— Ну идём, — наконец сказала она и усмехнулась, — кстати, а ты знаешь, что роднит мертвецов и хорошее вино?

Войтон не знал, но всё же вежливо улыбнулся, сделав вид, что ему нравится шутка. Однако Миловида лести не оценила, даже наоборот.

— Знаешь, как определить, что в вине яд и какой именно? — спросила она, тяжело шагая по ступеням подвала.

— Безоаровый камень?

— Без глупых суеверий. — В этот раз женщина не стала дожидаться ответа. — К яду надо подобрать вещество, с которым он взаимодействует. Выпадает в осадок или начинает пузыриться, — она без предупреждения остановилась, оглядывая не без труда через плечо. — Здесь то же самое. Искренние люди никогда не улыбаются моей шутке, Войтон Турне.

— Это банальная вежливость, мадам.

— Вежливость — это не более чем общественно одобряемая форма лжи. Но она так или иначе, как её ни назови, останется ложью. Вот твой подвал, смотри на здоровье.

Одним лишь осмотром предводитель Охотников не стал ограничиваться. Особенно его заинтересовали тела умерших, прикрытые простынями.

— Гомункул Келестии, — без всякого удивления констатировал Войтон.

Тело уже начало разлагаться. Будучи творением магии, делало оно это по своим собственным правилам, мало похожим на типичные последствия смерти. Гомункул неторопливо рассыпался синеватым, медленно испаряющимся на воздухе порошком.

— Выходит, ты уже знаешь, чья это выброшенная игрушка.

— Знаю, — предводитель Охотников кивнул и уже собирался пойти дальше, когда обратил внимание на следы вскрытия. — Что вы с ним делали?

— Да вот знаешь ли, не привыкли мы к таким созданиям. Долго гадали, что же это за идеально здоровый человек к нам попал.

Последнее уточнение показалось Войтону странным:

— Идеально здоровый, но подобный обычному человеку? Хм-м-м-м, — по наитию обернувшись, он заметил выражение лица Миловиды, требующее пояснений к этому заявлению. — Маги способны создавать из ничего покорных слуг. Какой смысл растрачивать такие возможности на идеальных, но обычных людей? Как правило, гомункулы сильнее, быстрее, выносливее. По этой причине их невозможно спутать с человеком. Этот же…

— Это приманка, — закончила за него женщина. — Или проверка. Так или иначе пустая трата времени на всякую придурь свихнувшейся бабки.

Предводитель Охотников тем временем изучал другие тела в мертвецкой. При всей необычности причин смерти рассматривать их подробно смысла не имело. Это были первые жертвы Синей чумы. Те несчастные, чей организм и так находился на грани.

— Вижу, эти покойнички тоже тебя не удивляют, — едко заметила Миловида. — Может, ты тогда и мне расскажешь, почему перед смертью у них светились глаза и кровь переливалась радугой?

— Синяя чума, — наблюдая за реакцией, сообщил Войтон.

К его удивлению и разочарованию, реакции как таковой не последовало. Только один вопрос:

— Позволь уточнить: именно поэтому ты здесь, а Рентан в застенках? — Когда предводитель Охотников, нехотя, заранее подозревая подвох, кивнул, женщина разразилась целой тирадой: — Вот так день чудес. То считавшееся исчезнувшим заболевание, то самый крупный в мире дурак. Не зыркай, Охотник. Дурак как есть. Клинический идиот, как по мне. Я то думала, что тупее того, кто создал Синюю чуму, уже не найдётся, но ты превзошел и его. Город на краю гибели, а единственный человек, который знает что делать и как, сидит и ничего не делает.

Очевидно, Миловида рассчитывала на какую-то реакцию. Вспышку злобы, обиду — что угодно. Однако Войтон Турне лишь спокойно продолжил разговор:

— Вам не приходило в голову, что человек, называющий себя Рентаном, может быть повинен в том, что происходит сейчас?

Миловида демонстративно зевнула, хотя ей это далось совсем не без труда. Заметно было, что она сильно утомлена. И этим разговором, и в целом.

— Такая глупая мысль заглядывала ко мне. Но она глупая, поэтому не задержалась надолго.

— Какие-то доводы будут? — поинтересовался предводитель Охотников, не особо рассчитывая на ответ.

