А через час таинственная дверь раскрылась, и «отцы-пустынники» вышли в коридор. Ходжаев запер дверь двойным оборотом ключа, подергал ее и кивнул Шафигуллину.
Пройдя меж чертежных столиков конструкторского бюро, они подошли к Ильясу. Лица у них были странные.
— Что случилось? — Ильяс вскочил, с неосознанной тревогой глядя на них.
— А вот пойдем, увидишь... — уклончиво ответил Ходжаев.
Над чертежными столиками поднялись любопытствующие головы. Когда трое пошли из комнаты, их проводили настороженными взглядами.
Спустя некоторое время заметили, что все трое, с рулонами каких-то чертежей в руках, прошли в кабинет Бурцева.
— Вот смотри, Дмитрий Сергеевич... — сумрачно сказал Ильяс, расстилая перед Бурцевым чертежи.
Это была измененная схема нового, только что опробованного станка. Впрочем, измененной ее можно было назвать лишь условно, поскольку оставались некоторые из старых узлов. Но в целом это была совершенно новая машина. В проекте присутствовала та техническая смелость, та самобытность, которых не хватало старому варианту.
Стоя за креслом Бурцева, конструкторы давали краткие пояснения.
— Скорость, а значит, производительность — возрастают втрое, — закончили они и, отойдя в сторону, присели.
Бурцеву не нужно было много объяснять. Он испытывал почти эстетическое наслаждение, просматривая листы чертежей.
— Слово не мальчика, а мужа?.. — поднял он веселый взгляд на Ильяса.
Ильяс не принял шутки.
— Что будем делать?.. — спросил он внезапно охрипшим голосом и облизнул губы. — Станок готов, так?..
В первое мгновение Бурцев не понял. Он взглянул на чертежи, потом на конструкторов. Те сидели с отсутствующими лицами...
Взгляд Бурцева медленно потухал. Он достал из кармана измятую пачку, долго ковырялся в ней... Выбрал сигарету, закурил. Легкий сухой ветер, задувая в окно, шевелил волосы. Воздух нес запахи нагретой солнцем пыльной листвы. Там, за окном, струилось знойное марево, усыпляющее мысль, размягчающее тело. «Ветер Шираза... — усмехнулся про себя Бурцев. — А ты сиди здесь — решай квадратуру круга!..» Ему вдруг захотелось встать и уйти. На улицу, в парк, где хрустит под ногами песок, куда угодно, лишь бы не возиться еще и с этой столь неожиданно возникшей проблемой. Право, лучше было оставаться со своими автоматами!.. Раздражение подкатывало к горлу, натягивая голосовые связки.
Усилием воли — «Нельзя срываться... Ты — не один!..» — он старался подавить злые мысли. Но совершенно сдержаться не смог.
— Какого же шута вы думали раньше? — воскликнул он, с неприязнью глядя на конструкторов.
Шафигуллин медленно повернул к нему свое оливково-смуглое мечтательное лицо.
— А когда нам было думать?.. — только и сказал он.
— Тот нажимает, этот гонит... — заговорил Ходжаев. — Скорей, скорей!.. Вот и слепили... Станок-то был вроде подкидыша. Нас никто не освобождал от текущей работы...
Бурцев молчал, уже сожалея о своей вспышке. В сущности — в чем они виноваты? Да и проблема... Станок готов, работает — и должен быть сдан в срок. Никакой проблемы, казалось бы, нет. Но все же...
— Как же вы теперь-то додумались? — с невольным интересом спросил он.
— Это, пожалуй, ваша вина... — без улыбки сказал Шафигуллин. — Если помните, вы заметили, что напрашивался лучший вариант. Ну и вот... решили начать с того, что, очевидно, оставалось незавершенным. Надо же было нам знать, чего мы стоим, прежде чем приступать к другим работам...
— Вот уж поистине: не задирай чужого самолюбия, — прищурился Бурцев и встал. — Хорошо... Подумаем над своими грехами... А пока идите полюбуйтесь на свое детище. Но — никому ни слова...
Конструкторы ушли.
Бурцев вышел из-за стола и, насмешливо взглянув на Ильяса, помахал сигаретой.
— Что? Не ожидал точки с запятой? — сказал он. — В жизни все сложнее, а?
Ильяс отодвинул стул и сел.
— Станок готов, так? — сказал он, подняв голову. Но Бурцев не мог поймать его ускользающего взгляда. — Станок готов... Будем считать... — Ильяс сделал зачеркивающий жест. — Так?..
