Попав в «черный список» в начале 1950-х годов, Зеро Мостел отрицал, что когда-либо был коммунистом, хотя и поддерживал такие организации, как Национальный негритянский конгресс и Обращение Объединенного антифашистского комитета по делам беженцев из Испании. Его опровержения не возымели действия, и актерская карьера была прервана. Он обратился к живописи. Звезда пришла к нему только в 1964 г., когда он сыграл легендарного Тевье в бродвейском спектакле «Скрипач на крыше». Еще более жалким был случай с Джоном Гарфилдом. Уроженец Бронкса, он обладал симпатичной внешностью и уличной манерой поведения, что сделало его главной кинозвездой в ролях крутых парней. По общему мнению, Гарфилд не отличался особым умом, а его поведение на заседании HUAC не было ни жестким, ни героическим. Смиренно заявив, что он никогда не был коммунистом и поэтому не может назвать ни одного имени членов партийной ячейки, он, тем не менее, попытался заискивать перед комитетом, поблагодарив его за хорошую работу по защите невинных граждан от «красной угрозы». Его отрицание не нашло отклика в голливудском истеблишменте. Попав в «черный список», он не смог найти никого, кто бы взял его на работу. Он обратился к Бродвею, где работал за небольшую зарплату в сто долларов в неделю. Но HUAC не успокоился. Его снова вызвали в комитет в связи с аннулированными чеками, якобы выписанными им на имя коммунистической партии. Хотя эти доказательства так и не были представлены, Гарфилд решил действовать по принципу самобичевания и нанял специалиста по связям с общественностью, чтобы попытаться очистить свое имя. Для журнала Look была написана исповедальная статья под названием «Я был лохом для левого крючка», в которой он утверждал, что его невольно обманули, приобщив к левым идеям. Не успев напечатать эту статью, Джон Гарфилд умер от сердечного приступа в возрасте тридцати девяти лет.
Наиболее трагичным оказался случай с актером Филиппом Лоебом. К 1948 году сериал «Голдберги» с Гертрудой Берг в главной роли стал самым продолжительным дневным радиосериалом. Он выходил в эфир с 1929 года. В 1949 г. «Голдберги» перешли с радио на телеэкран и стали одним из самых первых телевизионных хитов. Филипп Лоеб практически с самого начала играл мужа Молли Голдберг, а к 1950 году он зарабатывал тридцать тысяч долларов в год и был признан Клубами мальчиков Америки «Отцом года на телевидении». Но в том же году его имя семнадцать раз появлялось в «Красных каналах» — списке предполагаемых коммунистов, работающих на телевидении, который публиковала независимая группа профессиональных «красных охотников».
Филипп Лоеб был ветераном Первой мировой войны, служил в Европе в составе медицинского корпуса армии США. Как актер он больше всего занимался политической деятельностью в своем профсоюзе Actors Equity. Однако в 1940 г. Комитет Диса обвинил профсоюз Equity в том, что им руководят коммунисты, на что Лоеб ответил: «Я не коммунист, не сторонник коммунизма и не попутчик, и мне нечего бояться беспристрастного расследования».
Шоу «Голдберги» продержалось весь сезон 1950-1951 гг., но под сильным давлением спонсора, компании General Foods, Лоеб был вынужден отказаться от участия в шоу. Гертруда Берг, без которой не было бы шоу, поговорила со своим коллегой и убедилась в его невиновности. Вместе они решили дать отпор. Но в 1951 году компания General Foods выполнила свои угрозы и отказалась от спонсорства, а шоу было снято с эфира CBS. Дэвид Сарнофф, уверенный, что и шоу, и карьера Филиппа Лоеба можно спасти, быстро взял его на NBC, но к тому времени других спонсоров найти не удалось. С неохотой Гертруда Берг решила, что лучше уволить одного актера из шоу, чем закрыть его совсем и оставить без работы еще около сорока актеров, и предложила Лоебу восемьдесят пять тысяч долларов за остаток контракта. Лоеб отказался от денег, но согласился покинуть шоу. В 1952 году «Голдберги» вернулись в эфир с другим актером, Гарольдом Стоуном, в роли Джейка Голдберга. Но прежней химии двух актеров уже не было. Рейтинги упали, и в 1955 году шоу было снято с эфира.
