Я не люблю Зака. Мое сердце слишком любит Сьюзи, мою подругу, сестру, которой у меня никогда не было. Разум Сьюзи достиг стадии неверного восприятия реальности.

— Ну… я… я могу сказать, что Зак смотрит на меня не иначе как на женщину, которая должна убираться в его доме, а не смотреть реалити-шоу с его женой.

— Сейчас он этого не понимает. И к твоему сведению, он тебя обожает. Я думаю, он видит в тебе более молодую версию меня. Из-за твоего духа. Твоей доброты.

— Сьюзи… — Не уверена, что когда-либо чувствовала себя так неловко. Это ужасный разговор.

— Тсс… — Она поднимает голову с моего плеча. — Я не утверждаю, что из этого что-то выйдет. Просто говорю, что нет ничего плохого, если что-то произойдет.

Ничего не произойдет.

Для меня Зак навсегда останется мужем Сьюзи. Подруги не влюбляются в мужей подруг. Я почти уверена, что это где-то высечено на камне.

— А сейчас… — Она отпускает мою руку и прижимает свою к груди, будто вот-вот произойдет нечто захватывающее. — Помимо того, что моя новая лучшая подруга переезжает ко мне, скажи мне что-нибудь, что… ну, не знаю… рассмешит меня.

У меня нет таких слов.

Разве что…

Мое чувство юмора несколько нездоровое, и я уверена, что это прямой результат ее дурного влияния на меня.

— Пожалуйста, не говори своему мужу, что хочешь, чтобы горничная влюбилась в него после того, как тебя похоронят на глубине шести футов.

У Сьюзи отвисает челюсть, глаза расширяются, а ладонь взмывает ко рту. Секунду спустя она фыркает от смеха, а на следующем вздохе уже открыто хохочет.

Я хихикаю.

Затем мы валимся друг на друга в приступе смеха, как две юные девицы, обсуждающие влюбленность в одного и того же мальчика в школе.

— Не скажу. — Она смеется. — Это будет нашим маленьким секретом.

— Что будет маленьким секретом?

Мы подпрыгиваем, проглатывая последние смешки и задерживая дыхание, когда в спальню входит Зак.

— Если расскажем тебе, это перестанет быть секретом, — говорит Сьюзи.

Я слезаю с кровати, не глядя Заку в глаза, потому что не могу. Пока нет. Не тогда, когда Сьюзи считает, что я смотрю на него по-особенному.

— Я… — Киваю на дверь и протискиваюсь мимо Зака. — Оставлю вас наедине. Спасибо за все. Правда.

— Нам только в радость, — говорит Сьюзи.

Не уверена, что селить у себя бездомную — это радость, но это мило с ее стороны — с их стороны — вести себя так великодушно.

Разложив свои вещи в гостевой спальне, пробираюсь на кухню, не ожидая застать Зака у плиты, готовящего что-то в большой кастрюле.

— Привет.

Он поворачивается и улыбается.

— Привет. Готовлю для Сьюзи спагетти. Она думает, что спагетти без соуса звучат заманчиво. Ты любишь спагетти?

— О… — Я качаю головой. — Тебе не нужно готовить для меня. Правда, здесь достаточно места. Я могла бы купить кое-что из продуктов, но ничего такого, что заняло бы много места в холодильнике. Обещаю.

— Так… это «да» или «нет» по поводу твоей любви к спагетти? Я приду в шок, если Сьюз съест больше трех вилок. Останется фунт спагетти минус три вилки и полная банка соуса. Следующие три дня я в рейсе, а значит, что все это окажется в мусорном ведре. Итак… «да» или «нет» по поводу твоей любви к спагетти?

— Кто не любит спагетти?

Зак усмехается.

— Возьми из кладовой банку с соусом.

Вот и все… это все, что мне нужно, чтобы вписаться в их жизнь.

На протяжении следующих нескольких недель я убираюсь в домах других моих клиентов, подстригаю газон Зака и Сьюзи, делаю миллион фотографий, подкупаю Сьюзи, чтобы она поела, и делаю все возможное, чтобы освободить каждую возможную минуту для Зака, чтобы он мог провести их со Сьюзи.

И снова ее хорошие и плохие дни чередуется. Плохих дней больше. Хорошего я давно не видела. Это отражается на Заке.

Его тревоге.

Манере поведения.

