Я знала, что Елена ненавидела извращения с горьким воодушевлением, для которой потребуются годы терапии и очень сильный, стойкий мужчина, чтобы успокоиться и исправиться.

Синклер не был тем человеком. У них были отношения не доверия и страсти, а драйва и взаимного восхищения.

Но Син был из тех людей, которые готовы были по уши впасть в зов сирены моей прекрасной, жизнерадостной сестры, и он был достаточно грешным, чтобы предаваться этому желанию, даже когда ему не следовало этого делать.

— Будь осторожна, да, bambina? — Я тихо позвала ее.

Она моргнула, снова сосредоточилась, а затем нахмурилась, когда раздался звонок в дверь, возвещая о прибытии моего сопровождающего на вечер. Ее глаза упали на высокий вырез моего корсета, ее взгляд скользнул по покрытой клеймом коже моей задницы, прежде чем снова вернуться к моим глазам.

— Ты тоже, Кози, ты тоже.

Козима

Богатство функций высшего общества Нью-Йорка не отличалось от функций высшей элиты и Ордена в Англии. Женщины были разодеты в дизайнерские наряды известных брендов, и сверкали пластическими операциями стоимостью в миллионы долларов, дизайнерами известных брендов и драгоценностями, в то время как все мужчины носили вариации классического костюма и галстука, как будто индивидуальность не одобрялась в таких кругах. Это было так. Это была главная причина, по которой Мейсон Мэтлок, один из самых богатых людей Нью-Йорка и наследник франшизы сети кофеен, использовал меня как очень красивую бороду (прим. переводчика ненастоящая девушка, которая служит прикрытием личной жизни, чаще всего нетрадиционной ориентации). Фанатизм не одобрялся, но тем не менее те, кто слишком отличался от других, часто ощущали на себе основную тяжесть острого языка общества, и Мейсон не хотел иметь дело с последствиями. Семья его матери также была итальянской и католической, поэтому я четко понимала его ситуацию. Я не думала, что он был трусом из-за того, что прятался, хотя я пряталась столько лет. У каждого из нас был свой крест, и я была рад время от времени помогать моему другу нести его крест.

Шум был катастрофическим для такой элегантной функции, но я была за него благодарна. Между группой и сплетнями у меня не было необходимости разговаривать с мужчиной, стоящим рядом со мной в баре.

— Ты выглядишь прекрасно. — Уэсли Лонгхорн посмотрел на меня с глубоким восхищением, и мне уже не в первый раз за эту ночь хотелось, чтобы вырез моего платья был не таким глубоким и чтобы Уэсли не был таким высоким.

— Спасибо, — пробормотала я и провела рукой по корсету моего золотого платья от Versace.

— Так на что это похоже? Быть моделью. — Он сделал большой глоток скотча и подмигнул мне. — Просто взглянув на тебя, я могу сказать, что ты тусовщица.

— В самом деле? — холодно спросила я, моя спина выпрямилась от напряжения.

— Ах, да. — Его рука нашла мою талию и плавно скользнула по моему бедру. — Такая девушка, как ты, должна любить хорошо проводить время.

Я изо всех сил старалась не закатить глаза, но это становилось все труднее. Правда заключалась в том, что таких людей, как Уэсли Лонгхорн, сын одного из крупнейших агентов по поиску талантов, в индустрии было предостаточно. Выплеснуть ему в лицо выпивку, как бы приятно это ни было, только помешало бы моей карьере, а не его.

У меня был опыт общения с мужчинами хуже, чем он, и я знала, как с ними обращаться.

Итак, я блаженно улыбнулась ему.

— Правда в том, что с моим мужем и двумя детьми… — Я наблюдала, как его фасад рушился, черта за чертой, пока его классическое американское лицо не расплавилось, как сыр чеддер. — У меня мало времени на тусовки. И я всегда ищу хорошую няню. Ты любишь детей, Уэсли?

Я все еще смеялась, когда через мгновение после того, как Уэсли убежал, появился Мейсон. Он вопросительно посмотрел на меня, но когда я ничего не объяснила, улыбнулся.

— Я оставлю тебя на пять минут, и ты попадешь в беду.

Я надулась, глядя на него.

