Он усмехается, кладет клубничину в рот и жует, несмотря на широкую ухмылку.

— Можно я сфотографирую нас и опубликую в Instagram? Твоего лица я не покажу.

— Что не так с моим лицом? — спрашивает он.

— Ничего. — Я закатываю глаза и достаю из сумки телефон. — Просто не хочу тебя светить.

— Значит, ты всего лишь хочешь пустить слух?

— Ажиотаж. Не слух.

— Ажиотаж, значит. Расскажи мне больше об этом ажиотаже.

Я хихикаю.

— Ну, с тех пор, как я начала путешествовать с Лией, число моих подписчиков увеличивалось в геометрической прогрессии. Я даже зарабатываю деньги на своих фотографиях. Так что все большее количество подписчиков интересуется мной и всем, что касается моей жизни. А фотографии, которые вызывают интерес, привлекают больше внимания. — Я прикрепляю телефон к штативу и снова поворачиваюсь к Заку. — Раздвинь ноги.

Он ухмыляется и бормочет:

— Разве это не должно быть моей фразой.

Мое дыхание сбивается, и я, не мигая, смотрю на него. Неужели он только что сказал такое. Он пошутил. Я понимаю. Но…

С нервным смешком умудряюсь произнести одно слово:

— Смешно. — Я прочищаю горло и надеваю панаму. — Положи руки мне на талию.

— Если я положу их тебе на задницу, это вызовет больший ажиотаж. Верно?

Я стою на коленях между его ног, а в объективе камеры отражается мое хмурое выражение и пейзаж позади Зака.

— Если положишь руки мне на бедра, твоего обручального кольца не будет заметно. Если положишь руки мне на задницу, это вызовет ажиотаж, но не тот, что мне нужен. Я не нуждаюсь в слухах о том, что я замужем, или у меня клубничный пикник с женатым мужчиной.

Ухмылка Зака исчезает, когда он смотрит на свою левую руку.

— Но ты замужем, — шепчет он.

— Ага, — соглашаюсь я, приглушенно выдыхая.

Его брови сходятся у переносицы, пока он продолжает рассматривать свое кольцо.

— И ты действительно на пикнике с женатым мужчиной, — медленно произносит он, будто говорит это, скорее, себе, а не мне.

— Ага.

Насколько мне известно, Зак снимал обручальное кольцо только один раз, в тот день, когда женился на мне. До этого момента.

Пару раз покрутив кольцо, Зак снимает его и держит между большим и указательным пальцами, изучая. Сунув кольцо в карман джинсов, он смотрит на меня, кладет руки мне на бедра, а затем перемещает их на мою задницу.

Я с трудом сглатываю.

— Ты фотографируешь или как? — спрашивает он хрипло.

— Ммм… — Ясмотрю на свои часы. — Ага.

Установив на камере таймер, обнимаю Зака за плечи и жду, пока телефон сделает серию фотографий.

— Готово. С-спасибо. — Я едва могу говорить из-за плотного комка похоти перекрывшего мне горло. Руки на моей заднице парализуют меня.

— Не за что, — шепчет Зак, но… рук не убирает. — У меня…

Эти неподвижные руки, наконец, перемещаются, скользят… еле касаясь, вниз по моим ногам.

— …очень…

Пальцы дразнят мои колени.

— …красивая жена.

Грудь болит от сильного биения сердца, от того, что я невероятно долго задерживаю воздух, прежде чем выпустить его с максимально возможным контролем. Его руки медленно возвращаются к моей заднице, только на этот раз они движутся под подолом сарафана.

— Зак…

Мои пальцы впиваются в его плечи, а его — в мою задницу… комбинацию плоти и розовых хлопчатобумажных трусиков.

— Эмерсин…

Эм-ер-син.

Те же три протяжных слога, но на этот раз они пронизаны потребностью.

— Помоги мне пересечь эту линию, — просит он.

Облизнув губы, я медленно киваю, прежде чем Зак целует меня. Думаю, наш водитель не выйдет из машины, пока мы здесь не закончим. Я полагаю. Надеюсь.

Мы целуемся так долго, как можем, пока этого становится недостаточно. Зак стягивает мои трусики настолько, насколько позволяет моя поза на коленях. На вкус он как клубника, а пахнет как шампунь из отеля — смесь цитрусовых и кожи. Сдвинув лямку моего сарафана в сторону, он освобождает мою грудь, сжимая ее, целуя, дразня сосок зубами.

