Иван Ростиславич понимал всю пикантность своего положения и после трехнедельного вялотекущего противостояния вывел свои дружины против воев Володимирка. Произошло это в ночь на 18 февраля 1145 г. Начало боя складывалось как будто в пользу Берладника. Однако затем все обернулось против него. Скорее всего, Володимирко просто перехитрил его. Заманив нападавших в глубь своих позиций, он затем сомкнул фланги и отрезал их от города: «И нельзѣ бяше, — пишет летописец, — възъвратитися ему у градъ»[120].
Попав в окружение и пребывая, очевидно, в сильной панике, Берладник решил пробиваться не к городу, а в поле. Это ему удалось. Он бежит сначала на Дунай, а оттуда, как уточняет летописец, «ко Всеволоду Киеву».
Конечно, не будь между Берладником и великим князем каких-то предварительных договоренностей, вряд ли он осмелился бы на такой шаг. Идя в Киев, Иван был уверен, что Всеволод не выдаст его Володимирку, и надеялся, по-видимому, на помощь при возвращении потерянного престола.
Но почему Берладник так усложнил свою задачу? Почему не вернулся в Звенигород, где он был вполне законным князем и где ему значительно легче можно было оказать помощь в случае интервенции Володимирка? Да и так-то просто было овладеть Звенигородом, в чем имел возможность убедиться в предыдущем году сам великий киевский князь. В летописи на этот логичный вопрос нет ответа. Не исключено, что причиной ошибки была полная растерянность Берладника, которому только одна мысль казалась спасительной: бежать в Киев. А может, у него и не было иного выхода. Путь назад, на Звенигород, был ему просто заказан. Приняв приглашение галичан, он вошел в конфликт со звенигородской старшей дружиной и потерял ее поддержку.
Возвращаться в город, которым он так легкомысленно пренебрег в пользу Галича, было небезопасно. Его могли пленить и выдать Володимирку. Еще целую неделю галичане обороняли город в надежде на то, что Иван Берладник соберет дружину и вернется к ним. Со временем, не имея от него никакого известия и поняв, что они сделали ставку не на того князя, галичане открыли Галицкие ворота. Войдя в город, Володимирко жестоко расправился с организаторами мятежа: «Володимеръ же вшедъ в Галичь, многы люди исѣче, а иныя показни казнью злою»[121].
После случившегося Володимирко прочно укрепился на Галицком престоле, а Иван Ростиславич превратился в князя-изгоя, судьба которого на долгие годы оказалась в руках его более удачливых сородичей.
Разумеется, все надежды Берладник связывал с Всеволодом Ольговичем. Несмотря на заключение мирного соглашения 1144 г., отношения его с Володимирком оставались натянутыми. Вскоре они, по-видимому, из-за Ивана Ростиславича, еще более ухудшились. Володимирко предпринял грабительский поход на западное киевское порубежье, а Всеволод ответил мощным вторжением в Галичину. Теперь его поход к Звенигороду обретал юридическое обоснование. Это был город, в котором только недавно княжил Иван Ростиславич. Овладение им, по-существу, должно было обозначать всего лишь восстановление великим князем законных прав Берладника. Как глава государства он просто обязан был защищать поруганную честь своих вассалов.
Казалось, падение Звенигорода предрешено. После того как киевские полки овладели острогом, звенигородцы собрали вече и приняли решение сдать город. Но тут вмешался воевода Иван Халдеевич и решительно изменил течение событий в пользу Володимирка. Убив трех главарей веча и перебросив их через городские стены, он подавил мятеж. Показательная казнь произвела на звенигородцев сильное впечатление, и они сохранили верность Галицкому князю. «И начашася, — повествует летописец, — звенигородьци оттолѣ бити без лести»[122]. Все попытки Всеволода овладеть Звенигородом силой не приносили желаемого успеха. Звенигородцы стояли насмерть.
Пришлось Всеволоду снять осаду Звенигорода и прекратить военную акцию против Володимирка. Он собирался возобновить поход в летнюю жару, когда подсохнут дороги, но его болезнь, а затем и смерть, наступившая 1 августа 1146 г., помешали осуществлению этого замысла.
