И он, хищно оскалившись, стал жадно наблюдать за пожаром.

Силантьев хотел что-то сказать, но не успел. Высокий вновь обернулся к нему.

— Что, не верите, господин Силантьев? И скажете, что и страсти затаенной у вас нет?..

— Ну почему же…

— Вот то-то! — Высокий не слушал собеседника, ему нужно было выговориться. — У всех она есть. И всем ее хочется удовлетворить. Ее — страстишку свою… Но! — Он поднял вверх палец. — Удовлетворить чужими руками, вот что главное, господин Силантьев. И тогда появляется он. Благодетель наш.

— Кто? — машинально спросил Силантьев, хотя уже понял, о ком идет речь.

— Исполнитель.

А тем временем в окнах «Белого дома» застыли сотни людей. За толстыми стеклами не было видно их эмоций, и со стороны казалось, что все эти люди наблюдают за происходящим спокойно и даже равнодушно. Кто знает, может, так оно и было…

Прошло уже восемнадцать минут с того самого момента, как начался странный пожар на последнем этаже гостиницы «Украина», а «скорых» и пожарных машин все еще не было видно.

Силантьев быстро взглянул на часы.

— Мне пора, — сказал он.

— Пока, — вяло отозвался высокий. — А я еще постою, поглазею на все это… Иван! — крикнул он одному из охранников. — Принеси-ка видеокамеру!

Силантьев направился к своей машине.

Но вдруг остановился. Словно нехотя развернулся.

— А где его найти?

— Кого?

— Вашего шарлатана… Исполнителя.

Высокий усмехнулся.

— Он сам вас найдет. Только дайте знак.

— Считайте, что я уже дал. Всего хорошего! — Силантьев помахал рукой, закрыл дверцу, и его машина, плавно развернувшись, помчалась прочь.

Высокий, оторвавшись от наблюдения, некоторое время смотрел вслед.

— «А ты азартен, Парамоша… — тихо и внятно произнес он, вспомнив изречение классика. — Это тебя и погубит!..»

Охранник Иван тем временем достал из кофра видеокамеру, настроил и спросил громко:

— Снимать?

— Давай! — приказал высокий. — Возьми максимальную крупность. И если кто-нибудь прыгнет, веди его панорамой до самой земли. Понял?

Частный детектив Рита Гессен придавала слишком большое значение мелочам.

В детстве эта неистребимая черта ее характера приносила ей немало неудобств и неприятностей. Вовсе не желая кого-то обидеть, она незаметно для себя самой говорила такую правду, которая для сверстников была нестерпимой. И удивлялась, нарываясь на неприятности.

Когда Рита стала, что называется, девушкой на выданье, у нее начались нешуточные проблемы, связанные с потенциальными женихами. Привлеченные ее яркой внешностью, достаточной, чтобы свести с ума любого, молодые люди самое большее после месяца общения с ней бежали от Риты, как черт от ладана, и не объясняли причин своего стремительного отступления. Были они разными и по характеру, и по внешности, и по социальному статусу, и всех объединяло одно: никто из них не выдерживал больше месяца

Как-то Рита не стерпела и пожаловалась подруге, Лене Дейнеке.

— Не понимаю! — в сердцах воскликнула она с порога, едва только появившись в дверях квартиры подруги. — Может, ты мне объяснишь?

— Чай будешь? — осторожно произнесла Лена вместо ответа.

— Наливай!

Сидя на кухне, Рита жаловалась подруге на непонятное поведение своих ухажеров.

— Одно и то же! — говорила она. — Непонятно за что — мордой об стол! Постоянно!

— Кого об стол? — переспросила ее Лена.

— Да меня, меня, — досадливо отвечала ей Рита. — Не в буквальном смысле, конечно, упаси Господь! В фигуральном.

— Это как?

— Вроде бы все делаю, чтобы человек был мной доволен. Готовить там, стирать, разговоры разговаривать, знаки внимания в смысле подарков мелких. И поначалу все шелковые просто. А потом — исчезают. И ничего, понимаешь, ни-че-го-шень-ки не объясняют. Вот и впечатление, что мордой об стол. Ну ничего я в мужиках не понимаю, Ленка!

