И последний пакет с туфлями. Тоже чёрные, прям под платьишко. Лодочки на шпильке невысокой, а наискось проходятся две металлических тонких цепочки состоящих из прозрачных камней. Красота!

Приведя себя в порядок, возвращаюсь в номер. А он уже ждёт меня. Великолепный, как с обложки журнала. Рубашка чёрная на несколько пуговиц расстёгнутая. Сверху чёрный пиджак с закатанными рукавами. И чёрные брюки.

— Нравлюсь? — нагло спрашивает Антон.

— Ты не можешь не нравиться.

— Как и ты, Ксю. Прекрасная и моя. Даже если только на этот вечер, — произносит мужчина и, подхватив меня за талию, выводит из номера.

Мы идём по коридору, а у меня голова кружится из-за всего происходящего. Из-за небывалого счастья, которое поглощает и душу, и разум. Подходим к стойке ресепшен, девушка-администратор тут же улыбается Антону во все тридцать два. Накручивает шоколадный локон на пальчик, смотрит томно, но как только замечает меня, взгляд резко потухает.

— Антон Евгеньевич, ваш столик уже готов! — чеканит она, кидая злобный взгляд в мою сторону. — Вы не предупреждали, что с гостьей…

— Спасибо, — безэмоционально отвечает Жуковский, прерывая её речь, даже не взглянув на девушку.

Он ведёт меня дальше, в сторону ресторана. А там снова девушка, только уже блондинка и хостес, смотрит на него полными обожания глазами.

— Антон Евгеньевич, рады вас видеть! — соловьём поёт она. — Я лично проследила, чтобы ваш любимый столик был свободен!

И снова замечая меня, осекается и глядит озлобленно, с каким-то презрением. Даже не хочу смотреть на неё в ответ. Я уже не в том возрасте, когда есть дело до такого глупого детского поведения. Поэтому просто прохожу мимо, не одаривая работницу взглядом.

Жуковский отодвигает мне стул, помогая присесть. В ресторане великолепный дизайн. Идеально подходящий зиме и снежному вечернему пейзажу за окнами. Тёмное дерево преобладает везде. Стулья из тёмной кожи. На столе ваза с плавающими в ней свечами.

— Выбирай. Тут современная нордическая северная кухня, тебе понравится, — предлагает мой спутник, когда нам приносят меню.

— Я не знакома с такой кухней. Закажи на свой вкус.

Стыдно признавать, что я вообще никаких новшеств в кулинарии не знаю. Как будто отстала от жизни. Потому что Егор никуда меня не водил в последние годы.

— Никакого сырого мяса, сырой рыбы, особенно угрей, паштетов, субпродуктов, дичи и орехов. Ничего не изменилось? — беззаботно спрашивает Антон.

— Ничего… — снова краснею я.

И он заказывает какие-то Смёрреброды. Один с камчатским крабом, авокадо и томатами, второй с креветкой, огурцом, редисом и яйцом. Себе — севиче из лосося с томатами, кольраби и укропным маслом и телятину с каперсами. Мне — салат со спаржей, яблоком и цукини. От тяжёлых блюд отказываюсь. Не особо-то я и голодна. Антон заказывает ещё какие-то напитки с непроизносимыми названиями, и наконец, мы остаёмся вдвоём, и я могу задать волнующий меня вопрос:

— Заметила, тебя здесь все знают. Частый гость?

— Сбегаю сюда из дома, когда всё надоедает. Владелец мой друг.

— И часто сбегаешь?

— Смотря в какой ситуации.

— В каком смысле?

— Сюда только один или, когда встречи с иностранцами, как сегодня. Ты первая женщина, кого я позвал сюда.

— Первая… Значит, были и другие? — убирая дрожащие руки под стол, спрашиваю я. — А других? Других ты тоже зовёшь в отели?

— Ты как маленькая, Анисимова. Мы же взрослые люди. Не говори, что ревнуешь к этим «другим». Сама бегала от меня годами. Не бегала бы, их бы не было, — спокойно отвечает мужчина, как будто мы не о его половых подвигах говорим, а о том, какое мясо запечь на ужин.

— Ты изменяешь жене? Когда ты успел стать таким козлом, Жуковский?

— Когда я взял тебя на столе полтора часа назад, Ксю, что-то измена тебя не смущала.

