— А как же пролитые слезы? Помнится, они так и капали из ее глаз, так и капали…

— Слезы? — девушка пристально проследила за тем, как я совершаю очередную ленивую затяжку. — Слезы давно в прошлом. Этого ты уже не поправишь и слез ее у нее не отнимешь… Дима! А ведь ты все-таки говнюк! Ты же мне просто голову морочишь! Не было никакой Даши, так? И Семена Ивановича не было?

— Вика, прости! — меня накрыло смехом, от чего дым попал не туда, куда следовало, и я жестоко раскашлялся. — Виноват… Не думал, что зайдет так далеко… кхе-кхе… могу искупить… кхе-кхе… возместить… кхе-кхе… могу жениться, в конце концов… кхе-кхе-кхе…

— Прокашляйтесь сначала, мужчина! — посоветовала мне Вика. — А то жениться будет неудобно… Дима, но зачем? Зачем ты меня разыграл? И часто ты так делаешь?

— Вика, родная моя… то есть, извини, промахнулся… дорогая… Тебе нужен был пример — ты его получила. Велика ли важность, вымысел он или подлинная история. Теперь ты имеешь представление о главном. О том, какими примерно скелетами может быть напичкан шкаф цивилизованного джентльмена, вроде меня. И этот экземпляр еще так себе — детского размера. Лежит на одной полке с мощами замученных котят. Но всякий цивилизованный джентльмен, если он не идиот и не Фердыщенко, готов будет выложить немалые деньги, лишь бы такой скелет не был извлечен из его шкафа на всеобщее обозрение.

— Фердыщенко? А это еще кто?

— Не стоит внимания. Один мой знакомый, большой поклонник лафита…

— Дима, все не так. Никакого представления я по-настоящему не получила. Возможно, для тебя и нет важности, правдива твоя история или все в ней сплошная выдумка, а для меня это первейший вопрос. Правда или фантазия? И то и другое я, конечно, понимаю, как и все люди, только о том и другом думаю, можно сказать, разными половинками мозга… Чего ты ухмыляешься?

— Пустячок… Мозг, строго говоря, состоит из двух полушарий. Тогда как из двух половинок складывается нечто совсем другое… Но ты вольна думать чем тебе сподручнее.

Вика подумала чем ей было сподручнее, после чего предъявила мне все свои зубки, влажно блеснувшие в голубоватой полутьме:

— Смешно, но, строго говоря, неверно. Мозг состоит не из полушарий, а из нервных клеток, называемых нейронами. А вот делится он на два больших полушария, мозжечок и ствол. Что касается моей задницы, на которую ты намекаешь, она, чтоб ты знал, ни из чего не состоит и ни на что не делится. Строго говоря, у меня имеются две ягодицы — правая и левая. Мягкие ткани поверхностей таза, состоящие из кожи, жировой клетчатки и мышц. Ягодицы — сами по себе, существуют отдельно и ни во что цельное не складываются, кроме как в твоем воображении или, строго говоря, в твоем гиппокампе.

— Вика! — промолвил я в притворном замешательстве. — Мерси за науку, конечно, но, помилуй… кто здесь хоть слово сказал о твоей заднице? Наши представления складываются из знаний, полученных наполовину из опыта, наполовину из творческой игры ума. Другими словами, из двух половинок, неравных у разных людей: только не правой и левой, как можно подумать, а — эмпирической и теоретической. Ты явно тяготеешь к первой, тогда как мне милее вторая. Вот все, что я имел в виду.

— Какой же ты жук, оказывается, — не одобрила меня девушка. — Буду за тобой присматривать… Но если говорить не о моих ягодицах, а о твоей миссии, то ты с ней пока не справился. Все твои примеры никуда не годятся. Старайся лучше, или такими темпами я у тебя до утра не разбогатею. А хотелось бы поспать часок перед тем, как идти за покупками.

— Еще лучше стараться? Да на тебя не угодишь, красавица… А кстати, о чем мы вообще беседуем, не напомнишь?