Наверное, больше всех горевал Иван Берладник. Безвременная кончина Всеволода Ольговича означала крушение всех надежд галицкого изгоя. Сменивший Всеволода на великокняжеском престоле Изяслав Мстиславич не захотел воспользоваться сомнительными услугами Берладника и не приблизил его к своему двору.
Пришлось Ивану Ростиславичу идти на службу к новгород-сиверскому князю Святославу Ольговичу. Вместе с ним он оказался в конфликте с великим князем Изяславом Мстиславичем. Это обстоятельство, по-видимому, вынудило его сменить сюзерена. Потеряв всякую надежду войти в доверие к Изяславу, он делает ставку на его брата — смоленского князя Ростислава: «И ту отступи его (Святослава Ольговича. — П. Т.) Иванко Берладникъ къ Ростиславу Смоленьскому князю вземъ у Святослава 200 гривенъ серебра, же 12 гривни золота»[123]. Видимо, за такую цену Берладник служил Святославу Ольговичу и согласился воевать против союзников Изяслава Мстиславича.
Три года находился на службе у Ростислава галицкий изгой Иван Берладник и в течение всего этого времени так и не смог заслужить расположение его брата Изяслава. Он оставался равнодушным к судьбе Ивана и не проявлял никакого желания связываться с безземельным князем.
Поняв это, Берладник решил еще раз поменять сюзерена. Теперь его взоры обратились к Юрию Долгорукому. Кандидатура суздальского князя казалась ему тем более подходящей, что тот вел с Изяславом Мстиславичем борьбу за Киев и несколько раз овладевал им. Когда это вновь случилось в 1149 г., Берладник перешел на сторону Юрия.
Надеждам Ивана Ростиславича, однако, и на этот раз не суждено было сбыться. Более того, поступив на службу к Юрию Долгорукому, он совершил, возможно, наиболее трагическую ошибку в своей жизни. Резкая перемена отношения суздальского князя к Берладнику произошла после неудачного похода Ивана против новгородских данников. Вот как сообщает об этом новгородский летописец: «На то же лѣто идоша даньници новгородьстии въ мало; и учювъ Гюрги оже въ малѣ шли, и посла князя Берладьскаго съ вои, и бивъшеся мале негде, сташа новгородьци на островѣ, а они противу ставше, начаша городъ (укрепления. — П. Г.) чинити въ лодьяхъ идоша новгородьци к нимъ на третий день, и бишася: и много леже обоихъ, нъ суждальць бещисла»[124].
Реакция Юрия Долгорукого на разгром суздальской дружины на Белом озере была скорой и неожиданной. Обвинив в случившемся Берладника, он заключил его под стражу и бросил в поруб. По существу, это был лишь повод, поскольку причина гнева заключалась в другом. Юрий поддерживал хорошие отношения с Володимирком Володаревичем и, вероятно, просто выполнил его просьбу. Ведь для галицкого князя Берладник был вечной зубной болью. В соответствии с родовым порядком наследования престолов после смерти Володимирка старшим князем Галицкой земли оставался именно Иван Ростиславич. Такая перспектива постоянно тревожила Володимирка, который хотел передать престол своему сыну Ярославу, а поэтому он приложил все силы, чтобы изолировать племянника. Проживание того на далеком северо-востоке Руси, да еще и в заключении, практически лишало его сил претендовать на Галич.
Последующие события свидетельствовали, что суздальское заключение Берладника могло оказаться и пожизненным. В 1150 г. дружеские отношения Юрия Долгорукого и Володимирка были скреплены браком их детей, Ольги Юрьевны и Ярослава Владимировича. Это лишало Ивана Ростиславича последних надежд на будущее.
Семь долгих лет томился галицкий князь-изгой в суздальском заточении. За это время на Руси произошло много перемен. В 1153 г. в Галиче умер Володимирко, и галицким князем стал его сын Ярослав. В 1154 г. умер великий киевский князь Изяслав, и его место занял Юрий Долгорукий. Между зятем и тестем, по-видимому, состоялись переговоры относительно дальнейшей судьбы Берладника. Он все еще представлял для галицкого князя потенциальную опасность, и Ярослав вынашивал планы его ликвидации.
