— Хватит! — одернул он мальчишку, тот посмотрел на Зорона непонимающе. — Просто прекрати.

— Сирре доктуру неуютно в обществе владычицы тутошних земель — великой и ужасной ямы? — отозвался возчий, здоровенный усатый мужик, который к расстройству врачевателя был на редкость разговорчив. — Я слышал в прошлом году туда свалилось целое стадо. И пропало с концами: ни звука ни шороха, только призрак пастуха иногда возникает рядом с ямой, чтобы предупредить случайных путников. У–у–у–у! — Возчий даже выпустил поводья из рук, чтобы жестами показать это самое «у–у–у».

— Ерунда это все, — не выдержал Зорон и сам удивился своей неожиданной вспышке.

— Ах, ну да, вы ж, зубодёры и ногокруты, верите только в знания и науку, — возчий фыркнул. — Совсем как книжники¹. Ничего кроме своих буковок не видите. А мы, возчие… — он не договорил свою, наполненную профессиональной гордостью фразу: кобыла вараби, левая в упряжи, споткнулась и остановилась.

— О, моя хорошая, моя бедная, что с тобой случилось?

С возчего мгновенно слетела всяческая спесь, он слез с козел и бросился к вараби, ощупывать её ногу и раздвоенное копыто. Трепетное отношение возчего к своим животным было вполне закономерным. Они кормили хозяина. Их ноги и сила, да и почти собачья преданность — все это приносило возчему прямой доход. Да и вараби не так то было легко сменить в такой глуши.

Неторопливо бредущая процессия застопорилась и остановилась. Зорон тоже спрыгнул на землю — хоть немного размять ноги и спину, чтобы не остаться навечно согнутым, как первая буква эйрийского алфавита. Он подошел к возчему. Может помощь нужна?

— Остановимся пока. А ты даже и не подходи, доктур. Я тебя к своей Звездочке и на шаг не пущу, костолом! — возчий закрыл лошадку грудью и Зорон отступил: мало ли какое у мужика прошлое. Ему явно с врачевателями не везло. Да и спорить с этаким чудищем, на две головы выше и раза в три шире, как–то не особенно хотелось.

Зорон, предоставленный сам себе, осмотрел животное издалека. Обрезанные почти под корень крылья, лоснящиеся толстые бока, широкая лобная пластина, крепкие ровные ноги. Вараби выглядела вполне здоровой. Да и явно сама пыталась вновь двинутся в путь, недоуменно глядя на хозяина.

Запах сырой земли и глины. Легкая, почти незаметная вибрация под ногами.

Одежда врачевателя, даже походная, предназначена для работы. Ботинки с тонкой подошвой и сложным переплетением ремешков и бусин на голенище использовались не только по назначению, но и чтобы усилить ощущения от контакта с полом или землей. Ходить по острым камням в них не стоит — впечатлений на всю жизнь. Зорон чувствовал что–то особое, тянущее в сторону провала. Как навязчивый стук в висок, подрагивание пальцев. Что то там есть…

— Эй, доктур, мы отправляемся! — возница, осмотрев на всякий случай ноги всех вараби, остался доволен и отдал распоряжение продолжать путь. только на его зычный голос никто не отозвался. — Докту–ур? Да куда же подевался этот мальчишка, Ворон его подери⁈

Кап–кап. Мерзкий звук. На висок размеренно, капля за каплей падала вонючая жижа.

«Что за?»

Зорон пошевелился и тут же пожалел о своей поспешности:тело отозвалось тягучей болью. Больше всего ныла нога. Проклятье! Неужели вывих?

Он раскрыл глаза — кромешная тьма, ничего не видно. И воняет, как в помойной яме, так, что хочется избавится от содержимого желудка и заодно от органов чутья. Куда только Ворон занес? Первым делом он ощупал ногу: все нормально, просто ушиб. Можно встать. Следующий шаг — на ощупь найти светильник в заплечном мешке. Так, есть. К счастью светильник был с иридами², то есть не зажигался огнем. Иначе был бы риск проверить, насколько быстро загорятся испарения над свалкой. Судя по запаху и похрустыванию под ногами именно туда и занесло. Стоило потрясти светильник и ириды проснулись. Мягкий зеленоватый свет привнес немного определенности в жизнь.

