Конечно, здесь необходимо учитывать традиции идишского театра. В то же время, если театр на идиш был интересен как зрелище, то люди, связанные с его постановкой, были малоуважаемы, и хотя театр на идиш был перенесен в Нижний Ист-Сайд, он никак не может объяснить тот огромный всплеск таланта шоу-бизнеса, который появился у еврейских иммигрантов в США. В России также существовала традиция балаганов — уличных шутов, жонглеров, скрипачей, но балаган был фигурой презрения и насмешек, он был немногим лучше нищего, органного шлифовщика с обезьяной, слепого с чашкой. И все же, будучи поющим официантом, Ирвинг Берлин стал американским бадченом, так же как Эдди Кантор — пел, рассказывал анекдоты и имитировал их на свадьбах и бар-мицвах — тем самым открыл себя как комик.

Тем не менее, это не дает удовлетворительного объяснения феномену американских евреев в шоу-бизнесе. Можно, конечно, предположить, что отчасти это объясняется тем, что, как только евреи освободились от оков бедности и дискриминации, огромные залежи талантов, которые были вынуждены скрывать в старой стране, открылись в новой, и вместе с этим пришло стремление к большему, чем респектабельность, — к достижениям, признанию и славе, к имени в огнях Бродвея, к возгласам и аплодисментам публики. Но амбиции не всегда приводят к славе и не всегда сопутствуют театральному таланту.

Однако верно и то, что к 1920-м годам значительная часть деловой части шоу-бизнеса находилась в руках евреев. Многие легендарные продюсеры и импресарио на Бродвее, такие как Билли Роуз (Уильям Розенберг) и Флоренц Зигфельд, были евреями. Евреями были и многие театральные агенты. Сами же театры находились в руках грозных братьев Шуберт — Сэма, Ли и Джейкоба — сыновей сиракузского торговца-иммигранта, которые к 1920-м годам стали для бродвейских шоу-центров тем же, чем Рокфеллеры были для Standard Oil. Все это помогло еврейским артистам найти работу, не опасаясь антисемитизма, и среди тех, кому Фло Зигфельд дала старт карьеры, были Эл Джолсон, Эдди Кантор и Фанни Брайс. Кроме того, к 1920 г. большая часть торговли спиртными напитками, запрещенными законом, находилась в руках евреев, и немалое число «спикизи» и ночных клубов, где могли выступать будущие звезды, также принадлежало евреям. Но все же откуда взялось столько талантов? Как объяснить замечательные песни, которые, казалось бы, не были написаны, а просто «случились», у музыкально необученного Ирвинга Берлина?

Возможно, ответ на этот вопрос кроется в самих улицах Нижнего Ист-Сайда, где театральный талант — или смелая попытка его проявить — мог стать средством выживания. От еврейского ребенка требовались не только смелость и уличная мудрость, но и способность к импровизации, чтобы пережить обычный день издевательств и травли. Если еврейский юноша был небольшого роста и не отличался атлетическим телосложением (как Ирвинг Берлин), то потенциального мучителя часто можно было отвлечь не только кулаками, но и шарканьем мягкой обуви, ловкой мимикой, комедийной сценкой или песней. Отвлекшись на молодого исполнителя, мучитель оказывался обезоруженным и соглашался с шуткой. Взрыв талантов, вырвавшийся из Нижнего Ист-Сайда в 1920-е годы, скорее всего, вырос из искусства самозащиты.

