– Да пожалуйста, не я давал расписку за ведьму. Но, пусть сначала, вылечит мне лошадь, а уж там идет на все четыре стороны!

Нас прервал визг – Даррем приколол одного из поросят.

Пока готовилось мясо, я попробовал хлеб. Клеклый, не поднявшийся хлеб из смеси ячменной и гороховой муки был ожидаемо отвратителен, к тому же там, похоже, были намешаны еще и желуди. А вот жаркое из поросенка оказалось превосходным. Изголодавшись по хорошему мясу, я злобно впился в задний окорок, стараясь не думать о боли в сломанном зубе. Даже Эйхе подобрел.

– Воистину удивительно, – произнес рыцарь, обгладывая поджаристые, хрустящие ребра – что свежезабитый поросенок имеет мясо, столь нежное, будто его зарезали три дня назад!

– Это сударь, оттого, что мельник откармливал его в загоне, а не в общем стаде – откликнулся серв. – И, явно, не желудями! Видели, как все хихикали, когда у него забрали поросей?

– Так и что?

– Это неспроста. Мельники всегда обманывают при помоле, отдают меньше муки, чем положено. Поэтому-то их и не любят, так испокон веков повелось. Но этот до того обнаглел, что поставил на откорм поросят, когда все едят хлеб пополам с горохом и желудями!

Рыцарь отошел еще раз посмотреть лошадь. Даррем обернулся к оруженосцу.

– Слышь, Стусс, а сколько тебе денег дал Эйхе на покупку хлеба?

Тот не сразу ответил.

– Во-первых, обращайся ко мне «герр Стусс», мужичье монастырское. Во-вторых, какое тебе дело?

– А такое, герр Стусс, что денежки-то вы себе забрали, а хлеба эти просто отняли у мужиков в Торропе. Потому и хлеб такой скверный. Прошли вы, значит, по селу, посмотрели, у кого хлеб печется, да и забрали его, а заплатить ничего не платили. А вилланы для себя пекли - кто с гороховой мукой, кто с бобовой, а кто и с тертыми желудями. Уж мне на тебя жаловались!

Стусс сделал «морду кирпичом».

- Дураки, потому и жаловались тебе. Были бы умнее, пошли бы к рыцарю. Но мужик умным быть не может, вот и отправились к такому же болвану, как они все!

Даррем только усмехнулся.

– Негоже, герр оруженосец, хаять того, кто может рассказать рыцарю, как было дело, и отчего ему теперь до самого Андтага придется есть мужицкий хлеб! С таким человеком делиться надо, а не ругаться!

– Да уж, конечно, с монастырской крысой трофеем делиться. Прям всенепременно. Пусть сначала Андерклинг поделится своими! Вот уж кто не остался внакладе - и доспех дорогущий у него, и бабу какую-то достал, а нам - ничего.

Ну, это уж слишком.

– Если вы, Стусс, присвоили деньги рыцаря - то это не трофей, а воровство. А деньги рыцарю выдала церковь, так что вы воруете у нее. Напомнить, что полагатся за такое? А если хотите получать такие же прекрасные вещи, какие достаются в походах мне, то в следующий раз, пойдемте со мною в Проклятые земли, милости прошу! Мне там лишняя пара рук ох как не помешает!

Стусс сразу заткнулся.

– А что касается женщины – право, хорошо, что вы об этом заговорили – то по приездку в Андтаг вы будете молчать, иначе и мы с Дарремом кое-что про вас расскажем. Нет никакой женщины, ясно?

– А ты, Даррем – обратился я к серву, – сегодня молодец! Купил прекрасный овес. Или не купил?

– О чем вы, сударь? – осторожно осведомился Даррем.

– Да этот мельник, вроде бы про овес мне говорил, когда я поросей забирал. Что – то он говорил такое, будто не было у него честной сделки, а совсем наоборот – сначала отняли овес, а потом и поросят…

– Ну, говорил и говорил, – угрюмо отозвался серв – мало ли, кто что говорит. Не всех же слушать!

– Да. Тут ты прав. И вообще, болтать поменьше надо. Про ведьм, про костры, и прочее. Ни к чему такие разговоры!

Тем временем Азалайса, вернувшись с пучком диких трав, подошла сразу к лошади рыцаря.

Я подошел к ним поближе.

