Надо отметить, что, когда в ноябре 1921 г. Ленин, возможно, пытаясь вывести Ломоносова из-под удара, предложил ему высокий пост заместителя наркома НКПС, тот категорически отказался. Явно ему настолько пришлась по душе его пресыщенная роскошью зарубежная жизнь, что он не испытывал никакого желания возвращаться в Москву. При этом, конечно, сослался на свою незаменимость. «Сейчас, — пишет он, мотивируя свое нежелание работать в России, — снабжение транспорта почти целиком висит на заграничных заказах, а без меня это дело рассыпается»[1510].
А суть в том, что Ломоносов не только сам всячески уклоняется от каких-либо контактов с официальными советскими представительствами за рубежом, но и поощряет сотрудников железнодорожной миссии к демонстрации полной независимости. Это вызывает раздражение у руководителей загранучреждений, которые пускают в дело проверенный механизм коллективной партийной критики. Принципиальность проявляют члены ком-ячейки при представительстве РСФСР в Берлине, хотя сам Ломоносов на партийный учет так и не встал и «косит» под беспартийного — в той ситуации это ему куда как сподручней. Бюро ячейки в ноябре 1921 г. обращается в ЦК, указывая, что «положение ж.-д. миссии т. Ломоносова вызывает всеобщее возмущение среди всех партийных товарищей и друзей Советской России в Германии».
Так что же вызвало такой праведный гнев бдительных партийцев? Скорее всего, простая человеческая зависть. В ноябре 1921 г. в Берлине в главной конторе РЖМ, а затем и в Стокгольме широко отгуляли первую годовщину миссии. По этому поводу устроили бал. Раздали неприлично большие премии. И если в 1921–1922 гг. в страну было ввезено паровозов на 124,3 млн руб. золотом, то в тот «юбилейный» 1921-й в условиях жесточайшего голода в России на импорт хлеба, муки и крупы израсходовано 17,8 млн руб.[1511] А ведь еще 3 августа 1921 г. Литвинов пишет Ломоносову: «В Москве золота не осталось, приходится ждать, пока подвезут из провинции, подсчитают и доставят в Ревель»[1512].
Если негодование партийных товарищей еще как-то можно оправдать все той же банальной завистью к высоким доходам в миссии, точнее, к «грандиозным тарифным ставкам» персонала и выплате «крупных наградных всем сотрудникам», что, несомненно, означает «преступное расхищение народных денег», то недовольство «друзей Советской России» — дело куда более серьезное. С мировым пролетариатом не шутят! Ну и, конечно, в ход идут обвинения на злобу дня: «грошовые отчисления» «голодающим Сов. России» и «недопустимое разгульничество за счет государства»[1513]. Масло в огонь подлили публикации в берлинских газетах о масштабных празднованиях «юбилея», а особенно о щедрой выплате сотрудникам миссии наградных в шведской кроне, что при катастрофическом курсе стремительно падающей германской валюты поражало суммами в марках воображение изнемогающих от инфляции немецких обывателей, особенно тех, кто симпатизировал коммунистическим идеям и был наслышан о массовом голоде в России. И если деньги на паровозы лились рекой, то средства на закупку продовольствия для голодающей страны в сумме 100 млн руб. золотом выделены только 25 июня 1921 г.[1514]
Здесь, как говорится, крыть нечем. О пирах, закатываемых Ломоносовым, широко известно. Как и о его уникальной причуде: он очень не любил скромных счетов подчиненных на представительство, ибо его счета на этом фоне выглядели пугающе огромными. Когда однажды после делового завтрака с немецкими промышленниками Лазерсон представил ему счет, тот взвился, словно ужаленный: «Да что вы их, говном кормили, что ли?»[1515] Трудно поверить, но негодование Ломоносова по поводу якобы недостаточной кормежки деловых партнеров разыгрывается, напомню, на фоне тотального голода в России. Конечно, в ЦК во всем разобрались. На то он и Центральный комитет партии. И в итоге виновных наказали. Правда, дело длилось довольно долго. Только 14 декабря 1922 г. Политбюро ЦК РКП(б) поручило СНК объявить выговор, да не просто так, а «с опубликованием в печати, профессору Ломоносову за произведенную им выдачу наградных сотрудникам железнодорожной миссии». Далее как-то глухо, вскользь, скромно упоминалось о возможности «возмещения» за счет сумм с личного счета Юрия Владимировича[1516].
