Русские стали выстраивать линию и идти к шведам, шведы отвернули и начали отход на запад. Мишуков отправил вдогонку за ними капитана Макара Баракова на корабле «Основание благополучия» и с ним еще два корабля и три фрегата. Подойдя к утру к острову Гогланд, отряд Баракова лег в дрейф и стал дожидаться подхода основных сил, но те всё не появлялись. Оставив с собой два корабля, Бараков остальные отослал на восток. Мишуков позднее объяснил, что ему помешал обойти Гогланд встречный ветер. Головин с ехидством отмечал, что Баракову ветер почему-то не мешал.

Из монографии М. А. Муравьева «Русский флот в войне со Швецией 1741–1743 годов»: «17 июля 1742 года корабль „Нептунус“ захватил в районе гельсингфорских шхер два небольших шведских судна. На них нашли письма, содержание которых говорило о бедственном состоянии шведского флота. К этому времени на шведских кораблях вновь распространилась эпидемия. На „Энигхетене“ уже к 30 июня было 150 больных и пять умерших. На „Гессен-Касселе“ в течение этой кампании умерли 212 человек. Капитан корабля „Фреден“ с ужасом сообщал, что из-за нехватки людей „ему невозможно во время сильного ветра поворотить оверштаг с гротом“».

Однако наши морские воители не отставали от шведов. У Лавенсаари мы умудрились на ровном месте потерять 32-пушечный фрегат «Гектор», который сел на мель в двух милях от Готланда. Командовавшего фрегатом князя Урусова позже оправдали, так как мель, на которую наскочил «Гектор», не была отмечена на картах.

В ночь с 9 на 10 августа оба флота опять столкнулись друг с другом, но теперь уже стали отступать русские, и генеральное сражение опять не состоялось. 11 августа Мишуков собрал очередной военный совет, который постановил ограничиться пребыванием на фарватере у финского берега, а пока «стараться чрез крейсеров еще осмотреть неприятеля обстоятельно». На следующий день разразилась сильная гроза, и русский флот ушел в Рогервик (ныне Палдиски), откуда днем позже перешел к Наргену. Там он и оставался до 26 сентября.

Ласси же с 11 августа требовал, чтобы Балтийский флот подошел к Гельсингфорсу и заблокировал шведские войска с моря, но тот упрямо не хотел идти, оправдываясь то противным ветром, то туманом, то маловетрием. А 24-го Ласси сообщил, что флот у Гельсингфорса более не нужен, потому что шведы и так капитулировали.

Надо отметить, что флот Шошерны также фактически устранился от боевых действий и на помощь своей армии вообще не пришел.

Что касается действий русского галерного флота, в июне смогли перекинуть в Финляндию на 44 галерах до 10 тысяч солдат в помощь Ласси, а также отогнали от Гельсингфорса шведские галеры и прамы.

Собственно, на этом военные действия на море в кампанию 1742 года и закончились, если не считать совершенно комичного и одновременно страшного происшествия 24 октября 1742 года, когда на Ревельском рейде был захвачен шведский 24-пушечный фрегат «Ульриксдаль». Оказалось, что на фрегате разразилась эпидемия тифа, экипаж заболел поголовно, провизии фактически не было, и поручик Густав-Адольф Брикс повел корабль к русским в надежде, что те не дадут умереть голодной смертью. Пленных офицеров посадили «в квартиры под честный арест», матросов распределили по госпиталям, а взятый корабль сразу даже не удалось осмотреть. Как сообщал Головину Барш, из-за дикой вони: «За великою духотою от болящих и от мокрого провианта невозможно приступиться, и сперва надлежит фрегат вымыть и вычистить».

Вообще, период 1739–1743 годов для народонаселения Швеции оказался просто ужасным: количество смертей возросло в самой Швеции с 17,3 человека на 1000 в год до 43,7 человека, а в Финляндии — до 45,6 на 1000 в год. По самым скромным подсчетам Швеция в период 1739–1743 годов потеряла от 13 до 21 % своего населения. В одной только провинции Вермланд потери в населении составили 12,7 %.

