А я пошевелиться не могла, просто стояла, смотря на него, и дрожала. Губы мужа дотронулись до моих. Он поцеловал меня. А у меня закружилась голова, то ли от страха, то ли от бредовости происходящего.

— Кровь… У тебя кровь… — шептал он. — Это пройдёт, заживёт… Снова будешь красивой… Ты у меня такая красивая… Ты простишь меня?

Он притянул моё каменное тело к себе, обнял и начал рыдать. Его щека касалась того места на моей щеке, куда он ударил меня и солёные слёзы жгли болью. Но я стояла и терпела, боясь пошевелиться.

— Любимая, ты же простишь меня? Это же ты виновата, понимаешь? Ты довела меня. Сама вынудила. Я бы никогда… Простишь? Я изменюсь, клянусь! Никогда больше, никогда! Закодируюсь, хочешь? Только прости, любимая!

А я сказала, что прощу. Потому что боялась, что, если не скажу, он снова ударит меня. Или убьёт. Пообещала, что прощу. Думала, что смогу простить.

Наши дни.

В итоге простить не могу до сих пор. Но всё ещё с ним. Потому что не смогла рассказать никому из семьи об этом. Не смогла расстроить маму и папу. Не смогла заикнуться Нике — зная сестру, она либо сама избила бы Егора, либо пожаловалась бы Яну. Ещё хуже Антону. Мне было стыдно и страшно говорить об этом, ведь я сама выбрала Багрянцева. Пусть и ради дочери. Сама во всём виновата и теперь мне нести эту ношу долгие годы.

В глубине души верила, что муж и правда изменился. Хотела в это верить. Он больше не пьёт так много, как раньше. И не поднимает на меня руку. Первые месяцы после того случая Егор вёл себя как самый идеальный мужчина на свете: дарил цветы, водил по ресторанам, именно тогда согласился на няню, против которой был, даже купил мне машину. Позже всё вернулось в своё русло.

Я любила его по-своему когда-то. Но после той ночи даже эти крохи чувств исчезли. Я чётко осознавала, что потребую развод, однажды. Когда наберусь смелости и когда подрастёт Ева, чтобы я могла ей всё объяснить. А пока она такая малышка, ей нужен папа, полная семья.

Вздыхаю, подходя к дорожной сумке. Сменяю ночнушку на тёмные джинсы и бордовый уютный безразмерный свитер. Умываюсь, наношу дневной крем, расчёсываю волосы и спускаюсь на первый этаж.

Но застываю на последней ступеньке, заметив всю семью Жуковских и Левицких на пороге нашего дома. Что они делают тут, если собирались готовить часть своих блюд у себя в доме? Да ещё и Ян с Антоном со своими чемоданами.

— Пришла беда, откуда не ждали, — утешает мама тётю. — Ну ничего, в тесноте да не в обиде, Леночка.

— Что случилось? — спрашиваю я.

— Нашу чёртову газовую трубу прорвало! А если бы папа не заметил запах, не представляю, что бы с нами было! — негодует Ника. — Всё перекрыли, выключили электричество, вызвали аварийку и пожарных. Но теперь нам минимум сутки дом проветривать. Вот тебе и Новый год, что б его!

— Не ругайся, дочка, — приструняет её дядя Женя. — Я виноват, давно надо было начать ремонт.

— В общем, сестрёнка, мы к вам с ночёвкой, — нервно смеётся Левицкая.

Если я думала, что влипла, когда вчера встретила Антона на пороге нашего дома, то я ошибалась. Вот теперь я действительно влипла!

В нашем доме начинается жуткая суета. Дядя Женя и Антон на свой страх и риск идут спасать продукты из холодильника своего дома. Мама распределяет всех по комнатам. Повезло, что у нас дом побольше, чем у Жуковских, и есть лишние спальные места.

Комнату Евочки отдают бабушке. Так что дочке придётся спать с нами. А комнату бабушки, где небольшая двуспальная кровать, вызываются занять Ника с Яном и Лёвой. Нужно только раскладное кресло перетащить из гостиной для племяшки. Папа уступает их с мамой спальню дяде и тёте. Сами же родители уйдут ночевать в баню, у нас там помимо парной, моечной и предбанника есть отапливаемая комната отдыха с большим раскладным диваном. Антон с женой занимают папин домашний кабинет. Там тоже диван не маленький и раскладывается.