Он стоял на вершине исполинской кучи мусора. Среди таких же куч. Замечательно. Просто превосходно! Прекрасный конец для единственного наследника рода Зорон — загнить среди мусора, задохнувшись от недостатка кислорода. Отец был бы «счастлив». Эта мысль, как ни странно, повеселила. Юноша криво усмехнулся и начал осторожный спуск по покатому склону мусорной кучи, пытаясь понять каким духом его сюда занесло. Как только голова перестала гудеть от удара при падении, он вспомнил, что подошел очень близко к яме, увидел тусклый алый огонёк в её недрах, а после — чернота. Как можно не помнить собственного падения с такой то высоты? Еще чудо, что свалился на самую высокую кучу и на мягкий перегной. Правда теперь то, на что упал, ровным слоем покрывало одежду, было в волосах и носу, отчего внутренняя страсть к порядку и педантизму приносила страданий больше, чем боль в ноге.

Ладно, главное выбраться. Одежду, может, еще удастся спасти, как и волосы — длинный, черный хвост по пояс, мужскую гордость, признак принадлежности к знаменитому роду. А не удастся, так не удастся. Будет пугать пациентов наемничьим бритым черепом.

Шорох. Скрип. Тихий, заунывный, опасный.

Зорон так старался не потерять сознание от чудовищного смрада, что сначала и не заметил его. А звук приближался. Ему хватило ума замереть рядом с полусгнившей коровьей тушей, практически сливаясь с ней в один темный силуэт, и спрятать светильник под полу походной куртки. Вряд ли тот, кто издает такие странные, нечеловеческие звуки, загорится желанием спасать.

Снова этот скрип. Как несмазанные петли. Стоило еще раз услышать этот звук, и Зорон сразу вспомнил кому он принадлежит. Могильщик. Скрип издают при трении ороговевшие пластины черепа зверька. Из глазных яблок получается неплохой лечебный бульон. Крупное шестиглазое агрессивное животное, человеку по колено. Питается падалью. К живым докторам, да и вообще людям, интереса не проявляет, хотя желания проверить это предположение как–то не возникло.

Неудачное он выбрал место, чтоб спрятаться! С позиции могильщика коровья туша наверняка была прекрасным началом дня. Как и прячущийся за ней врачеватель.

Он слышал, как зверь неторопливо приближается, шумно обнюхивая всё вокруг. Вел себя спокойно, уверенно — значит человеческого запаха пока не учуял, хотя обычно врачевателей и люди унюхать могут — они за годы работы целиком и полностью пропитываются запахом трав и всяческих испарений. Как ни отмывайся, окончательно от него не избавиться. Какое чудесное средство — перегной органического мусора, и как предусмотрительно было в нём изваляться! «Надо будет запатентовать, — решил Зорон. — Если доживу».

Теперь звуки совсем рядом. Ну действительно, доктор Зорон, неужели вы не знали, что прятаться за падалью от падальщика, так же глупо как отбиваться от разбойника швыряя в него золотыми монетами? В плотное облако вони добавился еще один аромат. Кислый.

Зорон пообещал себе, что самолично нальет блюдце сливок для Кошки в ближайшей беседке отдохновения, если сможет сохранить обоняние после всей этой истории.

Все–таки здесь был свет. Может совсем немного, но к времени, когда зверь начал подбираться к туше, глаза уже привыкли к темноте, и Зорон наконец смог различить его очертания. Как он и думал, могильщик. Зверь стоял с раскрытой пастью и сопел так близко, что при желании можно было протянуть руку и потрепать его по склизкому колючему меху.

Желания не возникло.

Единственный шанс сбежать — подождать, когда могильщик вцепится в добычу и будет занят ею настолько, что не заметит аккуратный отход в сторону. Надо только быть предельно осторожным. И тихим.

Скрип неприятным эхом раздавался в голове встревоженного врачевателя. Зверь приступать к трапезе не спешил, он тщательно обнюхивал коровьи останки. Очень тщательно. А после издал что–то вроде тихого жалобного писка, и попятился назад. Несмотря на удушающий смрад и боль, в Зороне взыграл исследовательский интерес. Чего это он? «Прекрасная корова. Практически целая. Будь могильщиком, сам бы ел! Тьфу ты. Мерзость.»