— Ксю, тебе разве нравится такая жизнь, м? Быть домашним приложением для своего муженька? Готовить, стирать, убирать и всё? Разве ты этого заслуживаешь?

— Кто сказал, что я только этим и занимаюсь?

— Ника.

— Не думала, что вы меня обсуждаете. Это неприятно!

— Не обсуждали. До прошлой недели, — шепчет он, целуя меня в волосы, другой рукой поглаживая спину. — Но ты ведь пришла не об этом поговорить? — ещё тише и сексуальнее произносит Антон и, выдерживая небольшую паузу, добавляет: — Хочу тебя на этом столе. Сейчас.

Перестаю дышать, и не слышу ничего, кроме его низкого голоса. Глаза бегают по лицу Жуковского, а я не знаю, куда себя деть. Знала же, что этим всё закончится.

— Я пришла поговорить, а не… — единственное, что в силах из себя выдавить.

— Не могу сосредоточиться, когда ты рядом, такая желанная.

— Нет, — пытаюсь сопротивляться.

Но сопротивление разбивается о наше взаимное желание, как бы я ни пыталась убеждать себя в обратном. Разбивается о ненормальный взгляд полностью потемневших глаз. Всё-таки какой же он стал. Без тормозов, словно первобытный хищник, как будто моё тело — единственное что его интересует в этот миг. И крышу срывает не только у Антона, но и у меня.

— Да, — его лицо в нескольких миллиметрах. — Да, родная, тысячу раз да. Скажи, чего хочешь, Ксю. И я дам тебе это, — проводит носом по щеке, кусая мочку и оттягивая красный гвоздик-серёжку.

— Я хочу развестись с мужем, — решительно признаюсь я, замечая, как меняется лицо неродного брата. — И тебя. Безумно хочу.

Стоит сказать эти слова, и он тут же подхватывает меня на руки, и я оказываюсь сидящей на столе. Жуковский раздвигает мои ноги и встаёт между них.

— Как давно я мечтал услышать эти слова, — произносит Антон, запуская руки в мои волосы и сжимая их в кулак.

Запрокидываю голову, ощущая, как по телу распространяется горячая волна желания. Он притягивает меня за талию ближе свободной рукой на край стола. Чтобы даже через ткань одежды почувствовала его твёрдое возбуждение. Опускаю ладонь и чуть сжимаю его член через брюки. И мир существует только для нас двоих.

Жуковский обхватывает рукой моё лицо, притягивая к себе и размыкая губы своим языком. Целует несдержанно и развязно. Сердце неистово колотится, а возбуждение накрывает с головой. Как же он целуется! Невероятно! Так влажно, крышесносно, до мурашек по коже. Всё ещё сжимает мои волосы на затылке, переходит к шее, кусая и вылизывая каждый её сантиметр.

Сама призывно снимаю кофту и откидываюсь спиной на шероховатую поверхность стола. И без слов, понимая, чего именно я хочу, Антон наклоняется надо мной. Проводит языком по ложбинке между грудей. Смакует, не торопится, потому что сейчас у нас есть время, а удовольствие нужно растягивать. Не церемонясь с передней застёжкой бюстгальтера, тянет её в стороны, расстёгивая. Погружает в рот один из сосков, грубо всасывая нежную кожу, заставляя застонать. Другой рукой зажимает горошину пальцами. Тянет вверх, наслаждаясь моими всхлипами. Отстраняется чуть-чуть, рассматривая с удовольствием набухшие горошинки, ухмыляется самодовольно.

Под моим затуманенным взглядом, снимает с себя тесную футболку, и я сразу же провожу пальчиками по крепкому торсу. Вихрь чувств и эмоций снова окатывает меня, заставляя кожу тлеть от горящего взгляда мужчины. Перехватывает мою руку возле своих штанов, так и намекая, что ещё рано и у него на меня другие планы. Поднимает мою ногу, стаскивая ботфорт. Повторяет со второй. Приподнимаю таз, чтобы он мог снять юбку и трусики. Страшно, что Жуковский при свете дня увидит мой шрам от кесарева. Вдруг разонравлюсь? Вдруг, ему теперь не нужна такая неидеальная? Закусываю губы, но мужчина, даже увидев его, смотрит с вожделением, и я расслабляюсь. Чулки остаются. Специально надела их, знаю, что любит.

