Вскоре предприимчивый разносчик газет привлек внимание группы, называвшей себя «Metropolitan News Company». «Metropolitan News» была коммерческим распространителем, или джоббером, который покупал газеты оптом и доставлял их в газетные киоски, кондитерские и другие торговые точки, используя лошадь и повозку. Будучи крупнейшим клиентом «Тагеблатт», «Метрополитен» получал первые газеты, вышедшие из-под печатного станка, раньше других. Бизнес Сарноффа заключался в уличной продаже и доставке на дом, но он показался «Метрополитен» достаточно привлекательным, чтобы они обратились к нему с предложением купить его маршрут. Сначала они предложили десять долларов, но цена, предложенная «Метрополитен», постоянно росла, пока не достигла ошеломляющей цифры в двадцать пять долларов, от которой он практически не мог отказаться — больше месячного заработка за один маленький маршрут. Но вместо того, чтобы согласиться, Сарнофф решил рискнуть и сделал встречное предложение. «Метрополитен» мог получить свой маршрут — он всегда мог построить другой — за бесценок. Взамен Сарнофф попросил только первые триста экземпляров ежедневного тиража, достаточные для того, чтобы дать его маршруту фору. Сделка была принята. В течение нескольких недель он создал новый маршрут, и, как он и ожидал, вскоре «Метрополитен» снова пришел к нему с предложением купить этот маршрут.
Дэвид Сарнофф, вероятно, мог бы и дальше превращать свои газетные маршруты в деньги, пока «Метрополитен» не стала бы контролировать весь Нижний Ист-Сайд, чего она, конечно, и добивалась. Но тут возникла опасность. В 1902 г. предприимчивый молодой русский иммигрант по имени Авраам Кахан основал конкурирующее издание на идиш. Это была газета «Jewish Daily Forward», и поскольку она предлагала более социалистическую, менее приземленную точку зрения, она быстро стала популярной среди нью-йоркских евреев, которые были вынуждены покинуть Россию по причинам скорее политического, чем какого-либо другого характера. Тиражные войны между американскими ежедневными газетами стали обычным делом, и, как известно, они были неприятными и даже кровавыми, причем жертвами кровопролития чаще всего становились газетчики конкурирующих газет. Сарнофф был достаточно мудр, чтобы понять, что нельзя вечно ждать от «Метрополитен» News денежных выплат за маршруты: они легко могут прибегнуть к более силовым методам. Кроме того, у него была другая идея.
Ему было уже тринадцать лет, и он начал подумывать о собственном газетном киоске. В нем он мог бы продавать и «Тагеблатты», и «Форварды». Он бы покупал у «Метрополитен Ньюс», а не продавал им. Два его брата, Лью и Моррис, были уже достаточно взрослыми, чтобы помогать, а их мать могла подменять их, пока мальчики были в школе. В центре города, на углу Сорок шестой улицы и Десятой авеню, находился небольшой киоск. Это был едва ли не самый лучший район в городе. Кроме того, это была вражеская территория, поскольку здесь проживали в основном ирландские католики. Фактически, этот район Вест-Сайда уже был известен как «Адская кухня». И все же идея владения газетным киоском привлекала его, но цена — двести долларов — не позволяла об этом говорить, хотя он не мог не говорить о том, как бы он управлял им, если бы только двести долларов каким-то чудесным образом попали к нему в руки. И тут произошла странная удача.
Возвращаясь вечером домой, Дэвид заметил таинственную незнакомку, стоявшую у подъезда доходного дома Сарноффа. Это была женщина, и, судя по всему, не местная — слишком хорошо одетая и слишком точно говорящая по-английски, — но она завязала с ним разговор. Правда ли, что его отец был слишком болен, чтобы работать? (Эйб Сарнофф, никогда не отличавшийся крепким здоровьем, буквально морил себя голодом, работая маляром, чтобы содержать жену и детей, и теперь был прикован к постели). Правда ли, что тринадцатилетний Дэвид теперь содержал всю свою семью? Правда ли, что он пел в хоре синагоги и получал дополнительный доллар-другой, выступая на свадьбах и бар-мицвах? Правда ли, что ему нужно было двести долларов, чтобы купить газетный киоск? Получив утвердительный ответ на все эти вопросы, женщина вручила Дэвиду Сарноффу конверт и тихонько скрылась в ночи. В конверте было ровно двести долларов. Было ли это чудо, удача или что-то одно? Ответ на этот вопрос Дэвид Сарнофф узнает лишь много лет спустя.
