— А ты вообще врешь когда-нибудь? — внезапно вырвалось у меня.

— Конечно я вру, — удивилась девушка. — Очень часто. Иначе невозможно существовать. Но только не в отношениях. Если врать в отношениях, то становится непонятно, кто в них ты и за кого тебя принимает твой партнер. Чьи тогда эти отношения? Зачем они?

— Того же ты ожидаешь и от близкого тебе человека? Предельной честности в отношениях?

— Разумеется! Иначе выходит то же самое, но с другого конца. Важно понимать, кем взаправду является тот человек, которому случается быть к тебе даже ближе, чем твоя собственная кожа… Я хочу сказать: тот самый человек, с которым ты свободно делишься и своим телом, и своими мыслями.

— Тогда у меня плохие новости, Вика: тебя должны то и дело обманывать… Вспомни: тебе знакомо ощущение, когда кажется, что делишься только ты и только в одну сторону?

— Бывало и такое, конечно… Но в настоящих отношениях не так легко обмануть. Даже у нас с тобой уже завязалась ниточка, которая не позволит нам лукавить друг с другом в том, что мы считаем важным, даром что порой это важное у каждого из нас выглядит по-разному. А если кто-то один попытается соврать, другому это сейчас же станет очевидно.

— Поспорим? Знаешь такую игру: «Две правды и одна ложь»?

— Ну, еще бы! С детства в нее играла — с мальчишками со двора. И чаще всего — на раздевание. Долгое время мне не везло, а потом я догадалась не скрещивать пальцы, когда лгу.

— Шутишь?

— А как ты думаешь? Видишь, к моим шуткам ты понемногу уже привыкаешь, даже когда они несмешные… Хочешь сыграть? Я согласна, но при одном условии…

— Вика, учти, что я тебе не мальчишка со двора!

— Ой, перестань! Речь совсем не об этом. Здесь я уже выиграла, просто следующий ход не за мной… А условие в том, что игра должна быть про нас. Про Диму, что сидит на диване, и про Вику, которую загнали за кресло. Про то, что мы оба думаем и чувствуем. Мы же насчет чего поспорили? Насчет наших отношений, а не по поводу твоего друга Фердыщенко.

— Что ж, договорились, — я помпезно хлопнул в ладоши. — Начинаем… Во-первых, я считаю, Вика, что ты по-настоящему хороший человек, что бы это в действительности ни значило. Во-вторых, я думаю, что причиной тому — твои юные годы, и со временем ты станешь такой же, как все, если только не пойдешь иной дорогой. Ведь, как ни погляди, в тебе есть все задатки сделаться истинным чудовищем. И в-третьих, кажется, мне легче было бы иметь дело с чудовищем, в которое ты можешь превратиться, чем с тобой нынешней.

— Так нечестно! — возмутилась Вика. — Все это правда! И первое, и второе, и третье. Вернее, прав ты или нет, — об этом я рассуждать не собираюсь, но ты действительно так думаешь. Ты просто использовал игру, чтобы высказать свое отношение ко мне.

— Вероятно, я не успел притормозить. Вот так всегда: начнешь говорить правду, зазеваешься, а тут уже и автострада кончилась… Тебя никак не задевает то, что я сказал?

— С чего бы? Думай обо мне, что хочешь: то, что я есть, заложено во мне самой, а не создается чьими-то словами. Иначе воображаю, как бы я тогда выглядела. Меня можно было бы в цирке за деньги показывать.

— Переиграем?

— Ладно, только теперь не проговаривай все сразу, не то опять забудешь соврать. Первое, второе и третье должны идти по отдельности.

— Первое, — вкрадчиво начал я. — Ты мне очень нравишься. Не только как человек. В буквальном смысле, как девушка, телом которой я не перестаю любоваться ни на минуту.

— Правда! — мгновенно выпалила Вика. — Конечно, ты это уже много раз говорил, но ртом и в самом деле впервые…

— Второе… Пожалуй, мысль о том, что мы могли бы быть вместе, заставляет меня возвращаться к себе снова и снова.

— Извини, я должна уточнить… Кто куда возвращается?

— Перефразирую. Признаться, я не без удовольствия задумываюсь о том, что мы с тобой могли бы быть вместе.

— Ага… «Вместе» — это же про секс, верно?

— Верно, дотошная моя. Это про секс! Про то, с какой охотой я оприходовал бы тебя прямо на этом диване.

— Тогда можно было сразу так и сказать. Мало ли что у тебя на уме. Прости, но к свадьбе я не готовилась… Зато это тоже правда. Значит, сейчас будет ложь.

— Третье и последнее. Меня, конечно, занимает, как просто ты смотришь на все эти вещи, но, черт возьми, этого не будет! Ни о какой близости между нами не может идти и речи!

— Ура-ура! Ложь! Дима, я выиграла! — Вика подпрыгнула за креслом, произведя небольшое землетрясение под своей футболкой, если не считать того, что никакой земли там не было в помине.