Теперь, когда Ильяс высказал мелькнувшую у него затаенную мысль, Бурцев возмутился.
— Да ты хоть рассмотрел?.. — сказал он, нагибаясь над чертежами. — Это же вещь!.. Как ты ее зачеркнешь? И как будешь смотреть в глаза своим конструкторам? Шумел, шумел, а дошло до дела — так в кусты?..
— Хорошо, я не в кусты... — угрюмо сказал Ильяс. — Что предложите?
— Что предложу, что предложу... — Бурцев прошелся вдоль стола. — Если б я это знал... Ясно одно — надо сохранить у людей веру. Иначе из всей затеи модернизации станков громкий пшик получится. Останемся при своем интересе и пустых хлопотах... А не сдать станок — это, брат, тоже... Если б они хоть немного раньше подоспели!.. — Бурцев с досадой пристукнул по чертежам и присел на подлокотник кресла.
Ильяс потирал себе лоб. Подняв голову, он встретился взглядом с Бурцевым и неожиданно улыбнулся.
— Дмитрий Сергеевич... — сказал он. — А ведь толк получается, так?
— Да уж... Скорей, чем ожидали... — усмехнулся Бурцев. — Вот тебе и моральный износ... — Он притушил сигарету и вздохнул. — Вот что... С ходу тут ничего не решишь. Надо с людьми поговорить. Иди зови Таланова. И попроси ко мне Эстезию Петровну, надо сказать, чтобы разыскала Муслима.
Вечеслова вошла с какой-то бумагой в руках.
— Вы уже слышали? — спросил Бурцев, взглянув в ее замкнувшееся лицо.
— О чем? — слегка вскинула она бровь.
Бурцев начал было объяснять — и замолк. Похоже, что его слова не доходили до нее. Она не прерывала, но и слушала как-то безучастно. Что же с ней творится?
Словно очнувшись, она подняла отстраняющий взгляд и протянула листок, который держала в руке.
— Вам — извещение, — холодно сказала она. — Вызывает Москва...
— Сейчас? — Бурцев глянул на телефон.
— Завтра... — ответила Вечеслова. — И говорить будете не отсюда, а с переговорной.
— Почему? — удивился Бурцев.
— Очевидно... частный разговор... — сказала Вечеслова, прямо глядя на него.
Бурцев вспыхнул и с преувеличенным вниманием стал читать извещение. Действительно, не трудно было догадаться, чей это вызов... Он успел забыть о коротеньком письме, которое отправил Ольге в первые же дни по приезде. Начисто забыл и о письме, и о ней самой... К чувству стыда примешивалось, однако, еще какое-то неприятное чувство. Он не хотел этого звонка — вот в чем дело! Но это же нечестно...
— Спасибо... — коротко сказал он и спрятал бумажку в карман.
— Быть может... — протянула Вечеслова, — будет лучше, если я заблаговременно подыщу другую квартиру?
— Для кого лучше? — почти зло спросил Бурцев. — Для вас? Тогда другое дело...
Вечеслова мельком взглянула на него и медленно пошла к выходу.
— Постойте... Я зачем-то вызывал вас... — остановил ее Бурцев. — Да!.. Разыщите мне, пожалуйста, Муслима Сагатова.
— Хорошо, — кивнула Вечеслова и, задержав на нем взгляд, вышла.
Вскоре вернулся Ильяс в сопровождении Таланова. За ними подоспел Муслим. Выслушав новость, он сдвинул набок тюбетейку и почесал за ухом.
— После свадьбы в трубы трубим, э? — заметил он, прислушиваясь, однако, к разговору Бурцева с Талановым.
— Что ж, идея прекрасная... признаю... — сцепив руки, как певец на эстраде, Таланов глядел на чертежи. — Но к чему это сейчас? В конечном итоге — напрасная трата времени...
— И вы совершенно не допускаете мысли... — начал Бурцев.
— Помилуйте, Дмитрий Сергеевич!.. — приподнял плечи Таланов. — Если это шутка, то неудачная. Конец квартала есть конец квартала. И он наступит тридцатого июня: ни днем раньше, ни днем позже... Осталось пятнадцать дней — какие же могут быть разговоры?
— Да, к концу квартала не успеть... — согласился Бурцев.
— А что, очень хороший проект, э? — вмешался Муслим.
— Очень, — ответил Бурцев. — И зарывать его в землю — преступление.
