Трое. Судя по всему, здесь трое незамужних дам.

Зак слегка подталкивает меня в поясницу. Я чуть отстраняюсь, бросая на него хмурый взгляд через плечо. У меня руки чешутся его убить. Нет, я точно его убью. Это только вопрос времени.

Тем не менее, я сохраняю видимость самообладания, даже если она висит на тонкой ниточке.

— Иди, незамужняя дама, — говорит Зак, и это поджигает мой фитиль.

Ниточка рвется.

Кажется… мне тесно и жарко внутри собственного тела. Жар, как при лихорадке. По коже распространяется нервное покалывание. Я отхожу подальше, давая двум другим незамужним женщинам достаточно места, чтобы поймать букет.

— Один, два, ТРИ!

Даниэль бросает букет через голову, как Том Брэди… пушечное ядро из цветов перелетает двух других девушек и чуть не сносит мне голову. Я ловлю его, чем зарабатываю разочарованно хмурые взгляды сестры невесты и ее лучшей подруги. Я отбрасываю букет, как «горячую картошку», и он приземляется в руки сестры Даниэль.

— Нет. Ты его поймала. — Она возвращает букет мне.

Небольшое собрание гостей аплодирует. И искра разжигает пламя. Я бы сказала, что вижу красный… но на самом деле это клюквенный. Я не вижу ничего, кроме клюквенного. Не чувствую ничего, кроме чистой ярости. Не слышу ничего, кроме шума крови в ушах, когда поворачиваюсь и топаю на каблуках к Заку. Предполагаю, в жизни все в порядке… пока порядок не исчезает. «Не в порядке» редко сопровождается каким-либо предупреждением.

Зак ухмыляется, но эта улыбка сникает с каждым моим разъяренным шагом в его сторону. Его взгляд следует за моей рукой, сжимающей букет, как топор. Сделав последние два шага, я поднимаю букет над головой.

— Я НЕ НЕЗАМУЖНЯЯ!

УДАР! УДАР! УДАР!

— ТВОЯ ЖЕНА НЕ УМЕРЛА!

УДАР! УДАР! УДАР!

— Я — ТВОЯ ГРЕБАНАЯ ЖЕНА!

УДАР! УДАР! УДАР!

— ТЫ, БЕСЧУВСТВЕННЫЙ ЗАСРАНЕЦ!

Все, что осталось у меня в руке, — это комок помятых стеблей, перевязанный лентой. Я отбрасываю останки, а Зак медленно опускает руки, которыми прикрывал голову, пока я хлестала его букетом за то, что он сказал, что его жена умерла.

За то, что отошел от меня.

За то, что назвал меня своей женой до того, как уткнулся лицом мне между ног.

За то, что сунул руку в карман, когда я подошла взять ее.

Вокруг так тихо, что, мне кажется, я слышу не только стук собственного сердца, но и сердцебиение Зака.

Что я наделала?

Задавал ли Зак себе тот же вопрос после того, как вколол Сьюзи смертельную дозу морфия? Продумал ли он свои действия? Или под влиянием импульса позволил своему уязвимому сердцу принять решение?

— Т-ты женился? — разрывает тишину голос Сесилии, появившейся рядом с Заком.

На его лице то же безжизненное выражение, что и у меня. Он знал о слоне в комнате. Но решил его проигнорировать. Теперь слон вышел из-за угла и разрушил все своей бушующей поступью.

— Да, — шепчет он.

— К-когда? — спрашивает Сесилия.

Зак моргает еще несколько раз, — единственная часть его лица, которая двигается.

— В прошлом году.

Рука Сесилии опускается на ее грудь. Она знает, что это означает, что мы поженились вскоре после смерти Сьюзи. Она просто не знает причины. А может, это и не ее дело. А может, мне стоило держать себя в руках… здесь нет места для «может». Я выпустила своего внутреннего трехлетнего ребенка и не могу отменить того, что только что сделала. Но любовь толкает людей на безумные поступки. Она не будет сидеть без дела в углу. Любовь требует признания иначе… взорвется.

— У вас… — Сесилия слегка задыхается, — …был роман…

— Нет, — обрывает ее Зак.

— Тогда, в чем причина?

Я не могу оторвать глаз от Зака, а он от меня.

— Хочешь рассказать всем, почему мы поженились? — спрашивает меня Зак. В его тоне нет гнева. Это воплощение капитуляции. Поражение.

Взбесись, Зак. Пожалуйста, сойди с ума. Будь человеком!

Я моргаю, освобождая слезы, чувствуя яд сожаления.

— Нет, — мой голос срывается. — Я…

Моя голова двигается из стороны в сторону.

— Я просто хотела, чтобы меня признали твоей женой. — Я всхлипываю, из носа текут сопли. Прекрасный аксессуар к моему праздничному платью.

