Выстрел произошел.

Человек — умер.

Музыка достигала даже самых высоких этажей.

Внизу начались пляски. Самые разные люди, позабыв о собственных статусах и различиях, предались ритму, и в огнях их тени, словно одержимые, искажались, гарцуя друг с другом.

Яркие цвета тенями мелькали на стенах, оставляя за собой разноцветные пятна, ежесекундно сменяющие друг на друга. Но даже в этой атмосфере безумного яркого праздника кто-то все же умудрился найти свой покой. В темной комнате на самом верху, где сейчас не было ни души, на постели лежала черная коробочка, на боку у которой стальным цветом значилось одно простое:

«Химико».

И, видимая лишь числам и нулям, вокруг нее клубком свернулась неясная фигура. Игнорируя свет и музыку, она свернулась калачиком и мирно дышала, видя сны об электроовцах и далеких временах, когда сама она не была набором данных, а вполне себе настоящим человеком. Но где сейчас проходила граница между кодом и душой?

Кто мог узнать?

Там, в комнате, спала Цубаки.

Сидя на парапете, Ямато повторно пробегался взглядом по сообщению, что вывел на оптику.

Он не планировал приходить сюда, но последовавший звонок звучал жутко убедительно — его настоятельно попросили приехать сюда для некоего очень важного разговора. До этого Ямато был на похоронах лишь однажды, в пору далекой юности, и не мог сказать, что те его особо тронули. Шиноби редко хоронили; предпочитали в основном просто помянуть за кружечкой высокоградусного, может, сделать памятную табличку в колумбарии. Атмосфера на подобных мероприятиях ему не нравилась, даже когда он, как вспомнилось, работал на своего предыдущего нанимателя, что и посоветовала его Окамуре — матушку Йоми. Лишь богачи проводили пышные церемонии; иронично, что потом их точно так же сжигали и помещали в узкие урны, разве то немного красивей.

Отсутствие земли не делало скидку никому. Владей ты всем миром… Или же ничем.

Но, учитывая, кто именно отослал ему приглашение, особого выбора у него и не было. Таким людям отказывать было не принято; да и не то, что этот человек был настолько плох, чтобы плюнуть в лицо приглашавшим и отказаться. Все же, Ямато питал к нему некоторое уважение.

Вздохнул. Поднялся.

Он еще раз одернул одолженный пиджак, пытаясь придать себе минимально приличный вид, и затем ступил внутрь двора, в небольшой особняк в Мэгуро, где проводилось прощание с человеком, сыгравшим весьма весомую роль в жизни подпольного мира Эдо за эти несколько десятков лет. Одного из тех, кто стоял в тени Бандзуйина Тебея, когда он строил якудза заново. Многие съехались. Оно и понятно. Когда уходят такие люди… стоило проявить уважение.

Сегодня проходило прощание с Одой Кенджиро.

Целая очередь стояла к небольшому алтарю с фотографией старика с черной косой лентой; многие люди выглядели пугающе, угрожающе, но Ямато не был удивлен, ничуть — в конце концов, он был важной шишкой в якудза, само собой разумелось, что к нему приехали люди соответствующие. Стоять с остальными, честно говоря, его не особо сильно тянуло; он был уверен, что окажись Ода жив, то отшутился, мол, в жизни найдутся развлечения намного интересней, чем эта толпа и короткая молитва. Если небеса существовали, то пожелания доброго пути на том свете его все равно настигнут, а если нет…

В пиджаке он ощущал себя некомфортно, и, одернув галстук, Ямато скривил рот. Он надеялся увидеть тут знакомых, например, Ишикаву или хотя бы того менеджера казино, Шикинами, но никого видно не было. Интересно, они уже успели проститься? Или еще не приехали? На таких мероприятиях он всегда ощущал себя не в своей тарелке. Слишком уж все это официально и крайне далеко для такого обитателя улиц, как он сам.

Некоторое время он мялся, не зная, что и делать, пока позади не выросла тень; обернувшись, Ямато к своему удивлению увидел Шикинами. Тот, однако, вопреки ожиданиям не встретил его унизительным взглядом, лишь слегка поклонился и жестом попросил направиться за собой. Интересно, куда?

Вдвоем они отправились куда-то в сторону от основной процессии, в небольшую дверь внутрь здания. На пороге Шикинами обернулся и попросил подождать; спустя минуту к нему вышел Масаки и поприветствовал легким кивком.

