За этими мыслями она не расслышала, как позади раздались шаги, сначала неторопливые, но потом все громче и громче, цокот каблуков раздавался по пустой автостраде. Не услышала и то, как резко кто-то остановился позади, тяжело дыша, и поняла, что там кто-то есть, только в ту секунду, когда чьи-то руки обвили ее ноги и резко дернули назад, отчего она пошатнулась и едва не повалилась на землю.

Вцепившись в фонарный столб, Харада резко обернулась: и увидела блондинку в дешевом офисном костюме, одна туфля у которой валялась поодаль, а сама она, в съехавшей куртке, смотрела на нее со взглядом полного ужаса, будто бы видела зрелище крайне неприятное и отвратительное. Вытаращившись на нее, она резко вскинула руки, явно стараясь вцепиться вновь, после чего звонко заверещала:

— А ну погоди! Стой, не прыгай!..

Потом помедлила.

И Харада поняла, почему. Потому что хорошо помнила это лицо, даже со столь ярким макияжем. Этот самодовольный профиль, эти тонкие жеманные губы, и глаза, внимательные, темные. Когда-то давно этот самый голос смелся над ней, говоря разные гадости, издевался, но теперь именно он остановил от (глупости) последнего шага.

Они уставились друг на друга в каком-то неловком замешательстве. Ну еще бы. Харада и подумать не могла, что встретит задиру из школьных лет в образе приличной офисной леди, что шла по дороге после переработок. Да не то что в таком… просто встретит. Кавашима изменилась: потеряла тот задиристый блеск в глазах, стала глаже, приятней на вид, и пусть в ней никуда не делась та нотка самодовольства, все, что она сейчас делала — от броска с той стороны дороги (судя по следам), до остановки от прыжка, было сделано искренне, без задней мысли.

Они так разительно отличались от себя прошлых.

Так страшно.

Сглотнув, та нервно пролепетала:

— Харада?..

— Кавашима, — одними губами произнесла названная.

— Ты что такое делаешь?.. А?

Кавашима в ужасе смотрела на нее, потом — на ограду. Сделала шаг ближе, два, все еще смотря в глаза.

— Слушай, спускайся, а?..

Да уж. После такого прыгать уже было глупо. Сама суть самоубийства должна быть в том, что тебя никто не остановит. Никто не спасет. А если рядом есть человек… которому не все равно… Такое надо было проворачивать в одиночестве, чтобы никто не знал, что с ней случилось, чтобы имя ее ушло в прошлое и стало тенью в чужих воспоминаниях. А теперь, если она сиганет вниз, то…

Это будет как-то жутко неправильно.

— Ну и зачем ты тут? — на потрескавшихся губах у Харады заиграла кривая улыбка. — Все обломала.

— Ты что… сигануть собралась? Да?

Кавашима продолжала пялиться на нее во все глаза; но было заметно, что адреналин спадал, и без туфли она начинала мерзнуть на холодном асфальте в своих тоненьких колготочках, сейчас порванных из-за пробежки по бетону.

Харада в последний раз оглянулась.

Поток внизу завлекал. Так легко было бы ступить… думалось, но, как выяснилось, это было вовсе не так. Она попыталась, но даже тут не нашла куража. Все это было в общем-то абсолютно бессмысленно и глупо, и, продолжая сверлить взглядом поток… она внезапно ощутила отвращение и к себе тоже. Такая глупость. Такой дешевый ход.

(но как легко это было бы)

— … нет. Просто баловство.

Затем, шумно выдохнув, она легонько спрыгнула вниз, к Кавашиме, продолжавшей пялиться на нее во все глаза. Так была напугана… волновалась, но почему? С чего ее вообще это должно беспокоить? Но это было так смешно, так бессмысленно, что Харада даже не хотела интересоваться всем этим, просто улыбалась ей кривой улыбкой, пока ее бывшая одноклассница, не встречавшаяся ей на пути столько лет, в панике ходила вокруг, словно коршун. Только не искала повода зацепиться, беспокоилась. Так странно… ненормально.

Все кончено. Она не смогла даже убить себя. Настоящая неудачница по жизни.