— Ну… теперь все знают, что ты моя жена. Счастлива? — Зак разворачивается и пробирается сквозь небольшую толпу. Через несколько секунд входная дверь захлопывается.

Я бегу за ним, но он уже съезжает с подъездной дорожки. Придерживая подол платья, я мчусь вдогонку, но на каблуках не успеваю. Достигнув конца длинной дорожки, мне остается лишь тяжело дышать и вытирать слезы.

— Прости, — шепчу я задним фарам его машины.

К тому времени, когда я возвращаюсь на крыльцо, многие уже собрались перед домом, а некоторые пялятся в окна. Я открываю дверь, и толпа разбегается — все, кроме Сесилии.

— Простите… меня, — говорю я ей. Мне больно на нее смотреть, поэтому я отвожу взгляд. Прошаркав в библиотеку, беру свою сумочку и плащ и заказываю такси.

— Я отвезу тебя домой или куда угодно, если ты расскажешь мне, что только что произошло, — говорит она.

— Ваш сын — добрый самаритянин. Вот что произошло. Он дал мне больше, чем я заслуживаю. А мне этого оказалось недостаточно. Это все моя вина. Я испортила свадьбу и испортила отношения с ним. Мне невыразимо жаль. — Я вытираю случайную слезу и снова иду к входной двери.

— Я все равно не понимаю.

Открывая дверь, я оглядываюсь через плечо, улыбаюсь через боль и слегка пожимаю плечами.

— Это больше не моя история. И никогда ей не была. Пожалуйста, передайте мои искренние извинения Аарону и Данни.

Когда прибывает такси, у меня нет иного выбора, кроме как вернуться в дом Зака. Мои вещи там. Мой паспорт. Мой кот.

Меня приветствует гнетущая тишина, когда я открываю дверь и снимаю туфли. Проглотив страх и поникшую гордость, волочу ноги к его спальне. Дрожащей рукой обхватываю ручку, чтобы толкнуть ее вниз, но она не поддается.

Он заперся от меня.

Сжав кулак, я поднимаю его, чтобы постучать, но останавливаюсь. Мои пальцы разжимаются, и я кладу ладонь на дверь и закрываю глаза. Что я наделала?

— Прости, — снова шепчу я, прежде чем удалиться в свою спальню.

У меня нет сил смыть макияж или переодеться ко сну. Мне лишь удается вылезти из платья и в нижнем белье заползти в постель. Я прижимаю подушку к себе, и мои слезы, наконец, высыхают.

Разум успокаивается.

На следующее утро пронзительный звук кофемолки выводит меня из комы сожаления. Прежде чем пройтись по пути позора, принимаю душ и надеваю джинсы и футболку. Волосы мокрые. Глаза все еще немного красные и опухшие. Как бы мне ни хотелось телепортироваться буквально в любую точку мира, я не могу. Так что я бреду на кухню.

Зак не отрывает взгляд от своей тарелки и телефона рядом с ней. Одной рукой он держит кружку с кофе, медленно поднося ее к губам, будто меня нет в комнате. Я наливаю себе кофе и усаживаюсь рядом с ним. А он все продолжает вести себя так, будто меня не существует.

— Думаю… — Я поджимаю губы и тщательно взвешиваю слова. — Думаю, мне хотелось быть твоей женой по-настоящему. А вчера ты заставил меня почувствовать себя никем после того, как заставил чувствовать себя… ну, кем-то для тебя. Ты отступил от меня на шаг, чтобы объявить о своем статусе вдовца. А когда я попыталась взять тебя за руку, ты сунул ее в карман.

Я качаю головой.

— Я не могу быть с тобой близка и быть никем. Возможно, я думала, что смогу, но нет. — Я обхватываю чашку обеими руками и смотрю на черную жидкость вместо того, чтобы ждать, пока Зак посмотрит на меня. — Моя мать так и не вышла замуж. Не требовала ни от кого ничего большего, чем одну ночь в постели. Никогда не осмеливалась мечтать о большем, чувствовать, что заслуживает место в этом мире, где она действительно кому-то нужна, где чувствовала бы себя в безопасности и бескорыстно любимой. Я же всю свою жизнь мечтала о любви, даже когда не знала, что она означает. Думаю, я хотела ее больше всего на свете. Я мечтала о красивой свадьбе, первом собственном доме и топоте крошечных ножек. Это была мечта. Я мечтала о… мечте. Вместо этого получила бракосочетание в суде, брак без любви, дешевые авиабилеты, медицинскую страховку и карту «избавься от долгов и живи свободно». И если я кажусь тебе неблагодарной, то это не так. Я очень, очень тебе благодарна. И я очень сожалею о беспорядке, который устроила твоей семье, и об импульсивном поведении на свадьбе Аарона и Даниэль. Я не горжусь своим поступком и, если бы могла, то вернула бы все назад. Но я не расстроена тем, что правда открылась. Даже если теперь уже не знаю, что между нами правда.