На этом околоюбилейном информационном фоне как-то не замеченным в тени остался тот факт, что все платежи РЖМ должны были осуществляться в Швеции не напрямую, а через созданный специально для этих целей консорциум, единственной задачей которого являлось «взимание комиссионных с каждого выданного Советской Россией шведским фирмам заказа». Именно так определили главную цель появления этой прокладки неведомые нам герои из НКВТ и НКИД, которые подготовили свое заключение еще 16 июня 1921 г. К сожалению, мы не знаем, направлялся ли документ далее, по инстанциям, поскольку на дошедшем до наших времен экземпляре отсутствует подпись. Но у одного из авторов, видимо, человека принципиального и не робкого десятка, явно из разряда «за державу обидно», хватило мужества написать, «что более циничного документа я не видел за все время пребывания за границей»[1517]. Полагаю, здесь необходимо уточнить, что само участие в железнодорожных заказах для консорциума (а в советских документах он именуется «концерном») представляло далеко не приоритетное направление деятельности: смысл его существования состоял в торговле золотом на мировом рынке[1518].
Конечно, я не могу исключать и другого варианта: к тому времени отношения Красина с Ломоносовым обострились настолько, что по НКВТ дана команда «мочить» руководителя РЖМ всеми доступными средствами. В этом Красина активно поддерживает его заместитель Лежава, который фактически ведет все дела в наркомате во время его частых и длительных отлучек. Надо сказать, в этом вопросе он находит понимание и поддержку у управляющего делами правительства Н. П. Горбунова[1519], от которого во многом зависит подготовка документов к заседаниям СНК.
Однако затем ситуация кардинально меняется. Меняется настолько, что вынуждает меня усомниться в приоритетности версии о решимости Красина покончить с монополией Ломоносова на распоряжение железнодорожным золотом. 17 декабря 1921 г. из наркомата в Комиссию по золотому фонду СТО уходит секретное письмо, подготовленное Финансово-счетным управлением ведомства, в котором подробно излагаются условия договора с «Нюдквист и Хольм», причем особо указывается, что он подписан именно Ломоносовым. По подсчетам финансистов НКВТ, согласно условиям сделки, в следующем году, помимо уже произведенных выплат, причем значительная часть средств предоставлена в виде «беспроцентных» займов, предстоят платежи «Нюдквист и Хольм» в сумме свыше 52 млн шведских крон. И каков же их вывод? Фирме причитается, «считая крону по курсу около 2-х крон за золот. рубль, около 26 000 000 золотых рублей». И это без учета операционных затрат, на которые уже «отпущено» около 3,3 млн руб., а также размера «расходов по реализации золота, [которые. — С. Т.], исходя из данных НКВТ за последнее время, должны выразиться не менее, чем в 3 %». Это еще примерно 1,3 млн руб. [так в документе]. И главное: что же предлагают блюстители национальных интересов из комиссариата? «Указанную сумму двадцать семь миллионов триста тысяч золотых рублей Народный Комиссариат Внешней Торговли и просит ассигновать на 1922-й год по смете Народного Комиссариата Путей Сообщения в распоряжение НКВТ на выполнение обязательств с „Нидквист и Гольм“»[1520]. Наличие этого документального свидетельства, полагаю, убедительно доказывает, что у руководства НКВТ на том этапе совершенно нет желания останавливать паровозную сделку.