— Отец ждет тебя.

Масаки, в черном строгом костюме — для такой шпаны это выглядело совершенно противоестественно, что тот хотел заметить, но все же удержал себя от ненужных комментариев — сухо кивнул Ямато, когда тот переступил порог дома, и махнул рукой, требуя последовать за собой. Видимо, прикинул он, лишь приглашенные самим Одой люди допускались на истинную церемонию, когда как остальные стояли в очереди, чтобы возложить цветы к монохромному портрету. Забавно, подумалось Ямато, с чего бы такие почести именно ему? Он был никем Оде Кенджиро, лишь выслушал историю его жизни и с иронией отметил сходство их пути, но не более. Однако он не стал озвучивать эти мысли вслух, следуя тенью за Масаки.

Сначала ему думалось, что «ждет» — всего лишь оговорка, выражение, подразумевавшее, что Ямато примет участие в церемонии возложения цветов и чтения молитв, где его дожидается дух Оды, все в этом духе, но чем дольше он шел за Масаки, тем больше понимал, что ошибался. Хотя бы потому, что вокруг сновали люди, то и дело упоминавшие имя Оды в настоящем времени — словно тот все еще был тут. Вряд ли у них всех случилось массовое помешательство, понимал он, дело было совершенно в ином. Это, вместе с допуском лишь определенных людей внутрь, заставило его озадачиться и сделать один единственный полагающийся вывод.

Очень странный, по мнению Ямато.

— По-моему, похороны надо организовывать уже после того, как ты умер, — между делом заметил он, и Масаки одарил его в ответ кислым взглядом.

Ага, все понятно. Старик опять чудит.

— Ты же знаешь папашу. Ему только дай волю устроить цирк на ровном месте.

— Не очень-то я его знаю, но, выходит… — Ямато вскинул бровь, и Масаки обреченно кивнул.

— Да. Он все еще жив, — и затем передернул плечом. — Врачи дали ему немного, еще пару месяцев, поэтому он решил уйти на своих условиях.

На своих, значит.

Еще бы. Ямато помнил диагноз, о котором говорил Ода. Помнил и причину его — взлом любой ценой, невзирая на бьющихся в защиту демонов. Это могло убить его гораздо раньше, но, вероятно, до этого он держался на чистом упорстве и молодости организма, но со временем стал сдавать все сильней и сильней. Такие монстры, как Ода Кенджиро, должны были уходить в схватках, красиво, а не умирать в беспамятстве в своих постелях.

Лишь избранный круг это знал. Включая Ямато.

— Ты в порядке? — уронил он.

— В смысле?

Масаки резко остановился, настолько, что в него едва не врезались, и обернулся, взглянув Ямато прямо в глаза. Взгляд у него был отцовский, одна кровь чувствовалась сразу, дикая, бурлящая. Вот уж два чудовища, пронеслась мысль в голове, уйдет один, а второй останется. И даже несмотря на то, что Масаки даже не был первым в очереди на наследие семьи. Он что-то такое упоминал, помнится… Интересно, каким был старший брат, если младший уже мог запугать до усрачки одним лишь взглядом?

Но он был явно не взбешен вопросом, скорее просто озадачен. Ямато пожал плечами и кивнул в сторону бродивших туда-сюда элитных гостей, кто узнает сегодня тайну истинной смерти Оды Кенджиро. Интересно, подумалось, а Бандзуйин Тебей сегодня тоже был тут?.. Или у них было свое прощание, личное, как старых друзей, прошедших огонь и воду.

— Ода ведь все это устроил, чтобы сегодня помпезно умереть, да? — Масаки медленно кивнул, и Ямато свел брови у переносицы, по-собачьи склонив голову набок. — И тебе нормально? Он же твой отец, все дела.

— Так ты об этом, — вяло отозвался тот. По лицу Масаки нельзя было сказать, что они говорили о чем-то настолько важном, и то, как лениво он пожал плечами, ситуации ничуть не помогло. — Это же папаша. Да и лучше знать, что он умрет счастливым, чем видеть, как он чахнет каждый день. Уж ты-то, повидавши Костлявую, должен знать лучше, каково это — вырвать у нее свою судьбу и закончить ее так, как хочешь. Поэтому…