Данини отвели в соседние апартаменты, и я не задумывался, как она выкрутится.

Но она выкрутилась.

В залу, куда меня проводили, Данни вошла с другой стороны, с женской.

Сначала ввели меня. Огромная белая комната, круглое возвышение в центре. На нём — круглый стол. Поднимаешься по двум десяткам ступенек. Высоко и прикольно.

И толпа разодетых как ташипы родичей: шерсть заплетена в косы, на хвостах бантики. Тьфу.

Родственников было двадцать два рыла. Знал я только тетку и Эберхарда, к ним и направился, увидев рядом два пустых белых кресла.

И тут появилась Данини. Она была в тонком, почти прозрачном платье без единого украшения. Волосы распущены.

Выглядела она потрясающе. Эйнитка была безукоризненно сложена, пластична, грациозна. Платье хвостом волочилось по полу, но когда она подхватила его, чтобы подняться вверх по ступенькам, все увидели, что она — босая.

Ташипы проглотили от ужаса бантики.

Более натянутого обеда мне видеть не приходилось. Эта мерзавка «положила» родственников морально и поднялась по их трупам на постамент.

Дело было в каких-то традициях, наверное. Я слышал, что в артах Беспамятных — только боги и умершие ходят босыми.

Думаю, эйнитка произвела именно то впечатление, которое хотела произвести.

В шлюпке я резко бросил Данини:

— Надевай компрессионный костюм, я отвернусь.

Двухчасовой обед в почти полной тишине, только протокольное: «Попробуйте булочки?»

Тьфу!

Потом идиотский полёт в электрокаре над городом. Меня уже тошнило от маразма и официоза.

Если мы ещё и подниматься с планеты будем два часа…

Данини, всё ещё в белом платье (свою одежду она упаковала в сумку), уже плюхнулась в противоперегрузочное кресло, но покорно встала и одним движением скинула платье.

Отвернуться я не успел, а под платьем не было ничего.

Открытый космос, «Персефона»

— Данни, мне нужно побыть одному! — Мы шли по коридору к капитанской, и я всё ещё пытался сопротивляться.

Данини застала меня врасплох. Она вынесла мне мозг в шлюпке своим раздеванием. Я просто не мог ни о чем думать, пока мы летели на «Персефону».

А подумать мне было надо. Всё-таки Эберхард сообщил мне информацию странную, но не шуточную.

Если Дьюпа не было на «Эскориале», становилось понятным и поведение Имэ. Он не торговался с нами потому, что предъявить нам ему было нечего.

Но куда тогда делся командующий? И где сам Имэ? Где его логово?

— Давай отложим наш разговор? Я понимаю, что обещал, но ведь ничего не горит. Я не хочу сейчас говорить!

— Да? — откликнулась она рассеянно. Тоже, видно, думала о своём. — Тогда скажи, что именно ты сейчас хочешь? Только не говори мне, что хочешь найти лендслера наземных войск Юга, на эту проблему наш с тобой разговор никак не влияет. Ты узнал, что хотел?

— Да, и я…

— Теперь — моя очередь!

— Сначала ты обещала сделать то, что хочу я!

Данини улыбнулась и кивнула.

— Я сделаю.

Мне вдруг стало страшно. Я давно не испытывал ничего подобного. Решить-то решил, но что будет, когда она возьмёт меня за руку? А если я не сдержусь?

— Ну, раз так… — Мы дошли до капитанской, и я открыл дверь. — Входи!

Дежурного я прогнал. Развернул рабочий стол так, чтобы хватило места двоим. Кивнул:

— Садись.

Достал из сейфа медицинский бокс. Там была изогнутая хирургическая игла, нить для съемных швов и машинка-стерилизатор для операций в полевых условиях.

Включил машинку, окутавшую стол белым маревом стерилизующего излучения. Положил рядом бляшку с мордой медведя.

— На, — я снял спецбраслет и вытянул руку. — Шей!

Под браслетом белела полоса сравнительно незагорелой кожи. Давно я его не снимал.

Данини повертела в пальцах иглу и бестрепетно вонзила себе в запястье.

— Зачем? — удивился я.

Она не ответила. Вытащила иглу. Погладила меня по руке.