Мой мозг дает осечку, думая о вещах, о которых ему не следует думать в данный момент, например, о болезненном любопытстве: задается ли Зак вопросом, скучал ли он по ощущению женской груди в своих руках, во рту.

Я не хочу об этом думать.

Стиснув его волосы, притягиваю его лицо к своим губам, требуя, чтобы он снова меня поцеловал. Это усмиряет хаос в моей голове, но только временно. Зак укладывает меня на спину, полностью избавляя от трусиков, и встает на колени между моими ногами. Его пальцы пытаются расстегнуть джинсы, и я вижу это в его глазах. Я вижу это, потому что мои мысли о том же.

О Сьюзи. Что она подумает? Одобрит ли? Наблюдает ли она за нами?

Зак останавливается, и я чувствую… что теряю его. Он не собирается пересекать эту линию вместе со мной, и мне ничего не остается, кроме как лежать оголенной, совершенно уязвимой, с открытым сердцем… без всякой защиты против его отказа. И я даже не злюсь, потому что тоже любила ее. Она незабываема, что делает его недоступным. По крайней мере… его сердце никогда не будет моим.

Когда я отворачиваю голову в сторону, чтобы скрыть эмоции, Зак проводит ладонями по внутренней поверхности моих бедер, возвращая к себе мое внимание.

— Хочешь, чтобы я остановился?

Он знает ответ. Он знает, что я полностью потерялась в нем.

Он хочет честного ответа? Или просит меня спасти его?

— Нет, — шепчу я.

Схватившись за пояс расстегнутых джинсов, Зак стягивает их с бедер ровно настолько, чтобы освободиться. Он накрывает меня своим телом и целует с новой силой. Мои колени подтягиваются к груди, когда он наполняет меня, и это так тепло, так умопомрачительно, потому что я никогда не думала, что такое произойдет.

Пауза.

Вдох.

Я пытаюсь защитить свое чертово сердце, потому что Зак неосознанно пытается его уничтожить.

Мы двигаемся с маниакальным отчаянием, словно все его тело пробралось бы в мое, если бы могло. Шлепки по коже, резкие вдохи и одурманенные стоны… оглушительный стук моего сердца. Я упираюсь одной пяткой в его ягодицы, а другой пяткой в заднюю поверхность его бедра, будто хочу прижать его к себе навсегда.

Мой.

Мой Зак.

Мой муж.

Вместо того чтобы утонуть в чувстве вины, теряя контроль над своим телом, отдаваясь удовольствию до последней капли, я позволяю зрению расплыться, медленно и с трудом моргаю, и растворяюсь в блаженстве, не похожем ни на какое, испытанное мной ранее.

Зак замирает, обхватив меня за затылок, словно пытается защитить, уберечь швы. Затем перекатывает нас, целуя меня, и мои волосы падают ему на лицо. Я чувствую, как его губы изгибаются в улыбке. И улыбаюсь в ответ.

Придерживая меня за спину, он садится, увлекая меня за собой. Мои ноги расставлены по бокам от него, а он остается глубоко внутри меня. И мы снова движемся.

Целуемся.

Я сжимаю ткань его футболки, когда он обхватывает мою челюсть. Наш поцелуй набирает скорость и остроту. Это погоня. Он — хищник, а я — жертва, добровольно ему сдающаяся.

Я хочу, чтобы Зак поймал меня… хочу, чтобы он меня сожрал.

— Эмерсин… — Его руки падают на мои бедра, сильно стискивая, и он утыкается лицом мне в шею.

Я двигаюсь на нем еще несколько раз, а потом моя спина выгибается, Зак взбрыкивает бедрами, повторяя мое имя, как молитву, и молит, молит…

Эмерсин… Эмерсин… Эм-ер-синнн…

Мы замираем.

Между нами нет пространства, чтобы не дать реальности проскользнуть и испортить момент. Я не жалею об этом. Не могу.

Он целует меня в шею, в то время как одна рука возвращается к моей груди, слегка сжимая, а большой палец пробегает по соску.

Нежно.

Интимно.

Немного душераздирающе.

Может ли он касаться меня там, не думая о ней?

Зак поднимает голову, его лицо находится на расстоянии одного дыхания от моего, и я краснею. Намек на уязвимую улыбку изгибает уголки его красивых губ.