«Делом, не терпящим отлагательств» оказалось принятие ванны, причём с таким расчётом, чтобы Охотник появился во время процесса, застав магичку полностью обнажённой. Пригласив собиравшегося выйти Войтона, Келестия демонстративно неторопливо встала из бадьи и позволила нескольким служанкам себя вытереть. Охотник бросил несколько оценивающих, несомненно ожидаемых взглядов в сторону молочно белой кожи магички, её идеальных округлостей и выпуклостей.

Келестия же, откровенно издеваясь, демонстративно неторопливо вытерлась, завернулась в полотенце, надёжно скрывая всё, что только что без капли стыда демонстрировала с различных ракурсов, а затем и вовсе спряталась за ширмой. Это не означало конец игры, только новый её раунд. Служанки тем временем по требованию магички покинули комнату, бросая абсолютно беспочвенные, полные осуждения взгляды.

— Несомненно тебя тревожат очень срочные дела, поэтому, дабы не дожидаться исполнения моих женских ритуалов, советую начать немедля, — раздался холодный как лёд голос магички из-за ширмы.

Охотник, действуя по привычке, собирался сделать шаг вперёд, чтобы иметь возможность видеть что-то, кроме тени собеседника, но его мгновенно остановили:

— Не надо. Стой там, где стоишь, так мне удобно с тобой говорить. Ты мне не мешаешь.

Войтон стерпел унижение. Любая другая особа за подобные игры отправилась бы в темницу, где долго бы исповедовалась в своих грехах, однако в случае с Келестией он был не более чем гостем. И не имел никаких рычагов давления. Поэтому, чтобы узнать от неё хоть что-то, приходилось идти на уступки, в том числе своей совести и чувству гордости.

— Ритуал, что вы проводили в замке, — начал Войтон. — Что это, какие цели вы ставили и каких результатов добились?

— «Вы»?! — раздался насмешливый девичий смешок. — Неожиданное обращение. Мне казалось, что этой границы между нами нет. Уже нет.

— Я здесь с деловым визитом, архимаг, — серьёзно ответил Охотник.

— Считай, что ВАШ деловой визит закончился там, внизу. Теперь ТЫ в моей спальне, и моё распаленное после ванны голое тело отделяет от тебя не самая закрытая ширма. Поэтому веди себя соответствующе.

Войтон мог поклясться, что до этой минуты в ширме не было никаких щелей, просветов и дыр, однако они появились. Охотник слегка сместился, так, чтобы максимально закрыть себе обзор. Раздался ещё один смешок, очень тихий, после чего дыры, словно жуки, переползли на новое место, вновь приоткрывая вид на магичку. Та успела игриво приспустить полотенце, несомненно зная, как это будет выглядеть и какой эффект произведет.

— Так о чём это мы, хм-м-м? — продолжая издеваться, протянула Келестия. — О ритуале, верно?

— Да, о ритуале.

— По-моему, ты не тем занимаешь свою голову. Я могу пуститься в долгие объяснения, что это, какие цели я ставила и каких результатов… как ты сказал? Достигла?

— Добилась, — рефлекторно поправил Охотник.

— Да, добилась, верно, — в голосе магички чувствовалось злоба. — Так к чему это? К чему тратить твоё и моё время на рассказы о вещах, которых не поймёшь? Мы можем провести это время с куда большей пользой и удовольствием.

Щели, просветы и дыры на ширме увеличились до размеров небольших окошек, а сама Келестия, невозмутимо приоткрыв рот, как бы невзначай пересела так, чтобы вид на её тело для Охотника открывался наиболее подробный. Полотенце тем временем «случайно» упало на пол.

