Никто не ответил. Или притворяется, как наша, или и правда всего лишь дом. Легонько постучала.

Дверь открыли тут же, словно с той стороны только и ждали, когда я решусь.

На пороге стояла молодая девушка с роскошными каштановыми волосами, собранными во французскую косу, в которой путались разномастные изумрудные бусины и камешки, а сбоку, словно дизайнерская шляпка, крепилось нечто, отдаленно смахивающее то ли на глаз с крючковатыми пальцами, то ли на перепончатые лягушачьи лапки. Ее прозрачные голубые глаза, мерцали топазами в теплом свете лампы. А рядом, у ее ног рычало… нечто. С ощерившейся черной пастью, из которой вывалился до жути длинный раздвоенный язык.

-М-мама, - пискнула я, а то, что трудно назвать собакой, гавкнуло.

С желтых клыков тонкой струйкой повисла кровавая слюна.

Я даже дышать перестала от всеобъемлющего ужаса. Того самого, от которого начинало трясти, как и от холода, от вони мокрой одежды, пропитавшейся болотом. Моё сердце почти остановилось. Если не вдохну, то и правда помру здесь, прямо на пороге странного дома. Вернув взгляд на хозяйку дома, судорожно вдохнула.

-Да тише ты, дурашка, - цокнула языком хозяйка дома и я сперва подумала, что это она мне. – Не видишь что ли, гостья к нам. Ты ее больше пугаешь, чем она нас.

«Это я-то пугаю злобную Дурашку?!»

Пёс залаял, потрясая вздыбленным загривком.

-Кому сказала! – подняла голос незнакомка. – Тихо! Чудище затихло, уставившись на меня белыми глазами без каких-либо зрачков.

Девушка виновато взглянула, оттягивая животное за толстый металлический ошейник.

-Что с них взять – призрачные гончие. Пока щенки не войдут в возраст для службы, одна морока. Тут только дрессура и стальная рука. А этот совсем малыш еще, куда его воспитывать? Да ты проходи, не стесняйся. Э как лес сегодня бушует, никак Яга в ярости.

Я сглотнула вязкую слюну. Неуверенно кивнув, зашла в небольшой предбанник.

-О, да ты совсем чумазая, девонька, - покачала головой хозяйка. – Снимай обувь и одежду, а я пока Дурашку запру да лохань наполню. Искупаться бы тебе сперва.

Она направилась к еще одной двери, уводя своего.. пса.

-Постойте! – я все же сняла обувь, но не спешила следовать за хозяйкой и уж тем более распрощаться с одеждой.

Девушка оглянулась, вопросительно подняв бровь.

-Не хотите узнать кто я? Или сказать, кто вы? Или узнать, как я сюда попала?

-Ты в навьем лесу, можешь видеть тропки иномирные да помощников моих. Значит, нашего племени, - покачав головой ответила та. – Но-о, раз вопросы задаешь странные… так заблудшее дитя или полукровка. В Велесову ночь всякое может твориться… привели тебя боги на мой порог, мое дело помочь и подсказать, если понадобиться. Так что ты проходи, худа я тебе не сделаю.

Она пожала плечами, следуя вглубь дома.

-Постойте, а вы кто?

-Я? – она улыбнулась одними губами. – Принцесса заколдованная! Такой ответ устроит? Жду когда стрелой поразит суженый – паразит! Только что-то не торопиться, гад! Жуть как надоело лягушкой квакать каждый день! Вот, только ночьюи и могу в собственном доме собой быть.

-Так вы… что… Царевна Лягушка что ли? – тупо переспросила я, махнув головой на странный нарост на голове.

-Она самая, - рассмеялась девушка. – Царевной, правда, ох как давно не зовет никто. Просто Елена.

-Премудрая? – учинила допрос.

-Не, - девушка поморщилась, - с той у нас конфликт интересов на магической почве случился. В ссоре уже второй десяток.

Мои глаза стали размером с блюдце, девушка выглядела очень молодо, не старше меня.

-Да ты проходи, любопытная, - она прошла в дом, скрывшись в одной из комнат. Ее голос ненадолго стал звучать более гулко. – А сама то ты кто?

-Ядвига, - замялась, стоит ли говорить правду. Но мне и не пришлось. Елена вынырнула из комнаты с такими же удивленными глазами, как и у меня.

-Внучка Ладомилы Всеславовны чтоль?!

-Угу.

