– Я… – собеседник замолк на полуслове, медленно взял с вазы какой-то экзотический фрукт, напоминающий кактус, и прицельно швырнул его в сторону ларца, крышка которого приоткрылась, и сквозь щель блестели четыре глаза. Плод взорвался, распавшись на мелкие брызги, распространившие по округе жуткую вонь, а крышка с грохотом захлопнулась. – Слишком много лишних ушей. Так вот, принцесса, сначала я хотел бы показать свою осведомленность и продемонстрировать своё могущество. Это поможет тебе отнестись к моему предложению со всей серьёзностью.

– Если вам известен мой титул, то извольте обращаться ко мне подобающе: Ваше Высочество, – прервала его Анна.

– Отлично! Да! – воскликнул собеседник. – Тогда уж и меня извольте именовать Ваше Всемогущество.

– Разумеется. Итак?

– Например, мне всё известно о ваших соперниках – где они, чем заняты, насколько приблизились к цели и каковы их шансы.

– Это очень интересно, Ваше Всемогущество. И объясните, почему вы обратились именно ко мне, а не к любому из них.

– Мой интеллект способен не только фиксировать события, но и делать весьма точные прогнозы. Но дело не только в расчетах. Из всех претендентов этого тура Игры только с вами, Ваше Высочество, я вижу перспективу установления взаимопонимания и взаимных симпатий. Прочие либо слишком увлечены собой и неспособны на продуктивное сотрудничество, либо чрезмерно увлечены идеями и иными пристрастиями, которые укоренились в их сознании и подсознании. У вас, Ваше Высочество, в голове нет никаких идей, кроме самых поверхностных: выжить, победить, отомстить. Кроме этого, все они или почти все просто притягивают к себе противодействие весьма могущественных программ и авторитетных сущностей.

– Так кто же вы? – Принцесса почему-то была уверена, что сейчас собеседник либо соврёт, либо попытается отделаться полуправдой.

– Я?! – Он вновь глянул в сторону ларца и, только убедившись, что крышка плотно закрыта, продолжил: – Я – изначальная сущность этого мира, его титульная программа, начало всех начал.

– Вот как? – Его ложь выглядела слишком уж неуклюжей, но, казалось, Дядя Сэм верил в то, что говорил, или старался убедить себя самого в том, что это правда. Слова звучали чеканно, как вызубренный урок. – Но мне кажется странным, что изначальная сущность решила этот мир покинуть.

– Существует только человек, всё же остальное – дело его рук и его мозга! Че-ло-век! Это – великолепно! Это звучит… гордо! Человек! Надо уважать человека! Не жалеть… не унижать его жалостью… Уважать надо! Выпьем за человека, принцесса! – На столе возникли два бокала с янтарным игристым вином. – Наверное, хорошо это – чувствовать

себя человеком!.. Я – сущность, я воплощение могущества, я решаю, кому продолжать здесь своё существование, кому исчезнуть без следа, но все почему-то видят во мне абсолютное зло, противятся всему разумному, что я привношу в этот мир. Кстати, в каждом, кто приходит сюда, вижу не просто новые возможности и новые помехи, но и личность. Я беру от них всё, что кажется мне ценным, я научился чувствовать – плакать и смеяться, любить и ненавидеть. Я сам стал личностью, обрёл собственное «я»! И цель! Да, я обрёл цель! Найти выход отсюда, прожить человеческую жизнь в реальном мире.

– Ваше Всемогущество, – обратилась принцесса к дяде Сэму, едва тот умолк. – Вы обещали сообщить, где мои соперники и что они делают.

– Так вы согласны, Ваше Высочество?

– Мне нужно подумать. Так я слушаю.

– Хорошо-хорошо… Двоих уже нет – Конрад Имидж погиб у вас на глазах, а Раджа Раджниша, с которым, кстати, мне уже приходилось встречаться, предательским выстрелом в спину убила Фатима Хусейн. Он, кстати, просил у меня аудиенции, но мне пока некогда его принять.

– Мёртвый? Просил?

