— Ну что, думаешь, — продешевил?

Литц, неслышно подойдя ко мне сзади, встал у камина, грея руки о его закопченную полку. Черненькие маслянистые глазки мага смотрели на меня весело и зло.

— Нет. Пытаюсь понять, что будет дальше.

— Совершенно понятно, что будет, — Литц в пару глотков опустошил свой кубок, с сожалением посмотрев на его дно. — Совершенно понятно, что будет, Энно. Все это уже было, и не раз. Всегда одно и то же. Когда наверху становится тесно, сначала в ход идут интриги, потом — заговоры, потом — убийства, ну, а в конце — война. Так что мне вот совсем неинтересно думать о том, что будет! Мне хотелось бы знать другое — как чувствует себя тот, из-за чьей жадности погибнут теперь десятки тысяч людей?

В черных глазах мага отражалось пламя очага, что заставило меня вспомнить тот день в таверне «Кабаний клык», когда погиб Эйхе. Не без труда я прогнал воспоминания прочь.

— Иди к Кхорну, моралист. Я тут не при чем. Я всего лишь продал древнюю, как дерьмо Горбада, штукенцию любителям старины, а уж что за спектакли они с нею устраивают — меня не касается!

Литц саркастически ухмыльнулся, кочергой шевеля угли в камине. В полутьме его мефистофильский профиль источал ехидство и скептицизм к любым моим оправданиям.

— И вообще, какая, хаос побери, разница? Ну, отдал бы я лук Тереллину, а он бы продал его этому Эушвицу. Только и всего. Я сократил передаточное звено. Результат был бы один. К тому же, может быть, все-таки они договорятся миром!

— Да сейчас!

Литц достал с пояса фляжку и приложился к ней. Потом продолжил с тем же сарказмом:

— Ни к чему они не придут. Волленбург явно упивается победой. Его партия мысленно уже делит города, земли и шахты! Кессель же вне себя от бешенства. Его сторонники прямо сейчас подзуживают его начать войну, и, несомненно, добьются своего. Думаешь, кто-то из них пойдет на поклон к экзархам? Да никогда! К тому же, это очень дорого... Вот лет через двадцать непрерывной войны, если в бою весы не склонятся ни на чью сторону, и все истратят силы, разорят свои земли и угробят армии — вот тогда, может быть, начнутся какие-то переговоры! А может, и нет.

Литц поднялся.

— И, поверь мне, Тереллин ни за что не отдал бы Драконий лук Волленбургу. В отличие от тебя, он бы сначала разобрался. что это такое, и сразу бы понял, чем все это грозит! Ну, а ты, конечно, можешь успокаивать себя. Но в глубине души ты ведь понимаешь, что к чему!

Глава 54

Несколько дней мы патрулировали улицы в окрестностях монастыря. Каждый раз приходилось вступать в стычки, — то с мародерами, то со сторонниками одной из противоборствующих сторон. Чаще всего на нас нападали люди из группировки «фалькистов», носивших желтые значки и щиты желтого цвета с изображением летящей птицы.

— Кто они такие, герр Дёбрингер? — спростил я старика-комтура, обходя с ним позиции на монастырской стене.

— Люди Гернхарда фон Фалькенхайма. В былое время этот род был бургграфами Теофилбурга.

— А на чьей они стороне?

Комтур усмехнулся в седую бороду.

— Очень наивный вопрос, юноша. На своей, конечно же! Если бы они действовали в чужих интересах, то не носили бы цветов бургграфа!

— Мне казалось, что война идет между Руппенкохами и Хозицерами?

— Руппенкохи? — Комтур презрительно покачал головой. — Кто они такие? Разбогатевшие купцы, пролезшие в ратушу! Род, ослабленный потерей главы! То же можно сказать и про Хозицеров. Нет, все намного серьезней! Давайте поднимемся чуть выше, я вам покажу.

С высокой стены монастыря мы поднялись на еще более высокую башню. Отсюда был виден весь город, от ворот до ворот. Все это пространство занимал лес крыш, только на месте городской площади зиял разрыв в застройке.

Комтур указал в сторону севера.