— Всего один: прошло двадцать лет. А Синяя чума вернулась ровнехонько тогда, когда в городе объявилась эта магичка, — женщина нахмурилась. — И ты со своими цепными псами.

— После — не значит вследствие…

— Отличное выражение, — Миловида осклабилась. — Вот и примени его к своим измышлениям. Как закончишь ковыряться — закрой за собой дверь. Меня ждут более важные дела, — она замерла на середине лестницы и с заметным усилием полуобернулась. — Хотя даже протирание пролежней у стариков важнее разговоров с тобой.

Войтон дождался, пока стихнут грузные шаги, и тоже покинул мертвецкую, хлопнув напоследок дверью с такой силой, что аж по ушам ударило. На него вдруг навалилось странное уже позабытое чувство. Что-то в глубине Охотника ожило, на краткий миг вернулось на положенное место. Это была злоба.

Ему невыносимо осточертел этот город и его обитатели один хуже другого. Хотелось бросить всё, прекратить всякие попытки изображать из себя нечто большее, нежели Охотники из народных представлений о них, и пойти самым простым, очевидным путём. Путём, полным огня.

Продолжая стоять возле подвала, Войтон так увлёкся этой навязчивой, очень привлекательной мыслью, что не сразу заметил сильный запах гари. Её источником был не город вокруг, не его жители. Горел он сам.

Охотник потряс головой, отгоняя наваждение. Вместе с ним исчезли и эмоции. Это были всего лишь игры изможденного разума, вынужденного работать без передыху. Странным образом эта короткая заминка привела его в чувство. Заставила собраться с силами, вновь обратиться к гласу рассудка, заново оценить имеющиеся факты, бесстрастно и детально.

***

Следующим пунктом назначения у Войтона должен был стать магазин «Лучшая тысяча зелий Кальциниуса». Пускай его владелец и мёртв, однако осмотр всё равно был бы не лишним. Как и разговор по душам с работниками. Однако прежде чем он туда добрался, предводителя Охотников отыскал посланец от коронера.

— Обнаружили место смерти Локто Хорена, — доложил юноша, вытянувшись по струнке так усердно, что, казалось, будто он сейчас себе что-нибудь порвёт.

— Веди…

Другой человек на месте Войтона мог бы заявить, что халупа, в которой нашёл свой конец Локто, была худшим из вариантов для последних минут жизни. Однако предводитель Охотников, будучи человеком иного сорта, полагал, что смерть плоха вне зависимости от того места, где ты её нашёл.

— Мужчина, приблизительно сорок лет. Причина смерти — потеря крови вследствие колющего ранения в печень, — сразу же принялся докладывать коронер. — Ранняя стадия Синей чумы, — закончив с Локто, он перешёл к следующему телу. — Женщина, возраст около пятидесяти лет. Множество ножевых ранений, смерть наступила вследствие болевого шока. Удары наносились и после кончины. Следы заражения явно не проявляются. — Настал черед последнего покойника: — Мужчина, возраст — шестьдесят или чуть меньше. Проломлен череп, вероятно, из-за падения. Поздняя стадия заражения, явные признаки так называемого магического безумия. Время смерти у всех одинаковое — около полудня этого дня.

Закончив говорить, он замер, ожидая вопросов от начальника. Такие и вправду имелись у Войтона, но он озвучил всего один:

— Ножевые удары по женщине и мужчине на нарах наносились одним и тем же человеком?

— Сложно сказать, но могу с уверенностью заявить, что наносили их с помощью одного и того же орудия — самодельного кинжала.

Не удовлетворившись этим заявлением, предводитель Охотников лично изучил раны на женщине и дельце, сравнивая их и составляя в уме картину произошедшего. Затем он осмотрел мужчину на полу. Но и там никаких лежащих на поверхности подсказок не нашёл.

Со слов Рентана выходило, что это и был нападавший. Заражённый Синей чумой человек, которого новообретенные способности к магии свели с ума и заставили бросаться на окружающих. Или усилили имеющиеся порывы. Однако Войтону не хотелось верить кому-то на слово. Предводителю Охотников требовалось нечто большее и значительно более осязаемое, чем заявление подозрительного во всех смыслах лекаря.