Но вернемся к боевым действиям. 26 октября 1742 года адмирал Мишуков за пассивность был снят с должности командующего флотом и его заменил Николай Федорович Головин, однако «от перемены мест слагаемых сумма не изменилась» — русский флот и в кампанию 1743 года тоже «не зажег». Русские крейсировали у островов Эзель и Даго, тогда как шведская эскадра попыталась отрезать от кораблей русский гребной флот в Гельсингфорсе. В принципе, шведы выбрали гораздо более правильную позицию, ведь было понятно, что русские хотят укрепиться на Аландских островах и начать делать набеги на Швецию, как это уже было во времена Петра Великого.

Лишь 6 июня русские парусные корабли подошли к Гангуту, где произвели перестрелку со шведами с большой дистанции (800–1000 метров). В ночь на 8 июня в ордер русской эскадры по ошибке заплыл шведский бомбардирский корабль «Тордон», но наши корабли стреляли столь плохо, что швед почти без повреждений смог вырваться и соединиться со своими. В 11 часов утра того же дня шведский адмирал Утфаль повел свою эскадру в атаку, но Головину удалось оторваться на север. Шведы продолжали преследование до вечера, а затем ушли. Пока оба корабельных флота маневрировали, галерному флоту удалось проскочить Гангут. Таким образом, корабельный флот сыграл роль приманки.

9 июня корабельный флот отбыл в Ревель, и на этом его участие в войне закончилось. Что касается галерного флота, он 25 мая выдержал бой со шведами, которые неожиданно сбежали, упустив почти выигранное сражение. Манштейн в своих мемуарах объясняет почему: «Отступление шведов удивило русских, тем более что они знали, что на другой день после сражения шведы получили в подкрепление фрегат и несколько галер, так что их флот не только равнялся русскому флоту, но еще превосходил его. Немного времени спустя узнали, что на шведов навели страх маленькие лодки русских маркитантов, которые, пользуясь попутным ветром, подняли паруса и следовали за русским флотом. Неприятели, видя, что все море покрыто парусами, вообразили, что фельдмаршал Ласси прибыл уже со своим флотом и что они поэтому были слишком слабы, чтобы отважиться на новое сражение. Кейт, осмотрев местность с того пункта, где он остановился со своими галерами, нашел позицию эту весьма выгодной. Это побудило его укрепиться тут и ожидать, чтобы фельдмаршал Ласси присоединился к нему. Он велел построить семь батарей в четыре или пять пушек каждую для защиты различных входов в гавань».

К 14 июня гребной флот сосредоточился у острова Дегеби, к востоку от Аландских островов, готовясь к десантам на территорию Швеции, однако 17 июня было заключено предварительное перемирие. Согласно мирному договору, заключенному в Або, шведы признавали все условия Ништадского мира 1721 года плюс отдавали в Финляндии крепости Нейшлот, Вильманстранд и Фридрихсгам. Кроме того, шведам пришлось выполнить требование России уже избрать-таки наследного принца (ибо Фредерик I плодил только бастардов), и им должен был стать администратор Голштинии и князь-епископ Любека Адольф Фридрих, дядя будущего наследника престола России и герцога Голштинии Карла Петера Ульриха. Швеции также разрешили беспошлинную годовую закупка зерна в России до 7000 четвертей в год (четверть, она же куль, — мера веса для сыпучих тел, в то время — семь пудов 10 фунтов или 20,09 кг).

Швеция теперь могла диверсифицировать поставки злаков, покупая их и в России, и в Польше, и в Германии, и в странах Западной Европы.

В 1749 году в Петербург прибыл новый британский посол — полковник Мельхиор Гай Диккенс, переведенный из Стокгольма. На новом посту Гай Диккенс 30 октября 1750 года объявил о присоединении Англии к союзному австро-русскому трактату от 1746 года, но без присоединения к секретным статьям: «И Его Британское Величество объявляет, что разуметься не будет, якобы он какое-либо участие имел в тех обязательствах, которые постановлены быть могли таковыми сепаратными или секретными артикулами, довольно притом однако, разумея, что сия декларация ни в чем, никакого предосуждения не причинить силе акта преступления реченного Его Британского Величества в помянутому оборонительному трактату, который акт сего числа подписан».