— А плюсы? — описание вновь оказалось не богато на подробности. Не иначе, переводивший этот участок системы инфо-фей филонил.

Брать кота в мешке не хотелось, но рискнул. Поймал себя на давящем в груди сожалении — профукал пять очков умений в никуда! Способности, ждущие своего часа смотрели на меня с укоризной.

«Арес» вдруг засиял, я качнул головой, но швырять прочь не спешил.

— Ириска, что происходит?

Не ответила, кажется, самой было любопытно. Свет неспешно дорос до вспышки, стремительно унявшейся.

— И? — спросил у Ириски. Ассистентка, словно по наитию и без спроса, нырнула в оружие.

Надпись с предупреждением ударила по сетчатке глаза.

А мир становился все чудесатее и чудесатее…

Здравый смысл терзался когтями неуемного любопытства. Хотел бежать за объяснениями к Бейке, потом к Нате.

По итогу выбрал неожиданное. Сопящий, недвижимый Зверь Войны ждал своего часа в ангаре. Кто, как не он, знает о ружемантах больше остальных?

— Это что? — спросил сразу же и без обиняков. Великан не тронулся с места, ничего не ответил. Коснулся брони, повторив вопрос и зажмурившись. «Арес», болтавшийся на ремне, выглядел угрюмо, меньше всего желал стать предметом расспросов.

В этот раз проваливаться во мглу не стал. Голос старика неохотно звучал в голове.

— Не з-ач-ем та-к кри-ч-ать, руже-ман-д, — тяжко пробасил он. На миг ощутил себя глупо. А у танка есть доступ к системе, как у нас? Следовало облечь вопрос в слова.

— Умение ружемантов «Повелитель стволов» о чем-нибудь говорит?

— О мог-ущ-естве руже-манда, — отвечал уклончиво. На его месте говорил бы то же самое.

Стиснул зубы, допустим. Пойдем с другой стороны…

— Как у оружия может быть ветка умений?

На миг мне показалось, что увижу, как танк приоткрывает глаз. Проверил винтовку еще раз. Как только Ириска на мгновение скользнула внутрь, мне открылась ветка умений.

Не мне.

У него…

— Раз-ве э-то с-тран-но? Бож-ест-вен-ная с-уть, что в-ы зов-ете сис-тем-ой, ес-ть у все-го жив-ого.

Никогда не думал об этом в подобном ключе. Спросил у Ириски:

— У собак, кошек, хомяков что же, тоже есть система, навыки, умения? Повышение уровня, опыт?

Зверь Войны слышал мой вопрос, оглушил кашляющим смехом. Но вмешиваться не стал.

— Согласно всем имеющимся данным, понятие «системы» и возможность к ней «обращаться» присуща лишь разумным существам. Современная наука полагает, что общая связь с системой может быть лекалом определения разумности.

Кивнул.

Ага, значит, иномирцы здесь людскими правами не обладают. И кто бы мог сомневаться, теория выдвинута светлыми умами Царената… Другого и не ожидал.

— Пере-д то-бой тан-к, ч-то гово-рит. Ка-к думае-жь, руже-ман-д, йа-а жи-вой?

— Допустим, — я повержено поднял руки. — Ты живой в понимании системы. У тебя что, тоже есть ветка умений? И что там можно прокачать? Двигатель шустрее, калибр толще? Тебе их, к слову, недавно заменили.

Мкртчян, как Сейрас и говорила, прекрасно справился с работой.

— Руже-ман-д, что ож-и-вил ме-ня, дав-но мерт-в, — кажется, если у него была ветка умений, теперь она недоступна. — Руже-ман-д пла-тит си-лами ду-ши за мо-гущ-ество. Ч-то е-ще ты сде-лал, кро-ме изу-че-ния у-мени-я?

— Ничего особенного. Умение говорило лишь о том, что могу вселить ИИ-ассистента в оружие и…

Догадка разве что не дубиной стукнула по голове, как же сразу-то не догадался! Говорил же мне Щебекин: Ириска знает лишь то, что знаю сам и доступно в сети. И сколько бы ни противился мысли, но она часть меня самого. Облик, повадки, умение говорить — все это задавал сам.

Можно ли считать ее частичкой души? Раньше же как-то ружеманты обходились без нейрочипов.

— Ты под-е-лился с ор-ужи-ем час-тью. Се-бя. Привя-зал к се-бе. Рас-к-рыл его ас-пект.

— А про аспект откуда знаешь?

— Ког-да ты смот-ришь на чело-века, мож-е-шь ска-зать, сколь-ко у н-его ру-к?