И вот, я снова откидываюсь на стол, раздвигая ноги, и чувствуя разряд электричества на кончиках пальцев ног, которые слегка подрагивают от предвкушения. Жуковский покрывает поцелуями мой живот, спускается ниже и размашисто проводит языком вокруг входа во влагалище. Поднимается выше, обводит клитор по кругу, всасывает и слегка прикусывает. Начинает ласкать не только твёрдый бугорок, но и нежные половые губки, а указательный палец оглаживает вход в дырочку. И пока язык ласкает нежную плоть, палец устремляется к эпицентру моего удовольствия.

Меня трясёт от движений его языка. А неродной брат продолжает доставлять мне удовольствие, крепко держа за бёдра, сминая кожу до красноты, не позволяя мне двигаться и елозить.

— Ты такая красивая и открытая сейчас, — отстраняется на секунду, разводит мои ноги ещё шире, собрав со складок смазку, и снова вводит в меня уже два пальца.

Скользит в разгорячённое лоно плавно, глубоко. Задевая самые чувствительные точки.

— Какая же ты сексуальная, Ксю.

Несколько глубоких вздохов Жуковского заставляют мои стеночки сжаться вокруг его пальцев. Он же в ответ довольно усмехается и снова прикасается языком к жаждущему ласк клитору. Его язык и пальцы, идеальное сочетание. И я стону во весь голос, ведь мы вдвоём в номере и скрываться не от кого. Я близка к долгожданной разрядке и Антон чувствует это. Увеличивает темп. Доводит меня до края, окончательно лишая рассудка, разрывая на миллионы частиц. И как же мне хорошо! Из-за него, такого любимого, настойчивого, местами грубого.

И вот, остаётся миг до кульминации, и я приподнимаю таз, чтобы быть ещё ближе к его лицу. Чувствовать не только язык, но и губы и великолепно скользящую по нежной коже грубую щетину. Зарываюсь пальцами в светлые волосы, выгибаюсь и стону, пока внутри всё сжимается. Трясёт, как от лихорадки, а потолок номера плывёт пред глазами.

Мужчина же не спешит прекращать даже после моего оргазма. Облизывает губы, вытирает мокрый рот ладонью, не сводя с меня голодного взгляда. Взгляд его тоже затуманен, а ткань брюк демонстративно топорщится в области ширинки. И смотря на такого Антона, я понимаю, что продолжение обещает быть ещё более головокружительным.

Жуковский наконец-то избавляется от брюк и трусов, высвобождая возбуждённый ствол наружу.

Кислород отказывается наполнять лёгкие, а он нет. Он не отказывается, но издевательски входит только наполовину, дразня. Так сильно разводит мои ноги, заставляя выгибаться, прижиматься промежностью к его коже и молить о том, чтобы вошёл уже до упора и заполнил. Сил никаких терпеть нет.

Толчок… Медлительный, как будто пробный. Кусаю губы, любуюсь. Мой. Мой Антон. Не виделись всего неделю, а ощущение, что снова несколько лет. Как же жить без него дальше? Но из нас двоих о будущем думаю только я. Жуковский живёт этим моментом. Живёт мной.

Толчок… Наслаждение расходится по чувствительным складочкам, с кровью по венам. И поцелуй страстный, агрессивный.

Толчок… Его потрясающе красивые яркие голубые глаза напротив, наблюдают за мной. Хочется остановиться в этом моменте, и время замирает, но всего на пару секунду, чтобы снова сорваться в бег.

Толчок… Наконец-то сильнее, мощнее. Так хорошо, горячо, ритмично. Он двигается во мне так необходимо. Каждая мышца в моём теле напряжена, я уже готова взорваться в оргазме, но жду. Хочу одновременно с ним.

Толчок… Антон поднимает мои ноги, сводит их вместе и кладёт себе на плечи. И я почти верю в то, что, правда, можно потерять сознание от удовольствия.

Толчок… Грудь колышется от каждого движения, пока неродной брат придерживает меня за ягодицы, сжимая до побеления кожи.

Стону во весь голос, кладу свои ладони поверх его, безмолвно прося сжать бёдра ещё сильнее. Мне нравится чувствовать силу любимого мужчины. Видеть его напряжённые руки. Ощущение полного единения, когда прикосновения почти въедаются в кожу. Как же приятно быть его. Хотя бы эти несколько запретных минут. Чтобы потом годами вспоминать и прокручивать в голове до миллисекунд.

Жуковский снова разводит мои ноги в стороны, и я сразу же привстаю и хватаю его за шею, утаскивая на себя. Чтобы быть кожа к коже. Чувствовать Антона всего. Быть придавленной его телом к столу — великолепно. Хочу быть его. Навсегда. Не короткой вспышкой. Но нельзя. Невозможно.