Такое чувство, что все его существование исчезает вместе с ней.

Я не знаю, что делать. Возможно, в этом мне не удастся ему помочь.

Над домом нависло грозовое облако страданий, которое ощущают все.

Когда я в среду после четырех подъезжаю к дому, немного удивляюсь, увидев машину Зака, а не Мишель. Утром он говорил мне, что вернется домой поздно, сегодня был его последний рабочий день, потому что в данный момент он не может находиться вдали от Сьюзи, не тогда, когда ее состояние так быстро ухудшается. В доме стоит тишина. Она кажется оглушающей. В воздухе чувствуется скорее холод, чем отсутствие звука, и это замедляет мои шаги.

Мяу.

Ко мне бежит Гарри Паутер. Я беру его на руки и целую в пушистую головку.

— Привет, приятель, — шепчу я. — Все в порядке?

Опустив его обратно на пол, на цыпочках иду по коридору. Сьюзи сидит на краю кровати в светло-голубой ночной рубашке, свесив бледные ноги, схватившись руками за край и склонив голову. Впервые за много дней я вижу ее в сидячем положении.

— Привет.

Ее голова медленно поднимается.

— Что случилось? — Я приближаюсь к кровати и опускаюсь перед ней на колени, накрывая ладонями ее руки, а она смотрит на меня заплаканными красными глазами.

— Я не могу есть, — говорит она хриплым голосом.

— Что ты имеешь в виду? У тебя нет аппетита?

— В желудке ничего не задерживается.

Должно быть, она весит меньше ста фунтов.

Кости выступают.

Кожа шелушится.

Губы все в трещинах.

В запавших глазах ни крохи блеска. Глаза Сьюзи — безжизненные.

— Так… ну, а ты пробовала смузи?

— Эм…

— Может, свежевыжатый сок?

— Эм…

— Или…

— Эмерсин.

Я замолкаю и склоняю голову, глядя на ее крошечные ступни, выглядывающие из-под ветхой ночной рубашки.

— Где Зак? — шепчу я.

— Ушел. Он расстроен. Мишель хочет, чтобы он позвонил в хоспис, — шепчет она.

Я киваю.

— Что я могу сделать для тебя?

Она клонится в сторону и морщится, из ее груди вырывается болезненный стон. Я помогаю ей лечь и накрываю одеялом.

— Найди его.

Я снова киваю.

— Что ты хочешь, чтобы я ему сказала?

Закрыв глаза, она пытается смочить сухие кратеры, избороздившие ее губы.

— Ты разберешься. Ты… — ее голос начинает стихать, когда она погружается в сон. — Ты… разберешься… с ним.

Рядом с кроватью стоит баночка с бальзамом для губ и миска с ватными тампонами. Я наношу немного бальзама ей на губы и целую в щеку. Затем заглядываю в каждую комнату в поисках Зака. Следующий на очереди — гараж. Его велосипед здесь, машина — на подъездной дорожке. Он не ушел бы далеко. Я уже очень хорошо знаю его. Даже расстроенный, он не оставит Сьюзи надолго. Это просто — не Зак.

Выйдя во двор, закрываю за собой дверь и прислушиваюсь.

Тишина.

— Зак?

Тишина.

Пробираюсь вдоль дома.

— Я здесь.

Обернувшись, замечаю его, сидящим за углом садового сарая. Колени подтянуты к груди. Руки зарылись в волосы, крепко в них вцепившись.

Словно любое резкое движение может его отпугнуть, я осторожно подхожу к сараю. Прислонившись спиной к теплому деревянному сайдингу, сползаю вниз и усаживаюсь на задницу, подтягивая колени так же, как и Зак. Несколько минут просто существую рядом с ним.

Ожидая.

Изучая.

Терпеливо вызывая в сознании любые мудрые слова.

Ничего не приходит.

— Я до смерти боюсь… — он делает паузу и сглатывает, — …что меня не окажется здесь, когда она умрет.

Я медленно киваю. Слова совершенно излишни. Теперь я понимаю, почему он дома, а не на работе.

— Я до смерти боюсь… оказаться здесь, когда она умрет.

Мое сердце заходится от его слов, с силой сжимая его в тиски.

— Итак… эгоистичная сволочная часть меня просто не хочет быть здесь. Что, если я просто уйду первым и подожду ее там?