— Это точно, — кивнула подруга.

Рита тут же уставилась на нее. В глазах ее явственно читалось подозрение.

— Что — точно? — спросила она. — Ты что-нибудь знаешь, да? И молчишь?

Лена помедлила с ответом. И решила отвечать честно. В конце концов, хуже не будет.

— Понимаешь, Рита, — задумчиво проговорила она, — есть у тебя одна черта в характере, которая мало кому нравится, хотя никто в этом не признается.

— Ага! — сказала Рита. — Опять обостренное чувство справедливости? Так?

— Не совсем, — ответила Лена. — Чувство справедливости не так плохо.

— А что плохо? — скривила Рита губы в язвительной усмешке.

— Понимаешь, — снова вздохнула Лена, — твое гипертрофированное отношение к различным, не всегда заслуживающим внимания мелочам может довести кого угодно до белого каления. Даже я иногда хочу убежать от тебя куда глаза глядят. Честное слово.

Лена была слишком близкой подругой, чтобы обижаться на то, что она говорит, и поэтому Рита только спросила:

— Мелочи? Что ты имеешь в виду?

— Быть наблюдательным — хорошо для следователя, — ответила ей Лена. — Мужчина не любит, когда ему говорят правду. И он боится женщин с хорошо развитой интуицией.

— Подожди! — запротестовала Рита. — Ты сама не раз говорила мне, что они любят, когда их чувствуют. А без интуиции — как их почувствовать?

Лена отрицательно покачала головой:

— У тебя какая-то бешеная интуиция, нечеловеческая. Понимаешь?

— Нет.

— Дело в том, — сказала Лена, — что мужики любят, когда женщина чувствует то, что они, мужики, хотят. Но они терпеть не могут, когда их видят насквозь. А ты, по-моему, их видишь — и говоришь им об этом.

— Я просто хочу, чтобы они стали лучше, — оправдывалась Рита.

— Э, нет, милая, — засмеялась Лена. — Как правило, они о себе довольно высокого мнения и не хотят ничего в себе менять. А ты…

— Что — я?

— Рита, ты совершаешь просто ужасную ошибку. Ты говоришь с ними о том, о чем каждый из них предпочел бы не распространяться.

— Ты слишком плохо думаешь о мужчинах, — слабо протестовала Рита.

Лена опять покачала головой.

— Пойми, подруга, — сказала она, — в жизни каждого человека есть такое, о чем он не хочет говорить ни под страхом смерти, ни во благо всего человечества вообще и самого себя в частности. Это, как их называют, психологические болевые точки человека. Ты со своей чудовищной интуицией каким-то образом нащупываешь их. И давишь.

— Давлю?

— Конечно. Это, может быть, и умно, но совсем не мудро, поверь мне.

— Значит, оставить их в покое?

— Мужчин-то?

— Нет. Точки.

— А сможешь?

Рита задумчиво смотрела в одну точку.

— Кажется, ты говоришь правду, — произнесла она убитым голосом. — Только этим и можно объяснить всю это несусветицу. Но тогда пошли они все!

— Куда? — усмехаясь, спросила ее Лена.

— Куда подальше, — уныло ответила ей Рита

— Помнишь эту фразу? — спросила ее Лена. — «Измени себя — и мир изменится вокруг тебя».

— Не хочу я себя менять, — махнула рукой Рита. — Не собираюсь! А мир вокруг меня… Он меня устраивает. Не верю я, что нет нормальных мужиков. Когда-нибудь он найдется, вот увидишь.

— Желаю удачи.

Рита пристально на нее посмотрела, вздохнула глубоко и сказала:

— Одно тебе могу только обещать: никогда и ни за что, если вдруг неожиданно нащупаю такую точку у тебя, не стану на нее давить. Вдруг тоже убежишь?

— Спасибо, — улыбнулась Лена. — Только меня это не пугает. Дави, если нужно. Даже интересно.