— Намек понял. Так, значит, живое оружие может существовать? А те танки, против которых мы воюем? Беспилотные. Тоже живые?

— Н-ет, — Зверь Войны ограничился кратким ответом. Кивнул, принимая его, попытался догадаться сам. Что мне говорила про них Фелиция? Там не души в прямом понимании, лишь разрозненные части оных. Безумный, созданный некромантами берсеркер…

Ухмыльнулся, а ведь у некромантов есть со мной общее. Вместе делаем почти живое из не очень. Танк напротив меня будто прочитал мои мысли, неприязненно заскрипел. Сравнение с мертвецами ему пришлось не по вкусу.

— Ну, хорошо. Мое оружие живое, разумное. У него вон даже ветка умений проявилась. Что дальше? Я ни одной способности не вижу, одни лишь знаки вопроса.

— Ты смеш-ной, руже-ман-д.

Я все еще ничего не понимал. Качнул головой, будто гоня прочь его укор.

— Он теперь тоже будет уровень прокачивать? А как? Стрелять без остановки? — лично мне опыт с новыми силами давались лишь реками крови.

— Толь-ко загля-ну-в в глу-бь се-бя, може-шь. Уз-на-ать.

— Вот только давай без этой философии, — на ум шли мультики из детства, как и наставления тамошних мудрейших искать все ответы внутри себя.

— Побе-ди. В се-бе вра-га.

Одарил Зверя Война озадаченным взглядом, но он, вместо того чтобы ответить, вдохнул побольше воздуха. Дунул мне в лицо смесью машинного масла с керосином. Я закашлялся, в голове замутилось, почувствовал, как теряю сознание.

Хотел ругнуться напоследок, прежде чем сгинуть в пучинах сна, но не успел.

Ранена.

В грудь, почти у самого сердца. Вижу, как вздрогнула, заваливаясь наземь, как клацнул сам днищем магазина по шершавому полу. Винтовка рядом давно без патронов. Стискивает меня, как последнюю надежду.

Шепчет, просит прощения, не понимал у кого. Догадался позже, когда из кармана вывалились залитые кровью листки писем.

Ей писали десятки, сотни, а может, даже и тысячи. Народная героиня задолго до того, как отправилась на фронт.

Зачем отправилась на фронт? Спросите чего полегче.

У девчонки было все, о чем только можно было мечтать. Богатство, родители, любовь и слава. Шикарный голос, улыбки тысячи поклонников. Бросив все, никого не спрашивая, собрала вещи, рванула сюда. Из изнеженного ребенка хотела превратиться в лютую бестию. У нее не получилось.

Девчата-соседки звали ее Влюбленной. Тогда еще не знал в кого. Теперь могу сказать с точностью: в саму себя.

Сейчас чувствует, как с потоком крови из нее уходит жизнь, во рту появляется металлический привкус. Успокаиваю, шепчу ей — все будет хорошо, за тобой придут. Горько лыбится, качая головой, дрожащей рукой оглаживает ребристые бока. Знает, что лгу, как распоследняя сволочь.

А еще я слышу многоголосье винтовок, что идут по нашу душу. Ей все равно.

Залитые красным тонкие пальцы гладят улыбку восьмилетнего мальчишки. В чем он признавался ей своим кривым почерком? Уже и не прочесть.

Словно по традиции ей слали фотографии улыбчивые мальчишки, мечтавшие невесть о чем.

Лишь сейчас, на грани ее смерти, понимаю, что все это преследовало ее там, в мирной жизни. А ей хотелось тишины. Она бежала не от себя, бежала от других. А теперь скучает по каждому из них.

Жалко жизни? Она не отвечает просто потому что не хочет.

На другой фотографии задумчивый бородач. На третьей — разодетый в спецовку толстяк. Девичья улыбка, словно напоследок хочет полюбить каждого из них. Не может, так не работает.

Они придут, шепчу, повторяя в который раз. Не уточняю кто, потому что враги рядом.

Влюбленная шмыгает носом, тяжко выдыхает, запрокидывает голову. Каждый вздох дается ей с огромным трудом. Облизывает сухие губы, чувствуя, как проваливается в сон.

Не спать! Не спать! Щелкаю затвором, заставляя скинуть клочки рваного сновидения. Качает головой, прогоняя мутное наваждение, снова улыбается на этот раз уже мне. Шепчет, едва разжимая губы, плачет. Хотелось бы мне лить слезы на пару с ней, кричать, чтоб заткнулась, обнять, словно родную дочь.