— Увы, малышка, это не так. Я опять сплутовал. Извини меня, пожалуйста. Все сказанное было правдой, как бы по-разному мы с тобой к этой правде ни относились…

— А вот и нет!

— Уверяю тебя. Игре конец, пора завершать наше соревнование.

— Дима, видишь этот нос? Когда мне врут про отношения, он начинает чесаться. Сейчас он чешется, как ненормальный. Получается, что последние твои слова — чистейшая ложь. Просто врешь ты, по-видимому, не мне, а себе самому.

— Как бы то ни было, мне это представляется правдой. Возможно, некоему странному паразиту, что живет внутри меня, далеко до твоего носа, но именно он, а не твой нос будет решать, как я проведу нынешнюю ночь. Эту дивную ночь под прекрасным звездным небом, созданным нарочно для того, чтобы наполнять мою душу благоговением и не помню чем еще…

В этот самый момент в коридоре грянул неистовый чих, заставивший меня вздрогнуть, вслед за чем в притворенную створку двери деликатно постучали.

— Дима? Вика? — послышался осипший со сна голосок Алены. — Ребята, к вам можно войти? Я курить хочу…

— Разумеется, можно! — отозвался я не без некоторого горделивого ощущения. — Что за вопрос? По будням и праздникам вход свободный!

— Ну, супер… А ничего, что я голая?

— О господи, Алена! — я взглянул на ухмыляющуюся Вику и почувствовал, что краснею. — Тысячу раз обсуждали! Здесь у меня не пляж и не сауна.

— Можно подумать, — сказали из-за двери. — Кстати, тысячи раз я что-то не припомню… А-апчхи! Вот, правда… Ладно, тогда ждите. Сейчас что-нибудь накину…

— Живо ко мне на колени! — приказал я Вике, как только в коридоре затихло босое шлепанье, сопровождавшее путь сестренки в ее спальню.

— Это зачем еще? — насторожилась девушка.

— Шалость, — пояснил я. — Мистификация. Пустяковая сценка. Разыграем нашу Алену… Вроде как у нас тут романтический момент…

— Не получится, — с сожалением заявила Вика. — Кого-кого, а Лёсю декорациями не одурачишь. Какая здесь романтика? Совсем не та атмосфера в воздухе…

— Дружок, ну пожалуйста! Нельзя упускать такой случай. Возможно, ради этого я и встал сегодня с постели… Скорее — у нас всего несколько секунд!

— Что ж, если так припекло… — Вика не стала медлить и, выскользнув из-за кресла, мигом оказалась возле меня. — Ну? Как садиться? Верхом или боком?

— Издеваешься? У нас романтический момент, а не этюд из Камасутры. Располагайся как можно цензурнее и ничего не трогай.

— В общем, я поняла так, что боком. Уже сажусь, лови меня!

Когда легкое тело девушки опустилось на мои колени, я чуть не взвыл от боли.

— Ох! — сказал я, придерживая Вику за талию. — Вот и смерть моя пришла…

— Дима, ты чего? — испугалась Вика. — Я что-то потрогала?

— Ноги, — пояснил я. — Ноги болят после тренировки. Жуткое дело! Не только они, если на то пошло, но ноги больше всего…

— Чего ж ты раньше молчал? Я бы помогла… Квадрицепсы, да? Четырехглавая мышца бедра. В ней четыре головки: прямая, латеральная, медиальная и промежуточная…

— Тс-сс! Тихо ты, зубрилка… — из коридора снова донеслись шлепающие звуки. «Это моя лягушонка в коробчонке едет», — подумалось мне почему-то.

Вика по собственной инициативе обняла меня за шею и пристроила голову на плечо, чем живо напомнила мне Алену, которая с детства поступала так же и не далее как вчера прощалась со мной на этом же диване совершенно в той же манере. Только Вике каким-то образом удалось переместить свой вес на руки, покоившиеся на моих плечах, от чего моим истерзанным ногам стало значительно легче. Боль отпустила, но на ее место пришли иные впечатления. Девушка вела себя тихо, как мышка, лишь в прижатом ко мне боку отчетливо и до странности часто стукало ее сердце. Сильное горячее дыхание овевало мою шею, а темные растрепанные волосы касались щеки и пахли, казалось, двумя шампунями сразу: одним — бескомпромиссно хвойным и другим — неуловимо цветочным, в котором свежая прозрачность ландыша внезапно заволакивалась маслянистым розовым перегаром. Что ж, вполне вероятно, что на двух шампунях Вика останавливаться не стала… Держать худенькую девчонку за талию было неудобно — слишком ненадежно и слишком высоко для моей руки. Опустив ладонь к ее бедру, я неожиданно наткнулся на голое тело, нескромно выступившее из-под футболки и буквально ожегшее мои пальцы. Я дернулся от неловкости, а Вика едва слышно хмыкнула носом и тихонько поскребла меня ноготками по загривку.