Пучок трав оказался внушительным. Среди лекарственных растений затесался корень хрена, который знахарка протянула мне.

– Это разнообразит вашу трапезу. Я бы и других съедобных трав и кореньев вам принесла, но только боюсь, не решите ли вы, что я могу отравить вас!

– Ничего, не бойся, – ответил Азалайсе рыцарь. – Мы сначала все на тебе опробуем!

– Вы так добры, господа! – с чувством ответила та и отошла готовить свои снадобья.

Потом она долго делала мазь, растирая травы руками и самодельной деревянной давилкой, что-то шептала над нею и над копытом лошади, привязав ее за ногу к молодому деревцу. Мы уже заснули, а она все еще колдовала над нею.

Утром, однако, результат превзошел ожидания.

– Вот. Я все сделала!

Лошадь рыцаря действительно была в порядке. Что удивительно, подкова больше не болталась на копыте.

– Ты что, ее перековала?

Девица рассмеялась, обнажив изумительно ровные белые зубы.

– Нет, конечно.

– А что ты сделала?

– Пусть это вас не беспокоит, сударь, – ответила та, лукаво накручивая на пальчик прядь волос цвета старой меди. – Ничего дурного я не делала, честно! К чему лишние вопросы? Лошадь здорова, да и дело с концом!

Другая новость оказалась не такой приятной. Из седельной сумки Стусса пропал второй поросенок. Как он смог выбраться – непонятно.

Даррем с подозрением посмотрел на поселянку.

– Это ты сделала?

Та возмущенно захлопала глазами.

– Что? Да что этот мужик себе позволяет? Разве вышел указ клеветать на честных людей? Ничего не знаю я про ваших поросят!

– И что мы будем есть всю дорогу? До Андтага еще дней пять, не меньше!

– Ну, раз так, надо овес варить. Фуража – то в достатке!

– Что? Овес? Варить? И в чем его варить, добрая женщина? Ты где-то видишь у нас котел?

– В ведре можно, раскаляя камни!

– Вот сама и мучайся с этим!

– Ну и ничего, и сварю, – неожиданно кротко ответила она.

Обратная дорога в Андтаг оказалась крайне печальной. Кхорнова ведьма действительно кормила нас овсянкой! Через два дня мы, не выдержав, купили немного сыра в первой попавшейся деревне, и жизнь стала чуть легче. А то я уж стал думать, что скоро перейду с рейкшпиля на лошадиное ржание!

Глава 9

Моросил мелкий, противный дождь, когда мы, совершенно измучившись на скверной дороге, наконец, вступили в славный город Андтаг. Хотя монастырь и диоцезия – цель нашего приезда – и находятся за городом, окруженные своею собственной стеною, проезжать к ним приходится сквозь сам город. Впрочем, никакой платы с нас не брали и оружие при въезде в город не отнимали – охрана нас давно знает.

Азалайса озиралась вокруг в совершенном ужасе. Она впервые была в городе, и, судя по всему, все увиденное ей не нравилось. Особенно поразили ее двухэтажные дома.

– Неужели столько людей не нашли себе другого места для житья? Так надо громоздиться друг у друга на головах? И какой скверный воздух! Дым, гарь, навоз! Нормальный человек тут и дня не проживет!

– Фройляйн – со значением сказал я – для дамы, недавно вынутой из костра, вы слишком привередливы. Там, кажется, и дыма и гари было подолее, чем в нашем Андтаге.

Та надулась и замолчала. Ну и славно.

Долгий поход нас совершенно вымотал. Больше всего на свете мне хотелось сейчас вытянуться на своем топчане, набитом соломой. Однако, прежде чем явиться пред светлые очи начальства, мне надо было позаботиться о двух вещах – о трофейном доспехе и о женщине.

– Ренн, вы не будете возражать, если я сначала загляну на улицу Оружейников?

Рыцарь махнул рукой.

– Давайте. Только быстро. Не очень хочется ждать вас под дождем.

На улице Оружейников была лавка мастера, с которым я сотрудничал уже больше года. Я наведывался сюда каждый раз после удачного похода, показывая свои находки. Мастер охотно покупал изделия своего профиля практически в любом состоянии, назначая соответствующую цену.

Подъехав к лавке, я постучал тяжелым медным кольцом по дубовой окованной двери. К счастью, мастер был дома. Мне открыл его ученик – подмастерье Хёфель.