— Напомню, мне не трудно. Осталась куча вопросов. Что такого я могу дать человеку вроде тебя, за что он тут же сделает меня нуворишкой? А, главное, что я при этом теряю? Ты что-то говорил о жертве, о каких-то принципах. Что еще за принципы? Эта часть совсем как в тумане… И нельзя ли, наконец, придумать историю, которая действительно может произойти? Со мной, а не с кем-то другим…

— Настаиваешь? — я сумрачно посмотрел на упрямую девчонку. — Тогда, во-первых, никогда больше не называй себя «нуворишкой». Звучит… чересчур феминистично. А во-вторых, боюсь, нам все-таки придется вернуться к твоей заднице. Не возражаешь, если следующий пример коснется ее гораздо ближе, чем все предыдущие?

— Я с самого начала не возражала.

— Рассмотрим простейший сценарий… Действующие лица: ты и человек вроде меня. Время: томная ночь с пятницы на субботу. Обстоятельства… смотри выше. Двое людей в такую ночь — вот уже и обстоятельства. Фабула, мне кажется, рисуется сама собою… Человек вроде меня, если его правильно настроить, может предложить миллион только за то, чтобы прямо сейчас взять тебя на этом диване.

— В смысле, с человеком нужно переспать? — деловито справилась Вика.

— Именно так.

— Всего за миллион? Уже не за семьдесят?

— Милая моя, остынь! Рукава-то пока не засучивай. Это же для примера.

— И что? Для примера с подарком — миллиона оказалось мало. Твои слова, не мои. А для этого, считаешь, нормально?

— Как ни странно, человеку вроде меня легче раскошелиться на благотворительность, чем на приобретения подобного рода…

— Тогда человеку вроде тебя просто ничего не светит, — с улыбкой заключила девушка и вдруг, раскинув руки, сладко потянулась в своем кресле, в открытую выставляя себя напоказ. — Ох, ну и пожалеет же он, скажу я тебе по секрету. С пятницы на субботу у меня скидка. В другой раз обойдется дороже: сто миллионов, не меньше.

— А сама-то о миллионе не пожалеешь? — не удержался я от вопроса. — В другой раз обстоятельства могут не сложиться.

— Ерунда! Зато хоть какие-то принципы уцелеют. Их у меня не так много сохранилось. Большинство я по малолетке на леденцы и мармеладных мишек обменивала. Только самые дорогие и остались.

— По семьдесят миллионов штука?

— Ладно, уговорил! Пятьдесят миллионов, но я сверху. И выше шеи ничего не трогать!

— Вика, — сказал я, — что именно ты сейчас делаешь, как по-твоему?

— А разве непонятно? Немножко шучу, немножко флиртую. С богатством у нас все равно не заладилось, это я уже сообразила…

— А зачем ты со мной флиртуешь?

— А зачем я вообще сюда пришла? Чтобы переспать с тобой, если пойму, что ты этого хочешь.

— Все еще шутишь?

— Нет, это правда. Шутка была про «выше шеи», — Вика фыркнула. — Между прочим, смешная — для тех, кто знаком со мной лучше. Так-то у меня границ нет.

Вот вам и разговоры с младшим поколением. Если я и был до этого слегка очарован непосредственностью Алениной подруги, и — да, посматривал на нее не вполне отеческим взором (а кто бы не посматривал?), то теперь во мне вскипело праведное раздражение, которым мне и следовало вооружиться.

— Все слишком откровенно! — сказал я не совсем то, что собирался. — Вернее, не в этом дело… Поверь, обычно я ценю прямоту, но ситуация в высшей степени неподходящая. Тебе стоило бы развивать чутье на такие вещи… Абсолютно неприемлемая ситуация. И совершенно не важно, чего я хочу или чего не хочу. Это все мелочи…

— Дима, как может быть не важно то, чего ты хочешь? Это не всегда главное, здесь я согласна, но считать свои желания мелкими… так и до беды недалеко… Возьмем меня. Я довольно сильно хочу с тобой переспать, но, разумеется, бывают штуки и поважнее. Скоро мне понадобится сон, и на первом месте окажешься уже не ты, а мягкая подушка. А под утро мне захочется в туалет: тоже достойное желание, хотя в моем вишлисте его не найдешь…

— И ты действительно хочешь это сделать? Именно со мной?

— Ты про секс, надеюсь? Ну, конечно! Дима, что за вопрос? Ты же не лекарство, чтобы принимать тебя через не хочу.

— Вопрос и в самом деле дурацкий. Не следовало его задавать… И вообще поддерживать этот разговор… Вика, есть кое-что, что делает наш диалог бессмысленным. Точнее выразиться, непозволительным. Жаль, что ты сама этого не понимаешь.