Став владельцами собственного газетного киоска, Сарноффы переехали из своей квартиры на Монро-стрит в чуть более просторное помещение, поближе к своему новому бизнесу, на Западной Сорок шестой улице. И теперь, когда мать и братья были заняты бизнесом, а сам Дэвид дважды в день посещал с тележкой газетный киоск, он решил, что настал момент, когда он может получить постоянную работу с окладом. Учеба в школе для него закончилась, а в те времена не было никаких требований к бумаге, чтобы человек его возраста мог устроиться на постоянную работу. Занимаясь продажей газет, он многое узнал о силе прессы и даже использовал эти знания с пользой для себя в средней школе Стайвесанта. На уроке английского языка его учитель, обсуждая «Венецианского купца», привел персонажа Шейлока как «типичного» представителя еврейской жестокости и жадности. Дэвид Сарнофф выразил протест против такой трактовки, и был доставлен в кабинет директора за нарушение порядка в классе. Директор попытался уладить отношения между Дэвидом и учителем, но тот был непреклонен: либо Дэвид Сарнофф будет исключен из класса, либо он, учитель, уйдет в отставку. При этом Дэвид упомянул, что некоторые еврейские газеты, с которыми у него есть связи, могут заинтересоваться тем фактом, что в государственных школах Нью-Йорка преподается антисемитизм. Чудесным образом ситуация изменилась. Дэвид был восстановлен в классе английского языка, а заявление об отставке учителя было принято.
Подобный опыт заставил Сарноффа задуматься о карьере газетного репортера. В те времена, когда десятки нью-йоркских ежедневных газет ожесточенно конкурировали друг с другом за сенсации, тиражи и рекламные площади, жизнь репортера считалась захватывающей и гламурной. Газетный репортер должен был быть быстрым и находчивым, ему часто приходилось ввязываться в переделки и смелые авантюры, держа руку на пульсе большого города. И вот однажды днем Сарнофф отправился в офис газеты Джеймса Гордона Беннета «New York Herald» на Геральд-сквер. Беннетт, отец сенсационной «желтой» журналистики в Америке, превратил «Геральд» в одну из самых влиятельных газет в городе. Направленный в отдел кадров, Сарнофф получил информацию о том, что он может работать посыльным за пять долларов в неделю плюс десять центов в час за сверхурочную работу, ему выдали форму и велосипед. Была только одна проблема: его новым работодателем оказалась вовсе не газета «New York Herald». Это была компания «Commercial Cable Company», чьи офисы находились по соседству. Он зашел не в то здание. Так, благодаря удаче или счастливой случайности, будущий председатель совета директоров «Radio Corporation of America» оказался не в газетном бизнесе, а в зарождающейся индустрии радио и электроники — той самой индустрии, которая при жизни Сарноффа стала причиной гибели большинства нью-йоркских газет, включая «Геральд».
Так случилось, что одним из крупнейших абонентов Commercial Cable в то время была газета «Геральд», и значительная часть работы Сарноффа была связана с доставкой телеграфных депеш в газету и из нее. Для того чтобы понимать приоритет передаваемых сообщений, ему было необходимо быстро освоить азбуку Морзе. Таким образом, еще будучи подростком, он осознал растущее значение радиотелеграфии — «беспроводной», как ее называли, — как средства передачи новостей. В свободное время он начал читать все, что мог найти о новом способе связи, а в свободные часы ему разрешалось тренироваться на телеграфном ключе и записывать кодированные разговоры между своим офисом на Геральд-сквер и молодым коллегой, работавшим в офисе компании Commercial Cable в центре города на Брод-стрит.
С начала века в области радиосвязи были достигнуты большие успехи. В 1901 году детище Гульельмо Маркони продемонстрировало свои глобальные возможности, когда слабый сигнал, переданный через Атлантику с английского побережья Корнуолла, был принят в Сент-Джонсе (Ньюфаундленд), и уже совсем скоро по примитивным эфирным частотам помимо точек и тире стали передаваться голоса и обрывки музыки, хотя зачастую и очень неразборчиво. Не нужно было обладать большим воображением, чтобы понять, что по мере совершенствования техники эфир можно использовать для передачи не только новостей, но и развлечений из одной части света в другую, и что эти развлечения могут иметь коммерческую ценность, подобно кинофильмам.
