— Простишь меня? — тихо спросила я Мейсона, скрестив ноги и наклонившись в кресле так, чтобы я могла обхватить его шею сбоку. — Сегодня вечером я на грани.

— Ты могла бы поговорить со мной о том, почему это так, — мягко предложил он, все еще злясь. — Я знаю, что ты не любишь говорить о своем прошлом, но что-то или, может быть, кто-то снова всплывает в настоящем? Ты же знаешь, что можешь рассказать мне что угодно, верно?

Я вздохнула и повернулась к своему стакану красного вина в поисках утешения, как сделала бы любая женщина Ломбарди.

Мы с Мэйсоном молчали, когда начался ужин, и хорошо одетый конферансье вышел на сцену, чтобы рассказать о благотворительной организации по борьбе с раком, которую мы поддерживаем. Я играла с едой вместо того, чтобы есть ее, хотя обслуживал мероприятие один из моих любимых нью-йоркских поваров. В моей голове было слишком много вещей, чтобы погрузиться в этот великолепный вечер. Мое сердце сильно колотилось, зная, на какой риск я пошла, отправляясь в Англию, хотя я надеялась, что это окупится, когда я буду позировать самому знаменитому фотографу в мире.

— Эй, — тихий голос Мэйсона прервал мои мысли, и я подняла голову и увидела, что на его лице отразилось нечто более резкое, чем беспокойство, что-то вроде беспокойства. — Ты все еще готова к этому? Мы всегда можем пойти домой.

Я категорически покачал головой.

— Нет. Я знаю, что это важно для тебя, поэтому это важно и для меня.

Он коротко кивнул, но был расстроен тем, что я так молчала. Я отмахнулась от беспокойства и сосредоточилась на предстоящем вечере. Первая любовь Мэйсона, его лучший школьный друг и тайный бойфренд, умер в двадцать три года от рака мозга, и теперь, когда у Мэйсона были деньги и влияние в городе, он стал одним из крупнейших покровителей благотворительной организации. Именно поэтому я согласилась, чтобы меня «продали» на свидание тому, кто предложит самую высокую цену, чтобы собрать деньги на лечение болезни.

Ирония того, что я снова добровольно продавала свою красоту, не ускользнула от меня, но мой терапевт заверил меня, что это реальный способ «вернуть себе силу» и переписать травмирующий опыт в позитивный и альтруистический.

Я думала, что это полная чушь, но мне хотелось поддержать Мейсона, и у меня был опыт игры на своей красоте, как у маэстро на его инструменте.

— Дамы и господа, уважаемые гости, — драматически заявил ведущий. — Для меня большая честь объявить о предметах, которые мы выставим на аукцион сегодня вечером. Пожалуйста, помните, что доходы пойдут на очень достойное дело. — Я попыталась сосредоточиться на его объяснении благотворительности, но иголки играли по коже на моей шее. Нахмурившись, я слегка повернулась, чтобы смахнуть зуд, когда заметила его. Граф Торнтон Александр Дэвенпорт сидел за одним из главных столов перед сценой, скрестив ноги и небрежно перекинув одну руку через стул рядом с ним, где сидела и болтала с ним симпатичная молодая женщина. Та самая белокурая богиня, с которой я видела его в последний раз в Милане, леди Агата Говард. Я не могла видеть его глаз со своего места, но без колебаний знала, что он смотрит на меня.

Надежда и страх бурлили во мне. Я прижала кулак ко рту, борясь с тошнотой.

— Слишком много вина? — пробормотал Мейсон, все еще глядя на ведущего.

Я покачала головой, мои глаза неумолимо устремились на мужчину в другом конце комнаты. Я чувствовала, как якорь болезненно натягивается в моей душе, когда наша связь натянулась и завибрировала энергией. На нем был полностью черный наряд, если не считать золотого шелкового нагрудного платка. Даже находясь так далеко, я чувствовала, как у меня буквально перехватило дыхание.

Какого черта Александр делал на этом благотворительном мероприятии?

Я судорожно сглотнула и попыталась оторвать взгляд от золотого нагрудного платка. Не слишком ли было думать, что он носил это как тонкое напоминание о том, что я и мои золотые глаза принадлежат ему?

