— Но госпожа графиня дары с моей дачи. Очень прошу принять, — Арканов нетерпеливо тряхнул сумкой, поставил ее на пол и вытащил трехлитровку с маринованными помидорами. — Это… — важно сказал он, — советую оставить на особо торжественный случай. — С грибочками тоже не спешите — закручены надежно. А груши и яблоки лучше кушать сейчас. Вот при мне, пожалуйста, отведайте, — он схватил краснобокое яблоко, тщательно вытер его краем плаща и протянул пристианке. — При мне пробуйте. И скажите, чем этот плод хуже ваших… Тех голубеньких, что за беседкой мы вместе ели.

— Это кусать? — приняв у Арканова яблоко, насторожилась Олибрия.

— Да, зубками, — Агафон ободряюще подмигнул.

Пристианка поднесла плод ко рту и осторожно его надкусила. Кисло-сладкий сок показался ей приятным, и она надкусила еще раз, разжевывая ароматную мякоть.

— Ну как же, госпожа графиня? — поинтересовался Арканов.

— Как поцелуй. Такой же сочный и сладкий, — Олибрия мельком глянула на капитана «Тезея» и обратилась к слуге. — Орэлин, пожалуйста, отнесите все это на восточную террасу. Там мы скоро устроим обед.

Орэлин, сведя густые брови, взял сумку и повел Ваалу и Агафона в дальние покои. Олибрия и Глеб шли следом за ними, пока пристианка не остановилась возле стрельчатой двери, которая тут же беззвучно растворилась.

Быстров ступил в комнату за хозяйкой. Сделав несколько шагов, она повернулась к нему, с минуту смотрела на землянина блестящими глазами: в них как в ночной воде отражались печаль, раскаянье и томление. Потом бросилась к нему, сильно обвив его шею руками и задрожав от слез.

— Прости, — подняв голову, сказала она. — Я не имею права быть такой слабой. Еще не хватало, чтобы герцог Саолири видел меня в слезах!

Олибрия отстранилась от Быстрова и отвела взгляд к подсвеченному панно с горным пейзажем.

— После его визита здесь могут остаться микророботы, — пояснила она, поглядывая на Глеба из-под опущенных ресниц. — Я уже дала задание системе безопасности искать их, но в ближайший час нет гарантии, что нас никто не видит и не подслушивает.

— Знаешь что, а пойдем к морю? — предложил Быстров.

— К морю?

— Да, к морю. Я соскучился за ним. И за тобой. Прошу, — Глеб стер пальцем слезинку с ее нежно-розовой щеки.

— Конечно, пойдем. Твои друзья должны догадаться, что нам нужно побыть наедине и не станут нас искать, — Олибрия направилась к невысокой двери тут же неуловимо исчезнувшей в стене.

Они прошли через длинный зал, в котором хранилось древнее оружие, броня, щиты и шлемы и через тысячи лет выглядевшие как новые: серебристыми с голубыми и салатовыми отсверками. Повернули к лестнице и спустились из замка к побережью.

На зернистый песок ветер нагонял розовые волны. Дальше, в заливе и между скалистых островов море казалось малиновым из-за скопления мельчайших водорослей, и уже за мысом оно обретало обычный цвет, сливавшийся с атласом фиолетово-синего неба с бледно-голубым солнцем — Идрой. Длиннокрылые птицы, с криками метавшиеся над отмелью, ныряли в соленую пену, выхватывая крупных моллюсков, и улетали для пиршества к островам.

Быстров остановился у полосы гальки, вдохнул насыщенный свежестью и приятной горечью воздух, наклонившись, снял туфли. Порывы ветра надували его рубашку пузырем. В голове землянина будто звенело, плескалось пристианское море.

— Я боялась, что ты не прилетишь, — сказала Олибрия, тоже освобождаясь от обуви — легких сандалий с иридиевыми пряжками. — Очень боялась и думала послать за тобой кого-нибудь кроме Ивалы.

— Как же ты могла так думать? — закатывая брюки, Глеб поднял взгляд к графине.

— Не знаю… — она покачала головой, разбрасывая волосы по плечам и звеня крошечными колокольчиками. — Мне показалось, что ты улетел, разозлившись на меня.

— Не смей больше так думать, — он выпрямился и вдруг схватил ее на руки.