— Ты оставишь меня на пять минут, и у меня возникнут проблемы. Кого еще мне нужно развлечь, пока тебя нет?

На лице Мейсона появилась знакомая улыбка, когда он рассмеялся. Ему было тридцать семь лет, намного старше меня по любым меркам, но его закаленная внешность слегка напомнила мне опытную внешность Александра, и я не сомневалась, что его возраст был той самой причиной, по которой я нашла его таким привлекательным. Его темно-каштановые волосы были зачесаны со лба, чтобы подчеркнуть квадратный разрез подбородка, нос римского патриция и темные глаза.

Впервые мы встретились однажды ночью, через месяц после того, как я переехала в город, когда особенно устала от своего роботизированного существования и поддалась своему любопытству, посетив местный БДСМ-клуб. The Bind был эксклюзивным заведением, которым управлял один из старых друзей Синклера, и именно поэтому я получила приглашение. Я пошла одна, не зная, что ищу, но нуждаясь в чем-то, что могло бы успокоить дикое беспокойство в моей душе. Именно там я нашла Мейсона, спорившего с человеком, который пытался пристегнуть его к седлу лошади. Я вмешалась, глядя в лицо большому Доминанту, пока не прибыл смотритель клуба, чтобы выпроводить его. Мы с Мейсоном провели остаток вечера, выпивая в баре и разговаривая о нашей взаимно неудовлетворительной личной жизни и больших смешанных итальянских семьях. С тех пор мы были друзьями.

— Я так рад, что ты смогла присоединиться ко мне сегодня вечером, — говорил он своим глубоким, методичным голосом, обдумывая каждое слово, прежде чем произнести его. — Ты всегда скрашиваешь эти мероприятия.

Я закатила глаза.

— Мейсон, эти «мероприятия» важны. Для нас с тобой.

Он тяжело вздохнул.

— Мой дядя оказал на меня давление и я сказал, что мы все ещё видимся, на что он ответил, что он был бы горд, если бы слухи воплотились в жизнь и он увидел кольцо на твоём пальце.

Я засмеялась в знак солидарности, потому что у нас обоих были сложные отношения с фигурами нашего отца, и наклонилась, чтобы поцеловать его в щеку. Вспыхнула камера телефона, когда кто-то нас сфотографировал, но в этом и был смысл всех этих вещей. Мейсон помог моей известности, возил меня по городу, когда я впервые приехала, а я продолжала помогать его властной гомофобной семье, будучи его спутницей.

Его губы поджались, но он расслабился, когда я положила руку ему на плечо и повела обратно к нашему столу, чтобы занять наши места. Когда он положил свою руку поверх моей, он посмотрел на меня мрачными глазами.

— Ты тоже важна для меня, Козима, и я могу сказать, что ты недовольна. Даже более чем обычно, что я должен отметить, это о чем-то говорит.

Я быстро отвела взгляд, высвободив руку из его хватки.

— Ты едва меня знаешь.

— Я знаю тебя уже два года. Я бы сказал, что это значительный срок, — возразил он, его голос был жестким от раздражения.

Он заслуживал большего, чем моя раздражительная оборонительная позиция, но я снова начала протестовать.

— Я просто конфетка для твоих рук, Мейсон. Расслабься.

Внезапно его рука оказалась на моей, и меня повернуло на сиденье, пока я не оказался лицом к нему полностью, мои колени оказались зажаты между его коленями. Выражение его лица было холодным и жестоким.

— Не смей. Не оказывай себе и нашим отношениям медвежью услугу, делая вид, что это сделка, а не эмоциональная связь. Я здесь как твой доверенный человек, так же как и ты мой. Что с тобой не так, что ты так легко об этом забываешь?

Я выдернула руку из его хватки, избегая осуждения в его ледяных глазах. Обычно я могла контролировать свое необоснованное желание дистанцироваться от людей, особенно мужчин, в моей жизни, но события последних нескольких дней настолько вывели меня из строя, что я почувствовала себя так, как будто меня пропустили через измельчитель древесины. Кусочки моего израненного прошлого, бурного настоящего и мечтаний о будущем лежали вокруг меня, словно обломки, и я понятия не имела, как разобраться в этом хаосе.