К началу 1970-х годов брак Эдгара с бывшей Энн Лоеб был не очень удачным. Но со времени своей выходки в колледже, за исключением одного-двух вызывающих жестов, Эдгар оставался под большим влиянием отца. Когда речь заходила о разводе, отец и слышать не хотел об этом. Он возлагал на Эдгара все свои династические надежды. Эдгар и Энн Бронфман произвели на свет пятерых прекрасных детей, четверо из которых были сыновьями. Кроме того, одного развода в семье было достаточно. «Я устроил все гораздо лучше, чем Ротшильды», — сказал однажды Сэм. «Они разделили детей. А я держу их вместе». Под этим он подразумевал, что деньги и власть в семье он держал строго по своей прямой линии. Его братьям и их детям были позволены лишь остатки.
Но патриарх старел, болел и терял хватку. К 1970 году даже он знал, что умирает от рака. Он умер летом 1971 г., так и не получив рыцарского звания, оставшись чужим как для американских, так и для канадских общественных институтов, в которые он пытался влиться всю свою жизнь.
Мантия перешла к Эдгару, которому тогда было сорок два года. В ответ на это он почти сразу же стал поступать так, как это обычно не свойственно «людям солидным». Но тогда он, несомненно, считал, что заслужил свою репутацию и теперь, когда он сам себе хозяин, имеет право пользоваться всеми привилегиями, которые полагаются при руководстве большим семейным бизнесом.
Однако на первом месте у него были личные приоритеты. Он немедленно принял меры к разводу с женой, и в 1973 г. брак был расторгнут. Вскоре после этого его имя сенсационно появилось в газетах. Он был помолвлен с красивой, белокурой двадцативосьмилетней титулованной англичанкой леди Каролин Тауншенд. Леди Каролин описывалась как потомок виконта Тауншенда из Рэйнхэма, который в 1730 г. ввел в Англии научное веерное пастбище, кормя свой скот репой в зимние месяцы, за что и получил прозвище «Тауншенд с репой». Леди Каролин уже была замужем и развелась, а с Эдгаром они были знакомы с 1968 года, когда она поступила на работу в лондонский офис компании Seagram.
Добрачное соглашение Эдгара с Ее Сиятельством, которая объяснила, что любит финансовую безопасность, было щедрым и широко разрекламированным. Она получала 1 000 000 долларов наличными, на ее имя оформлялось право собственности на загородное поместье Эдгара в округе Вестчестер, ей разрешалось выбрать ювелирные украшения на сумму 115 000 долларов, а в дополнение ко всем расходам на ведение домашнего хозяйства она получала пособие в размере 4 000 долларов в месяц в качестве личных карманных денег, которые она могла тратить по своему усмотрению. Пышная свадьба состоялась в декабре 1973 года в нью-йоркском отеле Saint Regis. Однако, как свидетельствуют судебные показания, последовавшие вскоре после этого, свадьба была не столь веселой.
В брачную ночь леди Каролин изгнала Эдгара из своей квартиры на Манхэттене и отказалась лечь с ним на брачное ложе. Эта ситуация, по словам Эдгара, продолжалась и во время медового месяца в Акапулько. Получив отказ, Эдгар обратился в суд с иском к леди Каролин о расторжении брачного договора. Свидетельские показания были, мягко говоря, пикантными. По словам леди Каролин, в Акапулько Эдгар прямо сказал о своих желаниях, что, по мнению леди Каролин, был не очень-то джентльменский и романтический подход. «Я сказала Эдгару, что он не очень ласков со мной», — заявила она. Эдгар отрицал это и, в свою очередь, утверждал, что его невеста «испытывает неприязнь к сексу после свадьбы», добавляя, что в период ухаживания она не проявляла подобных сексуальных запретов. Создавалось впечатление, что леди Каролин потеряла интерес к сексу сразу же после подписания брачного контракта. В итоге суд встал на сторону Эдгара, и леди Каролин было предписано вернуть миллион, завещание и драгоценности. Эдгар согласился на алименты в размере сорока тысяч долларов в год в течение одиннадцати лет. Естественно, нашлись люди, которые выразили удивление тем, что молодой президент Seagram's обратился в суд, чтобы так публично афишировать свою сексуальную жизнь, но, как объяснил Эдгар, «я ненавижу, когда меня имеют».