Тем временем Филипп Лоеб мог воспользоваться деньгами. Сын-шизофреник в частной психиатрической клинике обходился ему в двенадцать тысяч долларов в год, и теперь не только HUAC, но и Налоговая служба преследовала его, расследуя возможные налоговые нарушения. Кроме того, его проблемы обходились ему в значительную сумму на судебные издержки. Лоеб забрал сына из частного санатория и поместил его в госпиталь Управления по делам ветеранов. Он не мог найти работу. На некоторое время он поселился у своих старых друзей Кейт и Зеро Мостел. Находясь в глубокой депрессии, он начал говорить о том, что жаждет «долгого покоя». 1 сентября 1955 г. он поселился в старом и грязном отеле «Тафт» на Бродвее под псевдонимом Фред Ланге из Филадельфии — имя, которое можно приблизительно перевести как «долгий покой». Там он проглотил смертельную дозу снотворного.
Интересно, что при всем этом вершители судеб развлекательного бизнеса — Сэм Голдвин, Л. Б. Майерс, Дэвид Сарнофф — никогда не подвергались сомнению в своей лояльности, не обвинялись в принадлежности к красным, не заносились в черные списки, хотя все они были русского происхождения, как и Льюис Майлстоун. Преследованию подвергались только подчиненные — писатели, режиссеры, актеры, которые получали приказы сверху. Это было странно, поскольку можно было сделать вывод, что HUAC предполагал, что крупные продюсеры кино и телевидения не знали о том, какую красную пропаганду они выпускают, что руководители студий и президенты телевидения были подчинены теми, кто стоял ниже по корпоративной лестнице, — на первый взгляд, это маловероятно. Конечно, существовал и тот факт, что первоначальный «черный список» был составлен самими руководителями студий. Это означало, что они охраняли свои организации от неугодных и нелояльных элементов, а значит, их собственная преданность флагу не могла быть поставлена под сомнение.
Но есть и другой, более тонкий факт, который необходимо учитывать при изучении того, почему магнаты индустрии развлечений избежали необходимости отчитываться за свою политику перед такими группами, как HUAC, в то время как наказание было переложено на их наемных работников. Дело в том, что большинство руководителей индустрии переступили невидимую грань, отделявшую «еврея» от «американца», что, в свою очередь, означало христианина. В эпоху HUAC и последовавшего за ней периода маккартизма лучше было быть христианином, чем евреем. На слушаниях часто ссылались на христианского Спасителя. Как будто воины Христа маршировали под американским знаменем, а Россия была антихристом. Хедда Хоппер, хотя, несомненно, невольно, выразила это настроение, назвав Льюиса Майлстоуна «русским», а его жену — «американкой». На первый взгляд, это нелепое различие. Льюис Майлстоун был американским гражданином в таком же самом положении, как и мисс Хоппер. Но Майлстоун не родился американцем. Это был случай «коренной житель» и «иностранец».
Но почему же тогда Льюис Майлстоун был более иностранцем, чем, скажем, уроженец России Луис Б. Майер или Сэмюэль Голдвин? Во-первых, и Майер, и Голдвин пошли дальше. Они не только женились на американках, но и вышли замуж за американцев нееврейского происхождения. Это означало, что они изо всех сил старались быть настоящими американцами, не так ли? Их сердца и их лояльность должны были находиться в правильных местах, в то время как другие, как Льюис Майлстоун, просто использовали свой символический американизм как прикрытие для гнусных и чуждых мыслей, идеологий и поступков. Их гражданство не имело значения. Они находились в Америке, полагала мисс Хоппер, только под каким-то сфабрикованным предлогом, который, вероятно, носил подрывной характер, и только на время. Если они не могут думать и вести себя так же, как все мы, говорила она, то лучше от них избавиться. В своей маленькой статье для колонки сплетен, которая разрушила карьеру Майлстоуна, она по рассеянности написала своего рода некролог для русских евреев Америки, которые не ассимилировались в достаточной степени.