Я вздрогнул. Прикосновение оказалось совсем другим, чем я ожидал: тёплым, домашним.

Такое можно было и потерпеть.

Данини посмотрела мне в глаза. Опять погладила по руке. Так меня гладила Пуговица.

Коснулась иглой нити, цепляя ее полем. Приложила к моей коже бляшку, чтобы она была выше спецбраслета, когда я надену его.

— Может, ниже, чтобы потом браслетом прикрыть? — спросил я.

— Давить будет. И натирать. — Не согласилась она и вдруг попросила: — Расскажи что-нибудь?

— О чём?

— О любви. Ты любил?

— Да.

— Расскажи о ней?

— Она умерла, Данни.

— Тебе больно?

— Да.

Она воткнула мне в руку иглу, и я услышал едва уловимый хруст прокалываемой кожи. Свой слышно, даже такой слабый, а вот чужой — нет.

— А так?

— Так — не больно.

Она вздохнула и в четыре твёрдых и уверенных движения связала меня и бляшку в единое целое.

Это и вправду было не больно, только чесалось.

— Правильно? — спросила она и заглянула в глаза.

— Я не знаю, Данни. — Наверное, правильно.

Надел браслет. Бляшка действительно не мешала, и даже в глаза особенно не бросалась. Смотрелась как часть спецбраслета, какая-то металлическая приблуда к нему.

— Хорошо? — Данни смотрела не на бляшку, а на меня.

— Да.

— Тогда пойдём, — она встала.

— Куда?

— В помещение, где ты спишь.

— Я и тут иногда сплю. На диване. Вон там. Или прямо на ложементе.

— Нет. Нужно место, где ты живешь или мог бы жить. Неужели на корабле у тебя нет такого места?

— Ну, пойдём, — сдался я.

Каюта у меня, конечно, была. Смежная с капитанской.

Я, правда, не ночевал там за этот месяц ни разу, потому порядок внутри царил идеальный.

Девушка прошлась по округлой — такие стандарты на корабле — каюте. Открыла шкаф с одеждой.

— У тебя совсем нет личных вещей? — спросила она удивлённо.

— В сейфе.

— Трудно с тобой, — покачала она пушистой светлой головкой.

Цветок… Маленькая, тонкая. Почти девочка на вид.

Я не смотрел личное дело, хотя разведчики давно состряпали таковые на всех эйнитов. Я и так знал, что ей около сорока. Но выглядела она сейчас как ребёнок.

— А тут что? — Данини толкнула мембрану небольшой двери.

— Ну, такая кондейка на случай гостей или совещаний. Тогда в капитанской накрывают стол, а тут кровать и второй санузел. Обычное дело.

— Открой!

Помещение было тесное и запиралось личным паролем. Я здесь ночевал пару раз. На полу валялась моя рубашка, в чашке плёночкой высох чай.

— Вот! — воскликнула Данини. — Тут ты есть немного. Иди сюда!

Она вошла в кондейку и встала возле кровати.

— Ну, если ты просто хочешь что-то узнать… — Я в нерешительности затормозил у дверей.

— Да, — отрезала она. — Я хочу узнать! Да заходи уже! Запри дверь и отключи сеть. И сними свой мигающий браслет, он действует мне на нервы!

Данини командовала мной, как заправский сержант.

— Может, потом, а?

— Трусишь?

Ну что было делать? Я заблокировал дверь, отключил и снял с запястья спецбраслет, выключил.

— Сними куртку и рубашку! — продолжала командовать Данни.

— Это не куртка, а китель. Форма такая.

— Сними, я сказала.

— Зачем?

— Мне нужно посмотреть ближе. Я не томограф, одежда мешает.

Я со вздохом разделся по пояс. Уставился на неё.

Наигравшееся чешущимся запястьем тело проснулось. Решило, что пора, наконец, размяться.

Мурашки готовились к атаке. Я чувствовал, как они строятся в шеренгу на пояснице.

— Спиной повернись, — приказала эйнитка.

Зачем я только согласился? Но отступать было некуда, повернулся.

Она тихо стояла сзади, вроде бы ничего не делая, но мурашки чего-то там себе понимали и бродили по мне. Наверное, размножались или собирались в стадо.

— Ну и что там интересного у меня на спине? — спросил я, устав ждать.