Следующая сенсация Бронфмана произошла спустя всего год, летом 1975 года. Его двадцатитрехлетний сын, Сэмюэль Бронфман II, покинул вечером семейное поместье в Вестчестере, чтобы навестить друзей, а через несколько часов позвонил дворецкому и сказал: «Позвоните моему отцу. Меня похитили!». В течение нескольких последующих дней поместье Бронфманов было центром штурма, где бешено сновали полицейские машины, вертолеты и агенты ФБР, а сотни газетных репортеров расположились лагерем у ворот. В конце концов было получено требование о выкупе — 4,5 млн. долларов в двадцатидолларовых купюрах, что стало самым крупным выкупом за всю историю похищений в Америке. Собрать деньги, по словам Эдгара Бронфмана, не составит труда. Проблема заключалась в логистике, поскольку такой объем денег в мелких купюрах заполнил бы четырнадцать чемоданов обычного размера. В итоге сумма выкупа была уменьшена вдвое — до 2,3 млн. долларов, и августовской ночью Эдгар передал эту сумму, упакованную в два больших мусорных пакета, одинокой фигуре у нью-йоркского моста Квинсборо, которая быстро уехала с деньгами. На следующий день, получив сигнал от водителя лимузина по имени Доминик Бирн, который участвовал в схеме, но струсил, полиция обнаружила молодого Сэма, связанного и с завязанными глазами, в бруклинской квартире пожарного по имени Мел Патрик Линч. Юноша не пострадал.
В ходе последовавшего затем длительного судебного разбирательства история становилась все более причудливой и странной. Линч утверждал, что впервые познакомился с молодым Бронфманом в гей-баре на Манхэттене и что они стали гомосексуальными любовниками. Вместе, при содействии Бирна, они придумали схему похищения, чтобы получить деньги от отца юного Сэма. Юный Сэм горячо отрицал это и утверждал, что провел все дни в квартире Линча, привязанный веревкой к стулу, не в силах пошевелиться и в страхе за свою жизнь. Однако эта история стала казаться не совсем правдоподобной, когда один из присяжных попросил осмотреть веревку, которой был связан Сэм, рост которого составлял метр восемьдесят три. Когда присяжный взял веревку в руки, она распалась в нескольких местах. Почему же Сэм, оставленный на несколько дней в одиночестве, не смог освободиться? Кроме того, вызывало недоумение записанное на пленку послание юного Сэма отцу, в котором Эдгар умолял его как можно скорее заплатить выкуп. В конце этой мольбы было слышно, как юноша повернулся к своим похитителям и сказал обычным тоном: «Подождите, я еще раз». В итоге присяжные оправдали Линча и Бирна по обвинению в похищении, но признали их виновными по менее тяжкому обвинению — в попытке вымогательства.
Сразу же после суда Эдгар и молодой Сэм провели гневную пресс-конференцию в Seagram Building, на которой они защищали честь молодого Сэма, его гетеросексуальность, отсутствие мотива — у него и так были все деньги в мире, отметил молодой Сэм, — и осуждали всех, кто имел отношение к процессу: судью, присяжных, полицию, ФБР и, для пущей убедительности, саму прессу.
Через три дня история с похищением Бронфмана завершилась с оттенком мыльной оперы — торжественной свадьбой Эдгара Бронфмана с мисс Джорджианой Эйлин Вебб в Вестчестере. Как и предыдущая миссис Бронфман, она была моложе своего мужа — всего на два года старше юного Сэма — и англичанкой, хотя ее происхождение несколько отличалось от происхождения леди Кэролин Тауншенд. Ее отец держал паб в Финчингфилде, к северо-востоку от Лондона, где невеста работала буфетчицей. Паб назывался «Ye Olde Nosebag», и пресса с удовольствием писала о том, что «ликерный барон женится на буфетчице». Новоиспеченная миссис Бронфман объявила о своем намерении перейти в иудаизм, чтобы порадовать мужа. Тем временем кому-то стало известно, что поместье старого мистера Сэма Бронфмана в Тарритауне было продано и превращено в американскую штаб-квартиру преподобного Сун Мён Муна.
Вскоре после этого молодой Сэм Бронфман женился на еврейской девушке по имени Мелани Манн.
