердце колотилось о рёбра, кровь билась в жилах со страшной силой. Ещё один порез, ещё один болезненный всплеск энергии. Джонат не видел, но ведал, как горели руны на чаше, как кипела, шипя, его кровь внутри неё. Последний, третий, порез завершил дело.

Лорд Карпер взял чашу обеими руками и поднял, вытянув руки вперёд. Глаза словно выжигало огнём, и он не смел моргнуть, наблюдая за тем, как пылали руны и как кипела его кровь в чаше, обжигая его ладони. Но боль — вполне посильная цена за такую силу, что была у Джоната. Может, девчонка и смогла удержать заклинание с больной головой, но то, что сейчас делал лорд Карпер, её бы наверняка убило.

Внезапно в чаше вспыхнул и тут же погас язычок пламени.

Заклинание было завершено.

Рассвет реял в утреннем небе кровавым флагом. Кристина с трудом оторвала от него оцепеневший взгляд и нервно сглотнула. Конь под ней был странно спокойным, как, впрочем, и всё в окружающей обстановке: снежинки тихо падали на ровную холодную землю, облака мирно плыли по пронзительно яркому небу, окрашенные солнцем в розовый цвет, да и воины в большинстве своём выглядели невозмутимо и стойко. Кристине казалось, что она ― единственная, кто боится до дрожи во всём теле, до стука зубов, до желания убежать куда-нибудь далеко, где никто и не знает о том, что вот-вот начнётся битва, которая решит судьбы тысяч.

На самом деле, конечно, это было не так. Солдаты лишь выглядели спокойными, но в воздухе веял запах страха, тяжёлый и горький, как дым от летних костров. Кристина боялась вглядываться в лица солдат, боялась встретить с их стороны недоверие и нежелание сражаться за неё. Впрочем, если ей одной придётся выйти против орд Карпера ― она сделает это не задумываясь. Она ведь не имела права приказывать им сражаться и умирать за неё — да и, если говорить по совести, никто не имел. Она для них никто, всего лишь какая-то посторонняя леди-девчонка, приглянувшаяся их лорду. Но Кристина искренне надеялась, что солдаты понимали, за что им предстоит биться. Понимали, что нужно восстановить справедливость и наказать подонка, который разорил её землю и убил сотни ни в чём не повинных людей.

Будь на то воля Кристины, она бы позволила воинам уйти домой, к своим семьям, но у неё не было прав делать это, да и истинные хозяева солдат уж точно не позволят такому случиться. Поэтому им придётся сражаться, а ей — видеть и осознавать то, что умирают они за неё и из-за неё. Но ведь никто из них никогда и ни за что не канет в небытие. Всех их запомнят как людей, освободивших Нолд от подлого захватчика. Их будут вспоминать с благодарностью — уж она-то точно будет…

Кристина чувствовала, как дрожит, как безжалостно трепещет сердце в её груди. Страшно, да, страшно до слёз, до безумия… Ну вот, ещё не хватало перед битвой расплакаться и показать тысячам мужчин, какая она слабая, беззащитная девчонка.

Когда вперёд вышли лучники, она поняла, что враг приближается. Интересно, будет ли Карпер участвовать в битве или предпочтёт отсиживаться в замке? Впрочем, плевать: в любом случае, она убьёт его, чего бы ей этого ни стоило. Пальцы до скрипа в костях сжали поводья. Она-то находилась в авангарде, в самом сердце армии, той части, которая примет на себя первый удар…

Тем временем лучники пустили первую порцию стрел, которые градом посыпались на врага. Стремительно приближающего врага, ряды которого хоть и редели, но всё же продолжали наступать. Странно, но Кристина внезапно перестала чувствовать страх, словно у неё отключился инстинкт самосохранения. Было волнение, было беспокойство, было нетерпение, но страх за собственную жизнь? Нет. Странно, но нет.

Конь под седлом, почуяв смерть, заволновался, ударил копытом по мёрзлой земле. Девушка натянула поводья и одними губами тихо проговорила:

― Подожди, подожди ещё немного. Самой не терпится.

А враг всё приближался, и уже можно было разглядеть лица солдат, но Кристина предпочла этого не делать.

Всё переменилось в одно мгновение. Лишь секунду назад она в относительном спокойствии сдерживала себя и своего коня, наблюдая за приближающимся врагом, а теперь с нечеловеческой скоростью, то и дело пришпоривая жеребца, неслась вперёд, навстречу неминуемой смерти. Светлая сталь меча сверкнула, отражая блики рассветного оранжевого солнца. Ещё мгновение ― и в воздухе раздался звон, а клинок Праведного обагрился густой горячей кровью.

Кристина почувствовала, что у неё непроизвольно заслезились глаза. Что это было ― страх, жгучая ненависть, что-то ещё, ― она не знала. Ей удавалось отражать удары с уверенной силой, удачно ставить хорошие блоки, чтоб чужие клинки её не ранили, но перед глазами стояла мешанина лиц, взглядов, звуков и бликов на стальных доспехах и мечах.

Девушка не представляла, кто свой, а кто чужой ― казалось, что у них попросту не было лиц, ― и билась лишь с теми, кто бился с ней, не нападая первой. В воздухе уже летал пепел ― в него превращались созданные Карпером копии, когда погибал оригинал. Но ведь были ещё и живые… Хоть они и враги — но всё же люди, такие же люди, как она. Впрочем, остался ли здесь хоть один человек, или все превратились в нелюдей, творящих абсолютно бесчеловечные вещи?

Кристина замерла, давая себе шанс отдышаться, и приподняла забрало, чувствуя, как в рот затекает стальная на вкус кровь. И вдруг сокрушительный удар ― девушка даже не поняла, куда он пришёлся ― пронзил её тело тупой болью, заволок взгляд непроглядной чернотой, наполнил слух бесконечным звоном. А когда через пару мгновений Кристина почувствовала под собой твёрдую землю, то поняла, что, впрочем, это и неважно.

Вокруг раздавались тысячи, тысячи тысяч звуков, смешивающиеся в единую тишину. Эта тишина убаюкивала, заставляла забыть о том, где сейчас Кристина находилась. Теперь она точно знала, что ей уже ничего не страшно, в том числе и умирать. Потому что где-то там, за гранью добра и зла, за краем вечности её ждал долгожданный покой. Там не было этого безумия, этого недоразумения, этого абсурда под названием война. Может, дело было в том, что девушка сильно приложилась головой, но сейчас она понимала, насколько это глупо и бессмысленно — воевать. Глупо, бессмысленно и жестоко. Бесчеловечно. Мерзко. Не должно такого быть, ни за что не должно…