— Все-таки я в тебе не ошиблась, рядовой. Ты и в самом деле очень умен. Ружемант нужен мне был для того, чтобы избежать их превращения в чудовищ, готовых только убивать. Чтобы, вернувшись домой после всего вот этого, они правда вернулись домой.

Вспомнил как ехал в отпуск, а весь мир казался мне чудесным. И Инка, бросившаяся на шею в прихожей, и старик Сан Саныч, неумело извинявшийся за то, что случилось. Подумал, а возвращался ли я домой прежде так, как получилось в тот раз? И не смог ответить.

— Бейка, пообещай мне одно.

— На Луну не полечу, — в тон мне серьезно предупредила она. Подарил ей улыбку.

— Хочу, чтобы после этой операции они все получили вольную. Девчата. Верни их домой. Всех, кого так долго отбирала и кто пока еще остался жив. Война ведь продолжится после того, как мы отстоим за собой Вратоград, так сколько они должны воевать?

Она задумалась над сказанным.

— Разве не этого добивалась все эти последние годы, Потапов? А ты сам останешься тут? Где видишь себя? Не хочешь вернуться в Москву? Мне бы понадобился человек, способный наводить порядок не только большой пушкой, но и острым языком.

Помолчал. Никогда не думал о себе в таком ключе. Ириска как будто невзначай напомнила, что я представитель благородного рода Потаповых.

Последний представитель.

Перед глазами мелькал улыбчивый лик ждущей меня дома кошкодевочки, она зачахнет без меня. Можно сколько угодно повторять самому себе, что я здесь только ради того, чтобы она жила и была счастлива. А как игнорировать, что я нужен другим не только там, где гремят пушки и канонады разрывов глушат уши?

Бейка вдруг встала. Со второй чашкой покончила еще быстрее, чем с первой, утерла рот невесть откуда взявшейся салфеткой. Прошлась, заманчиво виляя бедрами, закинула руки за спину, потянулась довольной кошкой. Обернулась.

— Знаешь, Потапов, у этой войны много маленьких покровителей. Они сидят в своих крохотных норках и подогревают ее ради оружейных заказов, ради денег. Плевать, сколько жизней отправится в топку. Раньше мне думалось, что им хочется денег и власти. А потом вдруг поняла, что совсем ничего не знаю про власть.

«Ты мало знаешь про власть» — что-то подобное говорил мне и Вербицкий. Интересно, что же такого разглядела Бейка?

— Они хотят оставить след в истории. Кто работал во имя большой всеобщей свободы? Кто принес победу? Знаешь, это было бы очень забавно, если бы не так грустно: лучшие танки, что поставляются на фронт, сделаны на заводах Вербицкого.

— Что?

— Что слышал. Сукин сын умеет извлекать выгоду из всего. Придет к власти Царенат — он легко с ними договорится, если не договорился уже. Он же беседовал с тобой, рассказывал о своем видении мира?

— Довольно мерзкие у него представления о свободе.

Бейка согласно кивнула.

— Может, и так. Дело не в этом. Если мы победим, то паскуды уровня Вербицкого окажутся в выигрыше: их будут славить.

— Подожди, так ты не только хочешь девчат с войны вытащить…

— Ну же, смелее, договаривай мысль, — командующая подбодрила. Набрал побольше воздуха в грудь. Кажется, то, что она собиралась предложить мне, было за пределами что здравого смысла, что возможностей.

И чем больше я осознавал это, тем больше оно мне нравилось.

— Ты собираешься разрушить империю Вербицкого. Втоптать его имя в грязь, уничтожить как политическую фигуру?

Она кивнула.

— Все так.

— И даже планы есть?

— Если вкратце — для начала вернемся с этой треклятой войны. Потом развернемся в Москве.

— Планируешь перетащить туда девчат?

— Я же сказала, что дам им вольную. Ни за кем бегать не стану, пусть решают сами, чего хотят. И нет, не планирую, — она сглотнула. — Только представь, Потапов: из одной войны, горячей я вытяну их в другую, совершенно им чуждую и холодную. Как думаешь, что они думают о Вербицком?

— Тройняшки так точно хотели бы видеть его в гробу. Буквально.

Бейка согласно кивнула.

