Я вновь поднялся по своей кривой лестнице. Анхель уже лег спать, его босые заскорузлые пятки торчали из-под лестницы.

До чего же тут холодно! Толстенные каменные стены еще хранят зимний холод, и прогреются нескоро. Зимой, конечно, еще холоднее, но в зиму можно на ночь попросить жаровню. Уголь, оставшийся на кухне после приготовления пищи, раскладывают в такие железные корзины и разносят по дормиториям и кельям. Не весть что, но, по крайне мере, засыпаешь в относительном тепле. А сейчас такой роскоши не положено – это монастырь, а не курорт.

Наутро все тело зудело и чесалось. Проклятье!

– Кто спал в моей кровати, пока меня не было? – спросил я Анхеля, принесшего поутру воду.

Тот сделал быстрый жест рукой, указывая пальцем в сторону дормитория.

– Брат Иоаким?

Он кивнул.

Вот старый сукин хрен! Узнал, что я в отъезде, и упросил настоятеля разрешить ему ночевать в моей комнате, пока меня нет. И притащил мне вшей из дормитория.

Как меня все здесь задолбало!

Избавиться от этой напасти невозможно. Стираешь, прожариваешь одежду, а потом раз - и снова полно вшей. Откуда они берутся - непонятно, как будто, Нургл их дери, самозарождаются!

Ладно. Я стащил с топчана шерстяные одеяла и скатал их в куль. Скинул на пол солому. Остались голые доски, тщательно обструганные вручную. Заглянул под них - не стырил ли этот Иоаким мои вещи.

Нет, все на месте. Кольчужный койф,* ложе от арбалета, небольшой топор, одна кольчужная рукавица. Это я приволок из своих предыдущих вылазок.

По правилам монастыря, все это надо было сдать камерарию в общее хранилище. Но, я тут немного на особом положении, а каноник Тереллин отличается редким вольномыслием и на многое смотрит сквозь пальцы. Так что пока все это лежит у меня. И доспех я тоже не отдам. Себе нужнее.

Собрав все завшивленные вещи в один куль, и засунув за пазуху хауберк и рукавицу, я отправился в рефекторий завтракать.

Огромный зал на первом этаже был пуст – все еще молились. Оставив вещи на крайнем столе, я прошел на кухню.

Здесь суетились монахи и новиции, дежурящие сегодня по кухне – ей-богу, как в пионерлагере. В помещении стоял чад от двух огромных очагов, давно требовавших починки. Дальше стояли три хлебные печи - из одной из них уже выгружали горячие круглые хлеба. Келарь и лабазник суетились у котлов, отмеряя точные порции бобов и пшена для загрузки в кипящую воду.

Взяв у старшего диспенсатора половину горячего хлеба и кувшин молока, я присел в оконной нише рефектория** и позавтракал, чем Свет послал. Заходившие в трапезную монахи и послушники посматривали на меня косо. Теоретически, я такой же новиций, как и они, и должен либо молиться со всеми в зале капитула, либо дежурить по наряду от провикария. К тому же, завтракать тут вообще не принято. Сначала два часа молитвы, потом – сразу обед. Конечно, все уже привыкли, что я тут на особом положении, но неприязнь от этого никуда не исчезла.

Утолив голод, первым делом я нашел брата Гиппеля. Он как раз выдавал одежду новеньким зилотам. Те с любопытством посмотрели на меня, так непохожего ни на монаха, ни на послушника.

– Я понимаю, что надоел вам со своими просьбами, но, право же, не могу со смирением выносить то, что вынужден заочно делить ложе с другими братьями, пренебрегающими требованиями чистоты. Нельзя ли пропарить мою постель?

Гиппель понимающе кивнул, и забрал куль с одеялами. Увы, тут вши и иные насекомые - норма, и мои попытки избежать их не вызывают понимания. Камерарий Адабельт мне однажды даже выговаривал за это, считая тягу к чистоте недопустимой гордыней и любовью к роскоши.

Напоследок я взял на кухне крынку кипящей воды, и, снова поднявшись к себе, наконец-то, побрился. Для этого пришлось сначала точить бритву. Каждый шаг тут – целая проблема. То, к чему я привык в своем мире и почти не замечал, здесь без танцев с бубном не получить, а иногда и вообще, ни за какие деньги недоступно.

