Однако когда через мостик погнали отару овец, пастушьи собаки стали лаять под мост. Пехотинцы вылезли и, прежде чем я смог вмешаться, убили и собак, и пастуха.

— Это нам на руку, — сообщил Хейлеман. — Оставьте отару тут. Ей как раз можно перегородить мост! А я поеду проверить, где идет наша цель!

И Хейлеман ускакал на своем породистом жеребце, провожаемый множеством завистливых взглядов.

Трех пехотинцев обрядили в широкие пастушьи шляпы.

— Когда увидите конвой из Хугельхайма, гоните овец на мост, заприте им обратный путь! — проинструктировал их я.

Вернулся Хейлеман.

— Скоро они будут здесь!

— Понятно. Готовься, ребята!

Нервы натянулись до предела. Я совершенно уверен в успехе, и все же, не могу быть спокоен. Слишком остра сталь у тех, кто, не торопясь едет сейчас рядом с черной крытой повозкой....

Сначала появилась пара всадников. Затем — повозка с фургоном черного цвета и эмблемой экзархата. За ними растянулась конная стража.

Сердце гулко стучит в груди, отдавая в висках. Это плохо, что они так растянулись. Мы не сможем накрыть залпом сразу всех — задние увидят нашу атаку и либо бросятся на помощь своим, либо убегут. Второе даже хуже, чем первое. Если кто-то спасется, про легенду об орках придется забыть.

Наверное, пора.

— Давай, — крикнул я Линдхорсту.

Курт привстал и издал протяжный свист.

Затрещали спускаемые тетивы арбалетов. Тяжелые болты один за другим ссаживали стражников.

Пехотинцы выскочили из-под моста, хватая лошадей под узцы. Кучер в бешенстве хлестал кнутом во все стороны, и лошадей, и пехотинцев. В итоге кони взбесились и потащили повозку вбок. Черный шарабан встал поперек и перегородил мост. Одна из лошадей повисла над ручьем, ломая ноги о парапет моста, другая с диким ржанием рванула вперед, и шарабан завалился набок, прямо в воду. Раздался треск ломающегося дерева — оглобли отломились, и лошадь сломя голову бросилась прямо по реке, вздымая тучи брызг.

Повозка осталась лежать на боку, в неглубоком ложе ручья.

Держа наготове кинжал, я подбежал к ней и, не обращая внимание на бьющееся рядом животное, влез на нее. Дверь была заперта снаружи засовом и замком,

Высоко подняв полэкс, я ударил по двери. Потом еще и еще. Наконец дверка провалилась вниз, открылся дверной проем — механизм замка развалился.

Я не сразу узнал каноника. Изможденное лицо человека, заслонявшегося от солнечного света, ничем не напоминало деловитого, моложавого Тереллина! Но это был он.

Он стоял внутри повозки по колено в воде и беспомощно озирался. Хук упал с его головы, и я увидел, что он полностью поседел.

— Эй, Линдхорст!

Ротмистр был занят в схватке. Подскочил разгоряченный Хейлеман.

— Помоги вытащить каноника!

Вдвоем мы подняли его за руки на кузов повозки.

— Давай пока под мост! — крикнул Хейлеман.

Под руки мы вывели каноника на землю.

Он действительно был плох. Заключение никого не красит, но Тереллин в тюрьме совсем сдал.

— Это вы, Энно? Я плохо вижу!

— Да, каноник. Я уже не надеялся увидеть вас в этом мире! Вас сейчас отправят в безопасное место. Когда я смогу навестить вас, нам о многом надо будет поговорить. Вы единственный, кто знает тайну моего появления здесь, и к кому я могу обратиться за помощью!

Тереллин положил свою ссохшуюся руку мне на плечо.

— Благослови тебя Свет, Энно! Ты спас меня... Конечно, я расскажу тебе все, что знаю. Те люди, которые тебя вызвали из другого мира, до сих пор живы. Они томятся в тюрьме Ахенбурга. Почему-то тот случай заинтересовал высших иерархов. Архилектор Либрехт затребовал их. Вероятно, хотел понять, как магией можно столь далеко перенести инертный к магии обьект....

Голос каноника был слаб и прерывист. Видно было, что он потерял много сил. Над нами кричали дерущиеся и умирающие люди, и мне с трудом удавалось расслышать слова Тереллина.

— Энно. Как только я тебя увидел, тогда, три года назад, я понял, что ты сыграешь особую роль в моей судьбе. Все думали, что ты демон. Ведь хаоситы из той секты вызывали именно демона, демона Хаоса...