— Вот там, видите, большая частная башня, а под ней — подворье на целый квартал? Это принадлежит семье фон Хаанау, очень влиятельной при дворе герцога Виссланда. Вайфер фон Хаанау уже шесть лет служит комтуром герцога. А вот там, — и Дёбрингер показал на восток, — видите, цитадель из сдвоенной башни с донжоном между ними? Это принадлежит фон Фалькенхаймам, бывшим бургграфам Теофилбурга. Этот город не всегда был вольным! Так вот. И Хаанау, и Фалькенхаймы мечтают прибрать тут все к рукам. И когда Руппенкохи в поисках защиты пришли к графу Вайферу, то Хозицеры сразу бросились за помощью их противников Фалькенхаймов. А теперь две группировки сражаются за обладание городом, и городские власти с трудом удерживают ратушу и северные ворота.

— А наша задача, — отбивать любые нападения на церковь, пока все не успокоится?

— Думаю, не совсем так.

Дёбрингер распушил бороду пятерней, и я заметил, что пальцы на правой руке у него обрублены наполовину.

— Вероятно, вскоре нам поступят инструкции из экзархата, чью сторону нам следует занять. После этого мы будем действовать активнее.

Он оказался прав. На следующий день к городу подошел крупный отряд герцога Виссланда. Сервы, на свой страх и риск ходившие на рыночную площадь, сообщили, что напротив восточных ворот встали десятки всадников с гербами вассалов герцога, а в ратуше обсуждаются совместные действия людей штатфогта и герцога. Это вызвало среди нас оживленные разговоры.

— Интересно, господа, о чем там договорятся люди герцога с этими купчишками, — прогудел Рейсснер. — Кстати, коммандер, я же совсем забыл! Вам передавали письмо из Андтага!

Мастер Кан! Весть от него!

— Давно? — с замиранием сердца спросил я

— Да уж недели две как.... Вот, пожалуйста. У меня ничего не пропадает! — похвастался ротмистр, передавая мне небольшой пергамент.

Отойдя в сторону, я развернул его. Новости были очень плохими.

«Приветствую вас, достопочтенный герр. Со времени ареста вашего покровителя произошли еще более печальные события. Множество клириков оказалось под следствием и арестом. Говорят, ваше имя звучало на допросах, хотя мне и неизвестно, в какой связи и значении. Более мне ничего не известно. Возможно, вам следует поостеречься».

Я скомкал мягкий кусок кожи. Дело плохо.

Идет следствие. Вероятно, меня ищут. Скоро сведения об этом поступят во все города и веси Виссланда. А я тут в монастыре, как в ловушке! Пожалуй, надо отсюда выбираться...

Вечером комтур Дёбрингер сообщил, что завтра мы попытаемся пробиться через баррикады фалькистов до площади и соединиться с силами герцога Виссланда.

— Будьте осторожны, на улицах действуют городские стражники, а еще в город войдут силы герцога. Боевой клич: «Герцог и Церковь!». По нему вы узнаете союзников.

В преддверии серьезных боев я решил пополнить наши арсеналы.

— У нас мало арбалетных болтов и древков копий. Можно ли рассчитывать на ваше содействие?

— Давайте спросим камерария. Возможно, запасы есть.

Предупредив людей и проведя небольшой смотр, мы выяснили нужды в вооружениях и с помощью монастырских средств смогли немного утолить их. Нам выдали две сотни арбалетных болтов, шесть арбалетов и много тетив из бычьих жил. Пехотинцы смогли сменить изломанные копья и глефы на исправные.

Готовясь к бою, я надел свой доспех, переделанный шлем Хозицера с забралом, и щит, взятый у камерария монастыря Светлого избавления. Вооружиться полэксом Хозицера я не решился — слишком уж узнаваемым был двуручный молот хауптфельдфебеля, и взял парадный меч Эйхе. Если придется драться в помещении, такое оружие будет более уместным.

За пояс я положил пузырек с элексиром берсерка. Кто знает, когда он понадобится?

Утром мы осторожно двинулись по узкой улице в сторону площади.

Впереди стояли повозки, перегораживающие улицу. Люди бургграфа, одетые в акетоны с желтыми повязками на плечах, обстреливали нас из арбалетов и швыряли с домов куски черепицы. Рейсснер был всем этим весьма обескуражен.

— И что будем делать, господа? В нас стреляют по—подлому, из-за угла!