— И вот тот момент, которого мы все ждали, — крикнул ведущий. — Всем, пожалуйста, поприветствуйте на сцене милых дам и господ, вызвавшихся добровольно участвовать в аукционе!

Это был мой выход, но я осталась сидеть на своем месте, глядя в глаза серебряных монет, которых не видела столько лет.

— Козима, чего ты ждешь? — прошептал Мейсон, подталкивая меня бедром.

Я наблюдала, как медленная улыбка растеклась по чертам Александра, и только когда он слегка кивнул головой, чары лопнули, и я освободилась из его хватки.

Стыд пронзил меня, как вулканический жар, и я почувствовала вкус пепла своих старых мечтаний на кончике языка.

Он больше не был моим, и я больше не могла хотеть его. Чувство невольного желания, которое он все еще разжигал во мне, было прискорбным напоминанием о моей давней потребности в сексуальном удовлетворении, которое мог мне дать только он.

Я пристально посмотрела ему в затылок, когда он повернулся и обаятельно улыбнулся Агате, черт возьми, Говард.

— Кто это? — резко спросил Мейсон, встревоженный больше, чем следовало бы, будучи моим другом и фальшивым женихом, и проследил за моим взглядом к другому столу.

— Никто важный, — сказала я легкомысленно с широкой улыбкой, такой же фальшивой и функциональной, как тканевые цветы.

С томной улыбкой я поднялась на ноги как раз в тот момент, когда последние несколько добровольцев поднялись на сцену, и запечатлела долгий, долгий поцелуй на удивленных губах Мейсона. Я чувствовала, как глаза зала наблюдают за мной, когда я отстранилась и неторопливо подошла к сцене, где другие женщины смотрели на меня с разной степенью раздражения. Удивительно и ужасно, но именно Агату Говард, похоже, больше всего позабавила моя тактика. Ее голубые глаза сверкали, когда она ухмылялась мне, прохаживающейся между столами.

— Извините на минутку, ребята, — спросил ведущий, наблюдая, как я поднимаюсь по лестнице. — Этого стоит ждать, и я думаю, она это знает.

Я улыбнулась ему, проходя мимо, и когда он предложил свою напудренную щеку для поцелуя, я подчинилась. Волна свиста и аплодисментов поддерживала меня. Пусть Александр увидит именно то, чего ему не хватало последние четыре года.

Аукцион начался с миниатюрной брюнетки на другом конце очереди, и я поняла, что буду последней женщиной, которую вызовут.

— Вы проделали замечательную работу, — прошептала Агата со своим невероятно шикарным британским акцентом. — Теперь, когда ты последняя, предвкушение будет только нарастать.

Я бросила на нее тревожный взгляд, пытаясь оценить ее намерения. К сожалению, она была британкой до мозга костей, и ее воспитали идеально уравновешенной и непрозрачной.

— Спасибо. Хотя я уверена, что мужчины потратят на вас все свои деньги, а мне останутся остатки.

Она хихикнула, как школьница, услышав мой комплимент на экзамене.

— У меня такое чувство, что мужчина, с которым я пришла, уйдет с кем-то другим.

Пот выступил у меня на затылке, и руки чесались, чтобы их сплели вместе, но я сохранял самообладание благодаря чистой силе воли.

Какого черта была игра этой суки?

— Агата, — сказала она мне с легкой улыбкой. — Очень приятно.

— Козима, — неохотно пробормотала я и увидела, как ее губы дернулись от веселья.

— Есть ли у меня двенадцать тысяч долларов на подтянутого и загорелого Уэсли Лонгхорна? — подтолкнул ведущий. Женщина в зале подпрыгнула в воздух, подняв табличку с номером, и все аплодировали, когда ей продали его.

— Она переплатила, — пробормотала я.

Агата снова хихикнула.

— Не смеши меня, — строго сказала она. — Я следующая.

Четверо мужчин сделали ставку на нее мгновенно, и она заметно прихорашивалась, когда каждый изо всех сил пытался перебить цену другого.

Мой взгляд нашел в толпе Александра, лениво покачивающего табличкой между указательным и большим пальцами, хотя на его девушку в настоящее время делали ставки другие мужчины. Он не смотрел на меня, но я почувствовала, как в моем сердце пробежала та же волна тревожного возбуждения.