На воротах в этот раз дежурил Анхель. Еще раз он жестами попросил меня купить ему в городе обещанные цукаты. Эх, на юге это было бы дешевле!

Кивнув ему, я вышел наружу.

Первым делом надо было дойти до оружейника, отдать ему кольчужные предметы для добавлений в доспех.

Мастер и подмастерье сделали с меня множество замеров, попутно расспрашивая про то, каким оружием и как я предпочитаю пользоваться. Как и предупреждал меня рыцарь Эйхе, кавалерийский панцирь трудно было приспособить к пешему бою.

– Доспех очень тяжелый. И пластины у него собраны снизу вверх. В пешем строю вас могут ударить сверху вниз узким кинжалом, и он войдет в сочленение!

– Полагаю, сюрко скроет от противника швы доспеха, и он не догадается так ударить. Но, если можно что-то придумать…

– Без полной переделки – нет.

– Значит, положусь на благосклонность Неизбывного Света. Сколько времени вам понадобится?

– Полагаю, - мастер задумался – что смогу начать через четыре седмицы.

– Только начать? Я надеялся, это займет два-три дня!

Мастер был изумлен.

– Три дня? Это совершенно невозможно!

– Обстоятельства могут потребовать моего отъезда уже в ближайшее время. Все зависит от начальства, а оно, вы знаете, непредсказуемо. Давайте оставим пока серебрение, просто восстановим все крепления. Как быстро вы можете это сделать?

– Если ограничится самым необходимым, и отставить другие заказы, то в шесть дней можно уложиться.

– Прекрасно. Прошу вас, выполните пересборку доспеха в ближайшее время!

– Мы начнем сейчас же. Вам нужно будет прийти еще раз второго дня на дополнительную примерку.

– Хорошо. Мастер Канн, я вижу, что вам трудно рассмотреть предметы вблизи. Вы не думали приобрести очки?

Тот явно заинтересовался.

– Да, сударь, очки мне бы очень пригодились. Но в городе нет таких мастеров. А ехать в Аахенбург или Мариенстад я не могу - слишком много заказов…

– Я знаю мастера в Оденельштадте. Мне самому не доводилось воспользоваться его услугами, но знающие люди утверждают, что он – умелый оптик. Его святейшество викарий прелата Андтага пользовался его услугами и остался доволен!

– Но мне придется ехать в Оденельштадт?

– Не обязательно. Конечно, лучше был бы, если бы вы поехали, но мастер может выполнить очки заочно.

– Это было бы прекрасно, просто прекрасно!

– Тогда я в ближайшем походе заверну в Оденельштадт и закажу для вас пару очков. Обычно за них берут от пяти до десяти гротенов, окончательную сумму мастер скажет после изготовления заказа.

– Буду вам очень признателен.

– Да, и как там фройляйн Азалайса?

– Работает на кухне. С женой они вроде бы поладили.

– Отлично. Я найду, где ее разместить, и сразу же освобожу вас от этого бремени. Итак, через два дня я у вас. Пусть Свет не оставит Вас, мастер.

Выйдя из мастерской Кана, я по-свойски заглянул на кухню. Аззи была здесь, она шуровала палкой в большом медном чане с кипящей водой. Увидев меня, неподдельно обрадовалась.

– Оу, герр спаситель! Вы пришли освободить меня еще раз?

– Отчего? – спросил я тупо.

– От этой каторги, конечно же! – Аззи кивнула на кипящий чан. – Я уже два раза ошпарилась, и это только за сегодняшний день!

– Что, не любишь домашние хлопоты?

– Такая работа не для меня. Да еще и в этом ужасном месте! От одного нахождения здесь у меня голова болит.

– Гм. По тебе не скажешь. Ладно, давай так. Я думаю, тебя надо устроить в деревеньке возле города – у меня там есть пара знакомых поселян.

– Да, сударь. Где угодно, лишь бы не в городе!

– Будешь там лечить коровенок, только местных женщин не зли.

– Со всем удовольствием. И, сударь, может быть, вы будете так добры, и раздобудете мне тут какую - то одежду. Мне не терпится вернуть вам ваш плащ, чувствую, вы без него простудитесь.

– Ну, ты же меня вылечишь?

– Если вы статью схожи с быком – то запросто.

Вот язва.

– Ладно, я понял. Завтра тебя перевезу.