Олибрия вскрикнула и прижалась к нему, покрывая лицо землянина поцелуями. Наконец, оторвавшись от его губ, она запрокинула голову, тяжело дыша и испытывая такое блаженство, что даже самые горячие мысли о несчастьях последних дней, имперском престоле и той опасной тайне, которую следовало сообщить Глебу, мигом остыли в ее сознании.

Держа Олибрию на руках, Быстров вошел по колени в воду и медленно побрел вдоль берега, ощущая, как волны облизывают щиколотки.

Губы пристианки приблизились к его уху и зашептали стихи на незнакомом диалекте. Глеб понимал лишь отдельные слова. Не пытаясь разгадать смысл неизвестных рифм, он просто слушал ее красивый голос, наслаждался ее близостью, видом побережья и морских просторов.

— Нравится? — спросила графиня, закончив читать стих на тихой ноте.

— Похоже на добрый шепот ветра.

— Это и есть «Ода южному ветру». Теперь пусти меня. Пожалуйста.

Быстров осторожно ослабил объятия, и дальше они пошли, держась за руки, в обход скалы, выступавшей в море. За острым каменным обломком Глеб вышел на берег и направился, к скульптуре хищной птицы — справа от нее виднелись темно-синие обломки колонн древнего храма.

— Скажи правду, зачем прилетал герцог Саолири? — решился Быстров на волновавший его вопрос.

Олибрия с минуту молчала, ступая среди острых камней и глядя под ноги.

— Хотел, заручиться моей поддержкой Флаосара при выборах на имперский престол! — возбужденно произнесла графиня. — Разумеется, я отказала. Не хочу, чтобы нами правил герцог-мерзавец, который сжег дотла семь городов на Верлоне! Человек с жестоким сердцем, не знающий слов «справедливость», «закон» и «честь» не должен взойти на престол! А если взойдет, то будет большая война: восстанут колонии, мы потеряем друзей и уважение за пределами Империи. Мы сразу превратимся в уязвимую мишень для врагов. Итак, Саолири настойчиво продвигает Флаосара. Но я уже сделала свой выбор. Я хотела бы видеть императором герцога Ольгера. И если Ольгер победит в борьбе за трон, то это будет справедливо: он был лучшим другом императрицы Фаолоры, Приста многим обязана ему. В конце концов, его кандидатуру поддерживает большинство граждан. А на стороне Флаосара Исерион с купленными представителями Имперской Ложи и, конечно, многие военные. Мир будто раскололся. И мне кажется, что между этими двумя его частями скоро разгорится пламя войны.

— Понимаю, — Быстров протянул ей руку, помогая вскарабкаться на обломок колонны. — Зря ты выразила свои предпочтения так скоро и прямо. Тебе нужно было схитрить или хотя бы потянуть время. Сказала бы: «я подумаю, почтеннейший Саолири».

— Я не хочу хитрить и заискивать перед ними. И чтобы решить то, что я уже давно решила в сердце, мне не нужно время, — Олибрия поднялась на фундамент храма и, огибая заросли с темно-зелеными цветами, пошла к алтарю. — Конечно, для бесчестного герцога Флаосара мой голос весьма важен, ведь следом за мной многие проголосуют за Ольгера. И Саолири с маркизом Леглусом понимают это. Они предлагали мне очень многое. Даже целую планету в дар. Угадай какую?

Капитан «Тезея» нахмурился и пожал плечами.

— Верлону, которой они принесли столько зла! — выдохнула пристианка и горестно опустилась возле алтаря. — По их лукавому расчету, я могла бы утихомирить верлонцев, а заодно и сама отвлечься от имперских интриг.

— Как-то нехорошо все изменилось на Присте. Такая неожиданная, странная смерть Фаолорой… Ведь вы были с ней подругами, — Быстров присел рядом с ней на синий с золотыми вкраплениями обломок храмовой стены.

— Были… Потом расскажу о ее гибели и той странной охоте. Она у меня каждую ночь перед глазами. Но сейчас мне тяжело об этом вспоминать, — графиня подняла повыше край платья, намокшего от морских брызг.

— И жаль, что после императрицы не осталось законного наследника, — Глеб смотрел на широкий простор малиново-синих вод, за которыми где-то далеко была пристианская столица.

— Не совсем так… — Олибрия отвела взгляд к потрескавшейся плите и смахнула сухие травинки со знаков. — Об этом я и хочу с тобой поговорить. Если, конечно, ты согласишься нам помочь.