— Берегите силы, каноник. Выпейте вина!

Тереллин с благодарностью сделал несколько глотков из моей фляжки.

— Но я, — продолжил он, — верил в тебя! Я знал что ты, — нечто особенное, чего еще не видели в этом мире... И ты, Энно, оправдал мои надежды. Не зря я назвал тебя Андерклинг! Ты действительно, истинный клинок церкви, не такой, что торжественно несут перед шествием неофитов, но тот, что тайно держат в рукаве, выбирая момент, чтобы пустить его в ход!

— Вам придется ехать верхом несколько миль. Сможете ли вы удержаться в седле?

— Я? Не думаю... — Тереллин покачал головой. — Видимо, придется вам привязать меня к седлу, как Пресветлого Адеоданта во время битвы с Хаосом...

— Эй, Андерклинг, — Ролло махнул рукой в сторону, где еще кипел бой, — Иди, делай свое дело, я с ним побуду тут.

Я вылез из-под моста, оглядывая поле боя.

Кругом лежали трупы стражи экзархата. Почти все они были убиты арбалетными болтами — стрелки знали свое дело.

— Сударь, тут вот нужно ваше решение, — ко мне подскочил сержант Кунц. — Тут у нас пленный, похоже, знатный.

Задернув на лице капюшон, я подошел к группе людей за повозкой.

Прямо у въезда на мост лежал дворянин, показавшийся мне знакомым. Порывшись в памяти, я вспомнил его имя. Эсперн. Надменный тип, с которым мы тогда вместе ехали к деревне Вайзе. Теперь он со всем смирением, приличным слуге церкви, уткнулся в грязь, быстро заполняя следы чужих сапог бордовой, дымящейся на холоде, кровью.

Рядом с трупом нашелся и живой пленный. Рыцарь Беренгард со связанными руками сидел, привалившись к крупу своей собственной лошади. Ему повезло —предназначавшийся ему болт попал прямо в лоб его коню, а потом пехотинцы оглушили его ударом готентага. Теперь он ждал своей участи.

— Что с ним делать, сударь? — спросил стоявший рядом с Беренгардом сержант Кунц.

— Давайте его на лошадь, а там посмотрим, — не зная на что решиться, сказал я.

— Энно! Энно Андерклинг! Не убивай меня! Я же брат твой по Свету! — вдруг тонко закричал Беренгард, раскачиваясь из стороны в сторону. В предчувтсвии смерти, его красивое лицо с кровоподтеком на лбу исказила гримаса нестерпимого ужаса.

Вот идиот!

— И зачем ты меня узнал, Гарди? — вырвалось у меня. Сделав характерный жест рукой, я отвернулся. Раздался глухой звук удара — сержант Кунц сделал свое дело.

Ну, всех, так всех.

— Эй, ребята, — закричал я, — нам тут свидетелей не надо!

Арбалетчики торопливо обыскивали трупы. Добивали раненных, — всех, как им было приказано, несмотря ни на какие мольбы и обещания.

— Удалось ли кому-то уйти? — спросил я Линдхорста.

— Нет. Мы перекрыли им путь отарой, как вы и сказали. А потом расстреляли завязших в овцах всадников.

Отлично. Похоже, все идет по плану.

— Эй, а кто там? — вдруг спросил Линдхорст.

Я оглянулся. Со стороны Ахенбурга на холме появилось с десяток всадников. Первый, несомненно, был рыцарем.

— Да это, похоже, владелец овец приехал за своим стадом, — удивленно протянул Майнфельд, вглядевшись в герб на щитах всадников.

Только этого нам не хватало! И, судя по всему, местному фьеферу не хватило ума держаться в стороне от чужих разборок — заорав что-то героическое, он опустил копье и понесся к нам. Остальные, чуть помедлив, последовали его примеру. Придурки!

— Давай-ка, подстрели этого петуха, — крикнул я Линдхорсту. Тот оглянулся, оценивая приближающуюся цель.

— Меткий! — прокричал Линдхорст.

Изуродованный стрелок припал на колено и поднял арбалет.

Выстрел оказался точен. Хотя я не заметил, куда он попал, но всадник запрокинул голову и кулем свалился с коня, выронив копье. Его люди начали тут же разворачиваться и поскакали обратно. Одному выстрелили в спину и попали, но другие смогли уйти.

— Кхорн побери! Наш план пошел прахом. На этих мы не рассчитывали! И занес же их Тзинч так не вовремя!