Скорее всего, именно во время работы в Особенной канцелярии по кредитной части, которую тогда возглавлял будущий управляющий Государственным банком и министр финансов Э. Д. Плеске[1063], сошлись пути Давыдова и Барка. Петр Львович поступил туда в качестве младшего помощника столоначальника с чином коллежского секретаря в мае 1892 г. Но и дальше их жизненные курсы далеко не расходились. Оба, кстати, стажировались в банке Мендельсона.
Кстати, в это же время, а точнее с 1889 г., здесь же начал служить и выпускник Петербургского университета Александр Рудольфович Менжинский[1064], проработавший в Особенной канцелярии по кредитной части около 20 лет, до 1909 г., когда он с должности начальника отдела «эвакуировался» в частный банковский бизнес. Да, вы не ошиблись: знаменитый чекист Вячеслав Рудольфович Менжинский[1065] приходился родным братом Александру Рудольфовичу. И здесь у меня закрадывается шальная мысль: а не этим ли старым добрым знакомствам обязаны и Петр Львович, и Леонид Федорович своим счастливым билетом в более безопасные края из подконтрольного большевикам Петрограда, ведь Вячеслав Рудольфович тогда фактически занимал должность наркома финансов? Но над этим вопросом поразмыслим в другой раз, на досуге, а пока вернемся к нашим основным героям.
Особенно прочные отношения у Барка с Давыдовым установились с тех пор, как первый, являясь директором отделения заграничных операций Петербургского отделения Государственного банка, стал членом Правления Русско-Китайского банка. И пусть читателя не вводит в заблуждение название должности Барка, именно через его руки шли практически все иностранные платежи, поскольку центральный офис банка к тому времени этим не занимался. Тут уж Давыдов развернулся, особенно во время русско-японской войны. Воровал миллионами. Схема была проста: грузили пароходы всяким хламом, который приобретался по бешеным ценам под видом высококачественных товаров. Все это якобы продовольствие предназначалось для снабжения героического гарнизона Порт-Артура. Дышащие на ладан суденышки направлялись на «прорыв» морской блокады. Но японский флот их успешно перехватывал, почему-то исключительно в одном и том же месте, ибо «секретный» маршрут никогда не менялся (явно военная хитрость какая-то), арестовывал за военную контрабанду и отводил в качестве приза в контролируемые им порты. И все работало отлично. Но дотошные японцы, наверняка по своей глупости, зачем-то добросовестно актировали все грузы. Нет, чтобы просто взять да потопить. Определенно, что-то недоработала японская разведка, не пояснила наивным флотским, что агента надо беречь. К досаде нашего комбинатора, выяснялось, что на борту вместо продуктов питания рваные мешки и металлолом, да и то по весу в два раза меньше, чем проходило по документам, которые подписывал Давыдов. Но деньги-то уходили сполна. После войны, как водится в России, долго работали комиссии, шло следствие, которое выявило по крайней мере 53 эпизода предательства интересов страны и кражи. Но связи Витте и золото Давыдова оказались сильнее закона, к тому же в дело явно были вовлечены весьма высокие чины. В результате все прошло, как надо: отмазался. Леонид Федорович не только успешно выскользнул из атрофированных ручонок русской фемиды, но и продолжил успешную карьеру. А в 1912 г. даже удостоился орденка — Св. Владимира IV степени[1066]: вероятно, «за безупречную службу». Вот так-то.
И здесь у меня остается один неясный пока что вопрос: был ли причастен к махинациям Давыдова Шипов? Что посвящен — сомнений нет. Но вот причастен ли Иван Павлович, делился ли с ним Леонид Федорович? Во время русско-японской войны И. П. Шипов — директор департамента Государственного казначейства. При этом действительный статский советник Шипов возглавляет учрежденную по высочайшему указанию Комиссию по выработке правил управления портом Дальним, а также… верно: в 1899–1902 гг. состоит членом Правления Русско-Китайского банка[1067]. Так что не знать о художествах Давыдова он не мог. И все же именно с назначением в 1905 г. Шипова министром финансов Российской империи тот становится вице-директором Особенной канцелярии по кредитной части. Совершенно очевидно, что это назначение не могло состояться без одобрения министра.
Что касается Барка, то Шипов был с ним знаком, еще когда работал вице-директором Особенной канцелярии по кредитной части. Сам Барк на тот момент являлся секретарем при управляющем Государственным банком[1068].
К слову, оклад Давыдова в качестве члена Правления Русско-Китайского банка составляет 60 тыс. руб. в год. Это в несколько раз больше, чем полагалось директору Особенной канцелярии по кредитной части. Не меньше получали и другие наши персонажи. Согласитесь: неплохой приварок. И чем же они занимаются? «Делает эта теплая компания то же, что и везде, и всегда: получает жалование, делит наградные и затем не только ничему не мешает, но и покрывает все пакости и отстаивает, где следует, в „сферах“»[1069].
В это время он в качестве вице-директора Особенной канцелярии по кредитной части плодотворно продолжает сотрудничать с Барком, который с 1906 г. становится директором Петербургского отделения Государственного банка, т. е., по сути, отвечает за сохранность валютного и золотого запаса империи.
Ну, а уход Леонида Федоровича в частный банковский бизнес с поста директора Особенной канцелярии по кредитной части с приходом Петра Львовича в кабинет министра произошел явно не по причине сомнений нового главы ведомства в его чистоплотности. Просто наступило время отправить изворотливого чиновника, как тогда говорили, «на кормление». Давыдов тут же возглавил одну из крупнейших кредитных организаций в стране — Русский для внешней торговли банк, имевший помимо 66 филиалов в России, 4 отделения за рубежом (в Париже, Лондоне, Генуе и Константинополе)[1070]. Примечательно, что членами Совета там состояли бывший председатель Совета министров и министр финансов В. Н. Коковцов и бывший министр иностранных дел Н. Н. Покровский. Знали ли они о скандальной репутации Давыдова? Безусловно. Именно отделение Русского для внешней торговли банка в Париже и стало комфортным пристанищем для Давыдова в эмиграции после бегства из большевистской России. И хотя материнский банк в 1917 г. был национализирован коммунистами, парижское отделение сохранилось, и Леонид Федорович, возглавив теперь уже созданный на его основе отдельный банк, явно не бедствовал.
Так что работа в коммерческом банке не была тягостной ссылкой для бывших чинов Минфина, позволяя легко легализовать все нажитые непосильным трудом на государевой службе капиталы. Именно это ранее с успехом проделал и сам Барк, став в 1907 г. директором-распорядителем и членом правления Волжско-Камского банка. Это положение не только обеспечивало ему «баснословно высокий оклад», но и позволило достоверно оправдывать ранее накопленные средства. Теперь Петр Львович официально стал именоваться богатым человеком. А какие могут быть вопросы, когда его официальный оклад в банке по крайней мере в десять раз превышал зарплату имперского министра финансов. И это, не считая всяких там сладких коврижек, в виде премий, процентов с бумаг, участия в доходах.
Безусловно, едва заняв кресло министра финансов, Барк озаботился расстановкой на важнейшие посты своих людей. Ключевой в этой схеме являлась должность управляющего Государственным банком. Подходящий кандидат в запасе у Петра Львовича имелся. И он сходу предложил на эту позицию И. П. Шипова. Не обидели и его предшественника А. В. Коншина[1071], у которого еще до ухода с прежней должности уже был «подписан выгодный контракт с Русско-Азиатским банком»[1072].
