Причем Красин едет не один. Он захватывает с собой в Москву английского бизнесмена Джеймса Сегора[1388], с которым еще 20 апреля 1920 г. подписано соглашение о поставке в Англию российской фанеры. Красин очень много занимался этой сделкой, но, когда первая партия прибыла к заказчику, разразился скандал, поскольку бывший владелец завода в Старой Руссе, некто Лютер[1389], увидел на ящиках с фанерой марку своей фирмы и подал в суд. На товар наложили арест. Но Сегор, поддерживаемый Красиным, не сдавался. 12 мая 1921 г. апелляционный суд отменил это решение, поскольку правительство РСФСР де-факто было признано Великобританией. Следовательно, оно могло передать право собственности на товар другому лицу. В результате советские товары объявлялись легальными. 13 июля 1921 г. Верховный суд распространил этот порядок на драгметаллы, в первую очередь «советское золото, ввезенное в Соединенное Королевство в качестве платы за британские товары»[1390]. В итоге выходило, что более не требовались специальные правительственные лицензии на экспорт британских товаров в Россию и наоборот. Так скромная русская фанера, которую, кстати, до недавнего времени англичане активно у нас закупали, проломила стену экономической блокады. И если за 1921 г. английский импорт из России лесоматериалов, зерна и нефтепродуктов составил 882 863 ф. ст., то в 1922 г. этот показатель по аналогичной группе товаров равнялся 2 765 061 ф. ст. Как видим, рост более чем в три раза[1391]. И это, несомненно, стало личным успехом Леонида Борисовича, позволившим ему понемногу (от 1 до 3 тонн) реализовывать золото из находившегося в Стокгольме.

Но это крохи. В свою очередь, и Ленин был вынужден успокаивать народные массы, у которых исчерпывался запас терпения ежедневных лишений. В речи на Х съезде РКП(б) 8 марта 1921 г. Владимир Ильич заявил, что Красин «рассчитывает на быстрое подписание торгового договора». И обещает сделать это в кратчайший срок. Не забыл вождь упомянуть и о пароходах, которые уже идут из Англии с грузом угля и продовольствия, пусть и «полулегально»[1392]. И Ленин, словно заклинание, вновь и вновь повторял имя Красина, который 7 февраля после одобрения ЦК партии доработанного им с англичанами проекта соглашения вновь выехал в Лондон, заодно решив попугать британцев серией деловых встреч в Берлине, где его всегда приветствовали более чем благосклонно. И все же главный успех Красина состоял в том, что он заручился непосредственным и недвусмысленным указанием Ленина добиться заключения договора[1393]. Так что значение той ответственности, которая лежала на плечах Леонида Борисовича и явно угнетала его, — трудно переоценить.

Следует признать, оптимизм Ленина строился не на пустом месте. На примирительный тон речи Ленина на Х съезде РКП(б) обратили внимание и в Лондоне. Советские лидеры «начинают сознавать, что они не могут управлять своей страной, основываясь на иных принципах, чем те, которые принесли благосостояние в Россию, — отметил Ллойд-Джордж в одном из своих публичных выступлений, — и им пришло время отказаться от своих диких методов… С первого дня, когда я стал контактировать с ними, я знал, что имею дело с людьми, располагающими огромным потенциалом. И единственным доказательством того, что это чрезвычайно способные деятели, является их готовность отказаться от этих доктрин»[1394].

Действительно, сложно себе представить, как «полулегально» можно загрузить и отправить пароход с грузом из Англии. Очевидно, все это делалось при явном попустительстве со стороны местных властей, того же Роберта Хорна, на тот момент президента Торгового совета, да и самого Ллойд-Джорджа, в качестве своеобразного аванса Красину. Да и Остин Чемберлен, занимавший тогда пост министра финансов, был явно настроен в пользу развития товарообмена с Советской Россией. Конечно, он проявлял значительную осторожность в этом вопросе, избегая публичных заявлений, но реальная жизнь требовала свое — хлеб, масло. А это в то время могли дать англичанам только русские. И, как признался он в те дни своей сестре, «торговать с Советской Россией — правильно и действительно необходимо». Отказ же «будет означать ужесточение ситуации для всех, кто страдает от нужды, дефицита снабжения и высоких цен»[1395]. Когда читаешь такие строки, невольно возникает ощущение, словно речь ведется о днях наших, обо всех бесконечных пакетах санкций и скудоумии западных политиков, совершенно не думающих о тех своих согражданах, по кому и бьют в первую очередь эти бессмысленные ограничения.

Да, британским политикам той школы, что Ллойд-Джорджу, что Остину Чемберлену, вполне хватило мудрости, дабы подняться над своими антисоветскими убеждениями в интересах собственного народа. Полагаю, помимо всего, этими послаблениями в торговле англичане помогали главе советской делегации поддерживать свой авторитет в Москве, чтобы не испытывать на прочность долготерпение тамошнего руководства, среди которого все чаще раздавались сетования, что Красин долго копается с англичанами. А именно Красин был нужен Ллойд-Джорджу в Лондоне. Премьер-министр понимал, что недавняя поездка в Москву — вполне вероятно, крайний случай, когда ему разрешили выехать в Англию. Больше такого шанса без достижения конкретного результата на переговорах у Красина не будет. Даже лорд Керзон уже не стеснялся заявлять членам кабинета, что предпочитает дождаться возвращения Красина в Лондон, чем заниматься бесплодным обменом бесконечными телеграммами с Чичериным. Надо сказать, Ллойд-Джорджу определенно добавила оптимизма секретная телеграмма Ленина Красину, которую он прочитал едва ли не ранее адресата. «Улучшение положения рабочих и крестьян абсолютно необходимо, — говорилось в ней. — Для обмена на хлеб надо получить известный фонд товаров из-за границы быстро, это политически необходимо; сообразуйтесь с этим и извещайте меня чаще»[1396]. Премьер-министр уже знал, что у большевиков там, где речь идет о политической необходимости, все остальные критерии оценки выгоды уходят на второй, если не третий план. Ллойд-Джордж понял: момент истины настал. Москва согласится на все: Ленин ждет от Красина только одного — соглашения с Лондоном. И он сказал Хорну: надо подписывать.

^{Остин Чемберлен. [Из открытых источников]}

Наконец-то 16 марта 1921 г. многострадальное торговое соглашение между правительствами Великобритании и России было подписано. И произошло это, естественно помимо Ллойд-Джорджа, во многом благодаря сэру Роберту Хорну, одному из видных деятелей профсоюзов, вскоре занявшему кресло министра финансов, который, несмотря на яростное сопротивление Керзона и его сторонников, лично провел весь переговорный марафон с Леонидом Красиным. Надо сказать, в британском кабинете до последнего момента сохранялись жесткие разногласия по поводу целесообразности заключения соглашения. Резко против выступал МИД страны, мотивируя свою позицию неясностью обстановки в России и «все еще присутствующими сомнениями» в прочности существующего режима в связи с начавшимся 2 марта 1921 г. в Кронштадте восстанием антибольшевистских сил. В секретной телеграмме британскому послу в Гельсингфорсе, где заявлялось о нейтралитете Великобритании в вопросе оказания помощи мятежникам, содержалась особо секретная приписка, сделанная лично Керзоном. В ней, в частности, указывалось: «Это, однако, совершенно не означает, что вы должны рекомендовать властям Финляндии придерживаться аналогичной политики в отношении восставших и что им следует препятствовать любым частным организациям или частным лицам оказывать им помощь, если они пожелают это сделать»[1397]. Как видим, с тех пор в британском подходе мало что изменилось.