Обнаружив, что может удержать аудиторию, молодой артист обнаруживал, что может продавать свое умение за гроши на улице, или в обшарпанных салунах на Бауэри, или в заведениях спекулянтов Бруклина и Гарлема. Следующим шагом мог стать ангажемент в одном из все более роскошных курортных отелей, таких как Grossinger's и Concord в «поясе Борща» на Катскиллз. Здесь отдыхающие еврейские семьи требовали всевозможных развлечений, когда не загорали в шезлонгах, не ели роскошных блюд и не любовались горными пейзажами. Здесь Мейер Лански открыл несколько приятных и нелегальных игорных салонов, здесь начинающие комики, певцы и актеры оттачивали свои техники и разрабатывали новые номера. В одной из таких гостиниц молодой комик Дэвид Дэниел Каминский, сын бруклинского портного русского происхождения, впоследствии ставший известным под именем Дэнни Кей, был нанят для того, чтобы в дождливые дни устраивать в вестибюле забавные представления, не позволяющие постояльцам покинуть отель. Кроме того, эти еврейские исполнители играли для еврейской аудитории и радовали ее своеобразной еврейской самопародией, которая поколением позже могла бы вызвать недоумение. Например, Фанни Брайс исполняла свои номера с сильным акцентом на идиш — с обилием «ой!» и «ой ве!», которому ей пришлось учиться самой, поскольку в ее семье не было идиш-говорящих. В комедиях Дэнни Кея много внимания уделялось высмеиванию русско-еврейских манер, шибболетов и речевых оборотов — особенно любимой была шутка о новом богатом еврейском бизнесмене с непроизносимым именем, а у братьев Маркс была шутка под названием «Негодяй Сэм, портной». А Софи Такер, завершая свое выступление исполнением песни «Моя еврейская мама», всегда могла зажечь зал. Именно на курортах Катскилла продюсеры и агенты искали свежие таланты, и для исполнителя следующим шагом мог стать водевиль, Бродвей или Голливуд.

Однако в Голливуде ситуация для еврейского исполнителя была несколько иной, чем в Катскилле или даже в Нью-Йорке. Хотя кинобизнес, возглавляемый такими людьми, как Голдвин, Луис Б. Майер, Уильям Фокс, Адольф Зукор, Маркус Лью и братья Уорнеры, стал в значительной степени еврейской индустрией, его национальная аудитория не была таковой. Еврейские шутки и еврейские темы могли быть популярны в «поясе Борща» или даже на Бродвее, но Голливуд, ориентированный на максимально возможные кассовые сборы, снимал тщательно десемитизированные фильмы для христианского большинства. В 1920-е и даже в 1930-е гг. еврейский актер вряд ли получил бы роль романтического героя, если только он был не «похож на еврея», как Джон Гарфилд (Джулиус Гарфайнкл). Отчасти это было связано с тем, что Голливуд в этот период был озабочен созданием вестернов, и предполагалось, что еврейское лицо или телосложение будет выглядеть неуместно в ковбойском костюме. Но существовал и реальный страх бизнеса перед тем, что христианская аудитория будет недоброжелательно относиться к еврейским звездам. Еврейство Теды Бары было тщательно охраняемым секретом, как и тот факт, что мать Дугласа Фэрбенкса была еврейкой. Была проведена тщательная работа по смене имен, в ходе которой Ирвинг Лархайм стал Бертом Ларом, Эммануэль Голдберг — Эдвардом Г. Робинсоном, Полин Ливи — Полетт Годдард и т. д. Одна из самых гениальных перестановок произошла, когда актер по имени Ли Джейкоб стал Ли Джей Коббом. В студийных кастингах использовался эвфемизм «средиземноморский тип», и если актер имел клеймо средиземноморского типа, то хорошие роли в кино ему обычно доставались с трудом. И Рудольфо Валентино, и Кларк Гейбл на ранних этапах своей карьеры с трудом получали роли из-за того, что «выглядели как средиземноморцы», хотя ни один из них не был евреем.

Единственной областью кино, где актеру могло сойти с рук быть евреем, или выглядеть евреем, или где можно было притвориться евреем, даже если он им не был — где быть евреем было даже преимуществом — была комедия, и поэтому не случайно, что некоторые из величайших комиков мира — Эдди Кантор, Джек Бенни, Фанни Брайс, братья Маркс — были евреями, которых Голливуд вскормил до известности. Долгие годы считалось, что величайший кинокомик Чарли Чаплин — еврей. Он должен был им быть, ведь он был таким смешным. Однако, он сошел в могилу, горячо опровергая эти слухи.

Но это интересный комментарий к робости и неуверенности еврейских магнатов Голливуда, которые к 1920-м годам стали самыми влиятельными распространителями массовой культуры в Америке, и, возможно, комментарий к их собственной этнической неловкости или даже откровенному стыду: единственный способ для еврея быть евреем на экране — это играть бродягу, клоуна, жулика или забулдыгу.

И все же следует признать, что роль бесталанного еврея помогла многим ярким молодым евреям пробиться через Нижний Ист-Сайд, выбраться из него и попасть на театральную сцену.