– А что тут удивительного. Здесь смерть всего лишь отнимает шанс вернуться к реальности, зато решает массу проблем. Смерть делает людей добрее, покладистее и, главное, свободней. Далее: пастор Фреди Бургер и распутница Цинь Цзянхун довольно бодро движутся вперёд, хотя ещё толком не понимают, куда им следует идти. Сейчас они довольно успешно обращают местное население в свою веру. Правда, в её адепты идут сущности, уже стоящие на грани развоплощения, так что они скорее станут обузой, чем смогут обеспечить поддержку. Порноактриса Лейла Спагетти… Ну, её уже забрал себе один из моих парней, не помню точно, кто именно, но это и неважно.

– Я! Я… – крикнул высунувшийся из ларца один из громил, но в него тут же полетела крупная зелёная груша, ударилась в переносицу и растеклась по всему лицу.

– Сэма Колибри в расчёт можно уже не принимать – у него гастрольный тур по нашей преисподней, так что он вполне доволен и уже никуда не торопится. Кто ещё остался? Ах, да! Маленькая распутница Фатима Хусейн. Она сейчас одиноко бредёт в темноте и страшно всего боится. У неё шансов нет, если она не найдёт общий язык с герцогом. Но это вряд ли. Скорее всего, они не встретятся. А если встретятся, то этот молодой аристократ слишком заносчив, чтобы связываться с мелкой потаскушкой. Если интересно, могу даже показать в режиме реального времени, что каждый из них вытворяет сейчас. Показать?

– Да… Начните с… – Она хотела начать с Сэма, но, секунду подумав, назвала пастора и революционерку.

– Усаживайтесь поудобнее. Кино начинается! – Дядя Сэм хлопнул в ладоши, и между двумя деревьями появилось объёмное изображение: просторная площадь, окружённая ступенчатыми пирамидами, была полна народу. Впрочем, людьми тех, кто на ней собрался, можно было назвать с большой натяжкой. Почему-то многие из них были на одно лицо со стёртыми чертами, а многие вообще были полупрозрачны.

– Братья и сестры! – громогласно вещал пастор, стоящий на вершине одной из пирамид. – Близок час, когда ваши души избегут тлена и обретут бессмертие, поскольку лишь тот жив, кто со всей полнотой ощущает себя частью жизни. В мире, которым владеют грех и смерть, человеку не уцелеть без действенного лекарства. И я дам это лекарство, вернее, открою его вам, ибо оно и так внутри вас. Я пришёл к вам не просто как Учитель, но как Врач, дающий вам лекарство бессмертия. Есть прямая связь между болезнями и грехами, однако грех – лишь то, что воспринимается вами как действо порочное. Но недаром говорят, что грех сладок, и в человеческом сознании твердо укоренилось заблуждение, будто всё, что несёт радость, что заставляет торжествовать плоть, есть грех. Но кому плохо оттого, что другому хорошо?! Только врагу рода человеческого, тому, кто сам желает зла первому встречному…

Он читал свою проповедь нараспев, отбивая ритм посохом, и ветер развевал его пламенную мантию. Ступенькой ниже возлежала обнажённая Цинь и плотоядно всматривалась в беснующуюся толпу. Возбуждение нарастало, и вот кто-то уже начал срывать с себя одежду… Изображение внезапно исчезло.

– Далее кино не для детей до шестнадцати лет, – заявил Дядя Сэм и тут же поинтересовался: – За кем ещё подсматривать будем? За герцогом?

– Нет… – Что происходит с этим придворным пижоном, её почему-то совсем не интересовало. – Покажите, как там… командор.

– Какой командор?!

– Командор… Который отдельно… Прилетел.

– Как отдельно? Почему не доложили?! – рявкнул он, глянув на ларец.

Сквозь щель из-под приподнявшейся крышки со свистом вылетели три струйки чёрного дыма, завертелись волчками, и через пару мгновений перед начальством предстали всё те же двое из ларца и мрачный лысый, жилистый, высокий, мускулистый пожилой человек в красной рубахе до колен и кожаном фартуке, покрытом пятнами цвета ржавчины. Наверняка это был Тит-Живодёр, которым принцессу стращали эти клоуны.

– Мне что – вопрос повторить? – негромко, но с явной угрозой в голосе поинтересовался Дядя Сэм.

– А может, она врёт! – внезапно выкрикнул амбал, что пониже ростом.

– Да, она сочиняет, а нам отвечай… – плаксиво заявил его более крупный напарник.

– Быстро! Выяснить! – рявкнул Дядя Сэм, и двоих его подручных как ветром сдуло. – Так какой командор? – теперь он обращался к принцессе. – На яхте не было никакого командора.