Кристина из последних сил сжала чудом не потерявшийся меч и закрыла глаза.
Вдруг блаженная тишина рассеялась, нарушенная чьим-то ослепляюще громким голосом прямо напротив её лица.
― Вставайте, миледи. Нельзя вам умирать.
Зачем вставать? Пусть рядом безумные люди убивают друг друга. Её это теперь не касается.
Но голос стал громче, яростнее, наполнился гневом и раздражением.
― Вставай, глупая девчонка! Если ты сдохнешь, то мы все полетим к чёрту.
Не встанет. Ни за что не встанет.
Но её руку словно сжали в стальных тисках, и даже латная перчатка не спасала. Потом руку резко дёрнули, и Кристине невольно пришлось подняться, при этом сильный толчок заставил открыть глаза. И тут же на неё обрушился самый настоящий ад: крики ужаса, боли, отчаяния, ненависти; буквально текущие по земле и сбивающие с ног подобно горящей горной реке потоки человеческой крови. Воздуха вокруг не было ― была лишь страшная смесь гнева, страданий, страха… Впрочем, этой смесью тоже можно было дышать, только вот она раздирала лёгкие, заставляя всё нутро буквально сгорать от страха и беспомощности.
― Зачем ты вообще сюда полезла, болванка? ― продолжал орать ей в лицо вконец обнаглевший Штольц. Забрало его шлема было поднято, и Кристина видела струйки крови на его лице. Правой рукой он сжимал свой меч, а левой ― руку Кристины, причём сжимал так, что у девушки не было никакой возможности вырваться. ― Дура безголовая, ты понимаешь, что теперь тебе отсюда не выбраться?
― Да мне плевать! ― По горлу тут же разнеслась боль, но Кристина не смогла сдержать возмущённого крика. На языке всё ещё ощущался привкус крови. ― Немедленно отпусти меня, сволочь!
И сама рванула руку, всё же расцепив его стальную хватку. Врезать бы ему хорошенько, а лучше проткнуть его самовлюблённую рожу мечом, да вот только… Если бы не барон Хельмут Штольц, она бы уже была мертва. Растоптана конскими копытами или людскими сапогами, заколота мечом или топором, пронзена копьём или стрелой. Удивительно, впрочем, что с ней этого так и не произошло.
Да уж, вот это её приложило… Интересно, сколько она так пролежала?
― Спасибо, ― бросила она Штольцу и побежала в обратном от него направлении, проводя рукой по мокрому лбу. Шлем потерялся… Чёрт. Чёрт, Дьявол, ад и преисподняя!
Кристина процедила сквозь зубы пару ругательств и с трудом натянула на голову кольчужный капюшон, который почти тут же сполз.
И снова не знающий поражения Праведный скрестился в пропитанном кровью и страхом воздухе с чужим клинком. Кристина, словно каменная, уперлась ногами в землю, отбивая удары весьма умелого вражеского мечника. У него был двуручник и, следовательно, отсутствовал щит. Пока вверху скрежетали клинки, Кристина успела нанести врагу удар ногой чуть ниже живота. Встреча сабатона с кольчугой ― и противник сбит с ног. Пока он пытался вернуть равновесие, Кристина занесла меч и вонзила его в просвет между воротом и шлемом. Оттуда тут же ручьём потекла алая горячая кровь, и девушка отвела взгляд.
Со следующим было сложнее: он действительно умел сражаться и постоянно целился в незащищённую голову, но самое большое, что ему удалось ― срезать пару волосков с головы Кристины. Ловко увернувшись от десятка, не меньше, ударов, она улучила момент и двинула локтем по челюсти противника, а потом смертельно острый клинок Праведного вспорол его кольчугу, словно листок, в области чуть ниже груди. Тут же в неё брызнула его кровь и что-то тошнотворно вязкое. Кристина не стала размышлять о том, что это такое. Она резко развернулась, замахнулась мечом, опустила его на обнажённую голову стоящего к ней спиной врага и краем глаза заметила что-то серо-голубое, мелькнувшее в его алой ране.
Азарт битвы заставлял её испытывать всё новые приливы сил, и усталости она не чувствовала. Сражение бурлило, увлекая её всё глубже и глубже, и ей казалось, что ничего, кроме этой битвы, не существует и не существовало никогда. Но в голове то и дело возникали мысли, отягощающие душу и заставляющие сердце трепетать уже не от гнева и азарта. Она ведь убивает. Лишает жизней. Уничтожает, разрушает… И какое право она имеет делать это?