Все расходятся, чтобы разложить вещи, застелить спальные места и привести себя в порядок. Я остаюсь на кухне, наблюдая, как Егор выполняет моё дочке обещание — ведёт её кататься на ватрушке.

Первой спускается мама. Причитает, что готовки непочатый край, а время уже почти обеденное. Ника входит в кухню с тётей как раз в тот момент, когда мама решает распределить обязанности. На Нике её любимая белочка и мимоза. На маме с тётей селёдка под шубой и холодец, Егор его очень любит, особенно приготовления моей мамы. Я ответственна за фаршированные яйца и оливье. Становится смешно, что именно мне выпадает готовить любимый салат Антона. Спустившуюся Юлю запрягают делать гранатовый браслет. Терпеть его не могу, как и саму Юлиану.

Жуковские возвращаются с продуктами. Многие овощи уже отварены и у них, и у нас, так что нам проще готовить. Антон с Яном идут помогать папе и дяде установить новенькую коптильню на улице, до которой руки отца так и не добрались. Упускаю из виду, что именно они хотят закоптить, но уверена — будет вкусно.

Сажусь за кухонный стол и начинаю нарезать колбасу, ровно по размеру горошинки, как мама учила в детстве. Рядом садится Ника и натирает «Дружбу» в миску.

— Нет, ты только посмотри на неё, ещё бы в вечернем платье готовить пришла, — на ухо сестре ворчу я.

Если я в свитере и джинсах, Ника в спортивном костюме, мама и тётя тоже одеты по-домашнему, то жена Антона выглядит будто на вечеринку собралась. Кожаная обегающая юбка, полупрозрачная белая блуза с воротничком, расшитым сверкающими камнями. И уже при вечернем макияже. Она и спит при параде интересно?

— Не будь стервой, Ксю, — усмехается Ника.

Готовка проходит спокойно, я почти заканчиваю с оливье, когда Юля вскрикивает и все поворачиваются в её сторону, наблюдая, как на белой блузе расползается розовое пятно от свекольного сока. Усмехаюсь. То-то же! И почему я так злобствую при виде её неудачи?

Жена Антона — назвать её по его фамилии, которую ещё в школе в личном дневнике примеряла на себя язык не поворачивается — тут же убегает в выделенную им комнату, чтобы переодеться.

— Не злорадствуй, — хихикает Ника.

— Признай, тебя она тоже бесит, — шепчу ей я.

— Я хотя бы не показываю это так открыто.

Вообще-то, я не злая, и не ревнивая. Но когда дело касается Антона, наружу вылезают как самые хорошие мои качества, так и самые ужасные. Рассудительность, спокойствие и здравомыслие уезжают в долгосрочный отпуск.

— Дочур, отнеси, что готово в холодильник в бане. А то в кухонный всё не влезет, — просит мама.

Надеваю шубку, обуваю мамины валенки, тётя передаёт мне пару мисок, и я выхожу на улицу. Холодильником то, что находится в бане назвать сложно. Он чуть больше мини-бара в отелях. В более молодые годы папа постоянно устраивал там посиделки со своими менеджерами и вторым генеральным. Сейчас отец всё чаще предпочитает рыбалку с дядей и отдыхать с мамой дома, а свою часть бизнеса оставляет на управляющего. А мама только рада. И я понимаю её. Они стали чаще выбираться в отпуск. В марте в Карелии были, в июле ездили в санаторий в Анапе, Еву с собой брали, в сентябре на Кипр мотались со своими друзьями.

Дочке вообще повезло иметь столько бабушек и дедушек, готовых её развлекать. Родители Егора на майские увезли её в Турцию в отель с прекрасной детской анимацией. Она была в огромном восторге от детской дискотеки, кружков и пенной вечеринки в бассейне. В Анапе дочурке тоже понравилось, особенно аквапарк, дельфинарий и верёвочный парк. Когда подрастёт обязательно отправлю её «Артек» летом. Муж пока против, но я считаю, что лучше летнего лагеря для ребёнка нет ничего.

Захожу в баньку, убираю всё в холодильник и выхожу обратно. Сегодня морозно, жаль снег не идёт. Детишкам было бы в радость.

— Мамочка! — радостно кричит Ева, подбегая ко мне.

Обнимает. Сажусь на корточки и обнимаю дочку в ответ. Смешная такая, косички, торчащие из-под шапки, растрепались, щёчки румяные. Моя маленькая копия, только глаза в Егора пошли, карие.