-Охренеть! - совсем не по-сказочному выдала она.

Похоже, я простудилась!

Приготовленная Еленой лохань с горячей водой долго не помогала согреться. Царевна сокрушалась, что мол лучше бы баньку, конечно, но слишком поздно и долго растапливать. А воду подогреть в заговоренной лохани она может всегда.

Чем дольше я откисала в горячей воде, тем ясно-бредовее становились мои мысли и разбирало ломотой тело.

Как это – ясно-бредовее?

Очень просто. Ясно было, что мой душевный порыв справится в одиночку и пойти, куда послали был несусветной дуростью. А бредовее было от того, что даже сейчас я была не намерена отступать. То, что встретилась Царевна, восприняла как знак, что двигаюсь в правильном направлении и лес таки меня уберег.

Ведь не встретился мне Мишка косолапый, или Соловей разбойник, или… неожиданная мысль вновь прострелила ясностью и заглохла в бреду: а кто вообще из мифических существ есть на самом деле? Все они или только их часть? А если существуют наши, славянские, то как быть с пантеонами других народов? От лавины вопросов голова начала трещать и кружится.

Устало замычав, закрыла глаза, облокотившись затылком на край лохани.

-У-у-у, Ягуся, - на свой манер позвала меня Елена, притронувшись прохладной ладонью к моему лбу, - да никак ты заболела! Ну-ка, вылезай.

Я попыталась встать, но меня занесло, и вот точно бы клюнула носом о жесткий бортик, если бы не цепкие пальцы новой знакомой.

-Тише, миленькая, тише. Давай, потихонечку.

Царевна напялила на меня просторную сорочку, скрывающую тело от шеи до самых пят и подвела к постели.

-А ты? – пробормотал, не приметив в тереме еще одного спального места.

-Да-к гостевая это, а я в хозяйских сплю. Не волнуйся.

Я послушно затихла, вдыхая аромат разнотравья исходящий от мягкой подушки.

Похоже, с момента моего приезда в Могилёв-Кощеев, следовало поцепить на лоб ленту: «Хочешь попасть в темную и беспросветную задницу – спроси меня как!»

Прости, Машка, надеюсь, тебя украл кто-то заботливый, потому как я, видимо, завтра никуда не пойду.

Ночью, то ли в бреду, то ли в дреме, заметалась от духоты и ощущения, что нечем дышать. Губ коснулась прохладная чаша.

– Сразу видно – дитя каменных джунглей. Вон как разобрало, от прогулки-то по навьему лесу. Али он тебя не принимает, али ты его, Ягуша? Али Ладомила грех на душу взяла… письмена нательные у тебя не простые-то. – Голос далекий, заботливый. Руки мягкие, пахнущие травами, помогли выпутаться от мокрой насквозь сороки, накрыли сухой простынею. – Пей, пей, милая! – я едва тронула пылающими губами край, сделала всего один глоток, закашлялась и откинулась назад, на взмокшую подушку, проваливаясь в небытие.

В тяжелых видениях то и дело мерещились дышащие огнем змеи и красноглазая чёрная тень.

- Заря моя, вечерняя зорюшка, прошу у тебя здоровьица, - нашептывал все тот же ласковый голос. – А вас я, горячки, пошлю по пням, по лугам, по болотам, по колодам, где человечьего голоса не слыхать.

Следующее пробуждение было хуже предыдущего. Мне вновь подсунули глиняную чашку.

– Пей! – хотя голос и приказывающий, на худом лице Царевны вижу сочувствие. Пробую сделать глоток, но горечь обжигает горло, внутри поднимается рвотный позыв. – Нет, - Елена приподнимает мне голову, тыкая в нос пахнущую свежестью тряпицу. – Придется проглотить все, до последней капли, иначе горячка не пройдет! Это тебе поможет, - все так же держит у самого носа небольшой платочек, - а сама пей.

Послушно выпиваю все до последней капли. Она укладывает меня на влажную подушку, продолжая шептать:

- На реке Смородинке, под дубом, у моста, сидят три кита. А навстречу идут двенадцать девиц полуоборотом, простоволосые, распоясаны. Спросил первый кит: откуда идёте, куда бредёте? – С неветряной стороны, встречных знобить, кости ломить, огнем палить. Сломил второй кит по три прута-лозы в руку, отсыплю тебе, да по спине. – Не бей нас, кит, не будем ходить народ знобить, кости ломить, огнём палить.