Но, неожиданно, она распахнула глаза — когда Кавашима резко схватила ее за ворот и притянула к себе, после чего замахнулась рукой… Пощечина. Вышло звонко, даже слишком, и, стоило ей отпустить руку, как Харада вновь повалилась на землю от неожиданности, держась за ушиб на лице. Во все глаза она уставилась на бывшую одноклассницу, когда та, растрепанная, взъерошенная, вдруг покраснела от ярости и, насупившись, зарычала низким угрожающим тоном:

— И что ты вздумала?! Совсем сдурела?! Ты что творишь, дура?!

Харада так и вылупилась на нее, не зная, что и сказать.

— Какая тебе разница?.. — непонимающим тоном пробормотала она, продолжая держаться за щеку, и от этого ответа у Кавашимы словно волосы на затылке встали дыбом.

— Огромная! — та всплеснула руками и поджала губы, после чего с грозным видом указала на Хараду пальцем с каким-то невообразимо ярким дурацким маникюром. — Нельзя просто так лишать себя жизни из-за трудностей на пути! Ты еще столько можешь сделать!

— Мы столько лет не виделись, и это первое, что ты мне говоришь?

— И какое это имеет сейчас значение?! — Кавашима так сильно сжала губы, что помада смазалась, и она начала торопливо тереть рот тыльной стороной ладони. Сплюнула под ноги. — Плевать, почему мне не плевать. Это знак судьбы, считай так, как угодно! Но нельзя просто так расставаться с жизнью, жизнь — это святой дар свыше! И ты хочешь спустить все это?! Просто, блять, самоубившись из-за какой-то херни в жизни?!

— «Какой-то»… Ты даже не знаешь, что произошло.

Был ли смысл вообще что-то объяснять? Честно говоря, Хараде не хотелось. Ей вообще ничего не хотелось, лишь свернуться где-нибудь калачиком и заснуть на долгие года, чтобы никто ее больше не беспокоил, забыться навсегда. Но то место, которое она привыкла называть домом за месяц, теперь не ждало ее. Котобуки знал, что она была повязана с корпой, которая следила за каждым ее шагом. Ему не был нужен такой помощник.

Ему не нужна была Харада.

Никому.

Это были хороший месяц. Жаль… закончился.

Взглянув на нее с неодобрением, Кавашима вдруг стянула с себя куртку и швырнула в руке Хараде, а когда та уставилась на нее с недоумением, прорычала:

— Надевай. У тебя все губы синие. Сейчас я вызову такси… Рядом была круглосуточная забегаловка, там хороший кофе.

— Я не…

— Сен. Пожалуйста. Завались.

Последняя фраза Кавашимы, неожиданно, прозвучала почти умоляюще.

Кафешка, о которой говорила Кавашима, действительно работала ночью; это было небольшое заведение у дороги, в котором работала очень очаровательная девочка-бариста со смешными разноцветными брекетами; как только она увидела Кавашиму, то сразу же начала улыбаться во все зубы и пообещала сделать два «как обычно» с небольшой скидкой. Ее абсолютно не смутил совершенно не сочетавшейся с красивой офисной леди растрепанный вид Харады, ничего из этого, лишь сам заказ.

В помещении было практически пусто. Где-то в уголке сидели два старика, хлебавшие американо, судя по размеру кружечки, но их больше интересовала игра в кой-кой.

Упав за столик, Кавашима тяжело застонала, откидывая голову назад. Туфлю она все же вернула, и всю дорогу в такси жаловалась на крайне бесящие ее стрелки на колготках, которые она только купила; болтала о чем угодно, только не о мосте, словно этого инцидента и не случалось и вовсе. Она не спрашивала, как были дела у Харады, говорила лишь о себе, и, в перерыве между всеми ужасами, что раз за разом подсовывала ей жизнь, это было приятным отвлечением. Та успела пожаловаться на босса, на тупую работу в дизайнерском агентстве, поделилась впечатлениями от новенькой девочки. Рассказала, что ей нравится один парень из офиса, но он невероятно тупой. Эта кафешка, как пояснила она, была частым местом, куда она захаживала. Обычно из офиса она возвращалась раньше, на автобусе, все же, Сэтагайя — это не тот район, где захочешь ходить в одиночестве пешком, но тут как-то задержалась на работе из-за проекта, а автобусы уже не ходили… Природная жадность вынудила Кавашиму идти пешком, и, собственно, вот.