Кристина попыталась утешить себя тем, что это не от неё зависит, что это не в её власти, что она уже не может всё это остановить… Если она не станет убивать — убьют её, и всё будет напрасным.
Она оглянулась: вокруг замелькали солдаты лорда Штейнберга ― значит, пришло подкрепление с боковых флангов. Один из этих флангов должен вести он сам, но Кристина его не видела. Мысль о Генрихе кольнула её сердце и заставила замереть ― всего на пару мгновений, достаточных для того, чтобы удар чьего-то боевого топора задел её плечо — благо, она успела вовремя увернуться, и удар оставил вряд ли что-то большее, чем царапинку на наплечнике. Потоку ругательств, которыми Кристина покрыла обладателя топора, позавидовал бы сапожник. Поудобнее перехватив меч, она обрушила клинок на его защищённую шлемом голову и, оглушив, добила ударом в сердце.
Она скрещивала своей меч то с одним, то с другим вражеским клинком, раскалывала щиты, вонзала лезвие в чью-то плоть… Насколько всё-таки хрупок и слаб человек, поняла она, если один взмах какого-то жалкого куска стали может его запросто уничтожить. А ещё мнит себя повелителем мира… Кристина ухмыльнулась и увидела в глазах очередного своего противника неудержимый ужас — неужели её ухмылка так его напугала? Впрочем, ничего удивительного: во рту ещё чувствовался привкус крови, наверняка она окрасила зубы в алый цвет и ручейками стекала по губам. Девушка задела лезвием лицо врага, тот вскрикнул, а она вонзила меч в его глаз.
И всё-таки, где Генрих… Кристина последний раз видела его ещё перед битвой. Жив ли он вообще? Потому что если нет… Если нет, то Штольц мог не стараться.
Отбив совершенно неумелый удар очередного противника, она рассекла его туловище поперёк живота, краем глаза увидев его склизкие мокрые внутренности. Зрелище не вызвало ни страха, ни отвращения, потому что уже через миг внимание Кристины переключилось на другого врага, который тоже пытался воспользоваться её слабостью и обрушить свой меч на голову. Девушка, негромко зарычав, отбила удар и почти случайно отсекла ему кисть руки. Она не знала, откуда берёт силы на такое ― в любой другой момент ей бы не удалось… Видимо, страх за свою жизнь и первобытное, инстинктивное желание защититься во что бы то ни стало не позволяли ей устать. Ещё она помнила, что отцовский меч делает своего хозяина непобедимым лишь в том случае, если он прав. А она права, определённо права, иначе и быть не может.
А глаза… Взгляды у всех были разные. Кто-то смотрел на неё с яростью, негодованием, ненавистью. Чей-то взгляд выражал испуг, страх, граничащий с безумием. Но во взглядах всех, абсолютно всех людей, которым пришлось столкнуться с Кристиной в этой битве, читалось нечто общее: недоумение. Она, правда, не знала, по какому именно поводу они недоумевали. Возможно, кто-то узнавал её или просто догадывался. Может, существовали и другие причины ― у девушки не было времени о них думать.
Отпихнув ногой встретившуюся на пути чью-то отрубленную чёрную от крови ногу, она бросила короткий взгляд на далёкие тонкие башни Эори. Наверняка Карпер засел где-то там, на безопасной вышине, и наблюдает из окна за тем… Чёрт, Кристина даже не знала, кто одерживает победу: просто рубила нападавших врагов направо и налево, не задумываясь о том, в чью пользу разворачивается игра. Ей казалось, что пешей сражаться всё-таки удобнее, чем на лошади: больше возможности для манёвров.
Мысли, не успев зародиться где-то в глубине сознания, разбивались о реальность. Стиснув зубы до скрежета, она отбила тяжёлый удар, а затем ещё один и ещё, окончательно сбившись со счёта. Ей многие говорили, что к убийствам рано или поздно привыкаешь, но девушке казалось, что взгляды убитых ею воинов будут являться ей во снах. Пожалуй, тогда-то она сможет их сосчитать.
Одной из её противников в этой битве оказалась женщина — она была невысокой, тонкой и быстрой, а из-под шлема выглядывала длинная чёрная коса. Кристина слышала, что в Шингстене к воительницам относятся куда спокойнее, чем в Нолде. Дралась шингстенка как дикая волчица, с рыком и остервенением. Хотя леди Коллинз не видела её лица, закрытого прочным блестящим шлемом, она чувствовала ненависть врагини, которая исходила из неё волнами и едва ли не сбивала с ног. Кажется, Анабелла не была такой остервенелой…