— Очень даже может быть. Но это лишь слова. Доходяга, отхватив от тебя лещей, с обиды будет горлопанить, что уж- в будущем-то с тобой поквитается. Это всего лишь затравка, чтобы утешить самого себя, придумать оправдание: не сегодня, так завтра тебя достану. С Вербицким так не выйдет. Он говорит, что мнит вас комарами на его пиршественном столе. И не таит обид на тех, кто посмеет его укусить. Но… Он не злопамятный, но на зло в свою сторону отвечает с усилием. Ты не должен был отправляться на сборочный пункт только за то, что пнул человека.

— Тот был, кхм, «аристократ».

— Думаешь, не знаю? Законы хоть и не едины для всех, но у Вербицкого длинные руки. Не думаю, что лично он подписывал указ выдворить тебя в воинскую часть, поближе к передку. Слишком жирно для такой мелкой персоны, как ты.

— Ну спасибо! — развел руками. Бейка прыснула в кулак.

— Не обижайся, но так и есть. Думаю, это было сделано, чтобы выслужиться перед ним. Так вот представь, что он сделает с девчатами, если они будут втянуты в эту «игру» против него. Может быть, на меня он лишь оскалит клыки, а вот с ними… с ними может случиться многое и всякое. Не хочу ими рисковать. Уверена, ты тоже…

Кивнул, правильно думала. Она вдруг встрепенулась, будто вспомнив о чем-то важном.

— Что это? — спросил, когда положила передо мной лист бумаги. Бегло прочитал.

— Васятка, орчанка, просит о переводе в нашу часть под твое командование. Горомира официально нет, значит, она может подать подобное прошение. Черканешь подпись?

— Черка-ни, — грозно в голове у меня прорычал Зверь Войны. Обернулся на него, прищурился, кажется, быть под управлением Васятки пришлось ему по вкусу. Что ж, пусть так.

— Ручка есть? — спросил с легким раздражением? Бейка выудила из нагрудного кармана, смачно зевнула.

— Ладно, Потапов. Подпиши, и закругляемся. Выживем — еще поточим друг с дружкой лясы. А пока ложись спать, завтра ведь выступать.

Выдохнул, а она ведь права. Помечтал о прохладе подушки и чистоте домашних простыней под скрип почти закончившейся авторучки…

Рокот боя гремел вдалеке.

Третий день операции, кончилась вода. С жадностью вспоминал времена, когда бился с живыми противниками: у тех можно было позаимствовать флягу и боеприпасы.

Механоиды смеялись над нашими слабыми телами звериным упорством, нечеловеческой стойкостью.

Колесников не соврал: сопротивление, что нам оказали, было воистину героическим. Чувствовал себя песчинкой в песочных часах. Наше наступление захлебывалось раз за разом, Царенат бросал в бой все новые и новые волны беспилотников. Не новых, старых, из консервированных запасов.

Но все еще не менее опасных.

— Лейт, ты там не уснул часом? Тащи! — Сейрас махнула рукой. Что ее, что моя ИИ-ассистент говорили, что безопасно. Я же верил шестому чувству, что чуяло подвох за каждым углом.

И почти никогда не ошибалось.

Мальчишка, выскочивший на меня из-за груды хлама, стискивал нож. Надеялся, словно в боевиках, вонзить прямо в сердце, перехватить мой «Арес», пристрелить эльфийку.

Двинул ему прямо в зубы, болевым захватом обезоружил, добавил пинка, словно тогда Вербицкому.

Ничего, за этого в ссылку не отправят. Парнишка плюхнулся в кучу мусора лицом, стремительно перевернулся и в ужасе застыл.

— Не дергайся, парень, — Ириска шустро переключила меня на «Лингво», прочитал текст, написанный на сетчатке с правильными интонациями. Лицо парня менялось от надежды к непониманию. Варвар,а так хорошо знает родной ему язык? Или не варвар?

Видел ли он за всю свою жизнь хоть одного царенатского солдата?

Хмыкнул на собственный же вопрос, покачал головой, уж скорее единорога.

— Фига се! — Сейрас шустро порушила все его надежды. Подошла ближе, запрокинула ногу на обломок, оперлась на нее локтем.

— Ты откуда тут такой красивый, пацанчик?

Тяжко дыша, он вдруг пришел к какому-то выводу. Сукин сын, так я и знал!