— Это…

— Другое? — смеётся он. — Юля дочь моего босса. У нас с ней брачный контракт. Мне нужно было жениться, чтобы мама отстала. Чтобы тебя забыть. Ей, чтобы избежать ненужного брака с сыном друга отца, которого ей пророчили в женихи. Те женщины на один раз и ничего не значат. Жена знает про мои измены. А я про её. Мы даже не спим вместе. Поэтому и детей нет.

— И про меня знает?

— Про тебя нет. Ты — это личное.

— Но она смотрит так влюблённо. Не думаешь, что за три года у неё возникли чувства?

— Как бы грубо это ни звучало, но мы договаривались о другом. Что дадим друг другу развод, как только кто-то из нас влюбится по-настоящему. Но после той ночи с тобой, я понял, что больше тянуть не хочу. Через месяц я уеду в Германию, куда меня уже год зазывают работать. И я уже попросил у Юли развод. Сказал, что может свалить всё на меня. Как будто я был с ней ради работы, а теперь бросил. Чтобы её папа не злился и не пытался свести с новым женихом.

— Тебе не жалко жену? А если она любит тебя?

— Юля хорошая девушка. Знаю, тебе она не нравится.

— С чего ты взял? — тут же отпираюсь я. Не хочу выглядеть ревнивой дурой.

Он выгибает бровь, всем видом показывая, что это очевидно.

— Юля хороший друг. И она достойна встретить того, кто будет любить её. Достойна нормального брака в любви, с настоящей семьёй, с детьми. Я ей этого никогда не дам, и Юлиана знает, об этом. Уверен, она ещё встретит своего человека.

— Значит, ты уезжаешь…

— Если предложу уехать со мной, согласишься? — молчу, и он всё прекрасно понимает. — Хорошо, теперь поговорим о разводе. Что натворил твой мерзкий муженёк?

Я нерешительно мну скатерть, и как раз в этот момент появляется официант, спасающий положение и дающий мне время собраться с мыслями.

Смотрю на нереально красивую подачу блюд. Смёрреброды оказываются бутербродами. Но какими! Не просто бутерброды, а произведение искусства. На моём, на большом куске тёмного хлеба со злаками, выложен соус, слайсы томатов и авокадо. А сверху кусочки краба, украшенные какими-то декоративными фиолетовыми цветками, ростками и маленькими зелёными листиками. Бутерброд Антона тоже выглядит так, что его жалко есть. Но его севиче просто поражает меня. Большая круглая глубокая тарелка, в которой выложены разнообразные цветные ракушки, а посередине тарелка поменьше, с севиче, ростками и красными цветочками.

— Я всё ещё жду ответа, — напоминает о себе Жуковский.

— Он изменяет мне.

— Это ничтожество изменяет тебе? — зло чеканит Антон, ударяя кулаком по столу так, что красивая тарелка с севиче, подскакивает и чуть не сваливается на пол.

Видя его реакцию, понимаю, что хорошо, что не стала рассказывать мужчине о том, что Егор изменяет не в первый раз, и что руку поднимал. Снова стыдно. И страшно.

— Да, изменяет, — пожимаю плечами я.

— Ты терпела его столько лет, а развестись решила из-за измены? Она тебя так задевает?

Выражение лица неродного брата меняется и становится каким-то обиженным. Он, видимо, всё ещё думает, что у меня чувства к мужу.

— Мне всё равно, с кем Егор спит. Но он посмел изменять с логопедом дочери чуть ли ни у неё на глазах! — чуть громче, чем стоит, восклицаю я. — Я не прощу ему это. А если бы Ева увидела? Она же ребёнок!

— Знаешь, я раньше и правда был слабаком, — кивает Антон, расслабляясь. — Пять лет назад, даже девять лет назад. Я обязан был избить того идиота, который обидел тебя в институте. Забрать тебя у Егора и не отпускать. Но теперь я не допущу такой ошибки и не спущу твоему выродку-мужу это с рук!

— И что будем делать?

— Для начала расскажи мне все подробности. А потом я позвоню лучшему адвокату в Москве. И поверь, его люди найдут такие доказательства, что он не просто подпишет развод и отдаст опеку на дочь, но и останется с голым задом.

— Мне не нужны его деньги, имущество. И алименты тоже. Я не хочу лишать дочь отца. Какой бы он ни был, он её папа, пускай видятся. Но, жить Ева должна остаться со мной… — не могу озвучить вслух всех причин и мой самый главный страх, что, если Евушка останется жить с ним, а меня рядом не будет, злость Багрянцева может перейти на дочь. — Просто, не спрашивай почему, ладно?