— И всё же ритуал…

Раздался тяжёлый вздох, только совсем не девичий. А затем последовало не менее взрослое объяснение:

— К чему эта игра? Ты ведь прекрасно знаешь: я тебе ничего не скажу. Ни про ритуал, ни про Фрима, ни про Синюю чуму или что-то иное, сколько-нибудь важное. Но так как ссориться с тобой и твоими вооружёнными прихвостнями мне не с руки, мы можем заключить вполне удобоваримую для нас обоих сделку, — магичка встала и, призывно покачивая бёдрами, вышла из-за остатков ширмы. — Мне предстоит томиться в ожидании неизбежного целый вечер и ночь. Вечер и ночь, которые ты поможешь мне в меру своих сил скрасить, а я взамен подарю тебе то, чего ты ещё ни разу в жизни не пробовал, а возможно, и не попробуешь. — Она провела рукой по грудям и, игриво подмигнув, спросила: — Так что, по рукам?

Некоторое время они буравили взглядами друг друга не двигаясь. Затем Войтон решительно сделал шаг вперёд, резко развернулся на месте и вышел, злобно бросив через плечо:

— Я узнаю всё меня интересующее иными путями.

— Импотент! — полетел ему в спину оскорбленный донельзя возглас.

Предводитель Охотников почти покинул Лиственницу, когда его нашёл запыхавшийся донельзя слуга. Пожалуй, сильнее он был только напуган то ли из-за шанса провалить поручение, то ли персоной Войтона.

— Мой господин, господин Венегил шлёт вам наилучшие пожелания и приглашает к себе на приватный разговор.

О коморнике Кобыслава Войтон Турне был наслышан немало. Половины из этих сведений было вполне достаточно для однозначного приговора, а вторая вполне годилась в качестве отягчающего обстоятельства. Поэтому, с одной стороны, он нисколько не удивился тому, что Венегил уклонился от разговора при своём подопечном-бароне, а с другой, сам не искал беседы, ибо в ней уже не было смысла. Тем не менее коморник вдруг изменил своё решение, и эта резкая перемена не могла не вызвать интереса.

У Войтона не вызвала. Объяснить поведение Венегила он не мог, не хотел и даже не пытался, но сильно сомневался, что узнает что-то новое и тем более полезное. И тем не менее проследовал за слугой, рассудив, что может позволить себе потратить ещё полчаса своего времени впустую.

Коморник пребывал в многодневном запое со всеми сопутствующими особенностями данного состояния. Ужасно вонял смесью чеснока, капусты, мочи и алкоголя; пребывал в одном исподнем, причём уже явно не первый день; не брился и не расчесывался. Всё то же самое, лишь немного в меньшей степени относилось и к помещению, где должен был произойти разговор.

В иных обстоятельствах, глядя на это помещение, предводитель Охотников мгновенно бы решил, что оказался в логове бывалого разбойника. Очень уж тут было много шкур и разномастного, правда, совершенно неухоженного оружия. Больше было только бутылок, чаще всего пустых. Присутствовали и иного рода ценности: золото, серебро, медь — почти всё в форме посуды.

Войтон стоически выдержал и отвратительный запах, и полное отсутствие вкуса. Хотя в само обиталище Венегила предпочёл не заходить, оставшись в открытых дверях — на каком-никаком сквозняке.

— Я что хотел сказать, кхм, — немного растерявшись от такого начала разговора, начал коморник, — ваше… ваше величество, вы…

— Я не король, — холодно оборвал его Охотник. — Капитан или капитан Турне.

— Капитан, значится, — кивнул Венегил, предварительно прожевав это слово про себя. — Я знаю, чевой-то тут забыла эта сука, тварь…

— Келестия, — прервал его Войтон. — И почему же?

— Курганы этих Единщиков или как их там! Точнее, один курган. Который мы весною раскопали! Или летом это было… — коморник принялся беззвучно выяснять сам с собой, когда же именно это произошло, дело едва не дошло до драки.

— При чём здесь курганы еретиков?

— Не курганы! Курган! — настойчиво поправил его Венегил. — И не простой, а какого-то главного их, магика!

Это уже было куда интереснее, но прежде чем продолжить, Войтон просто на всякий случай, следуя профессиональной привычке, уточнил:

— Откуда вы узнали про курган? Именно этот. Копали наугад?

Такие вопросы были зашиты у него в подкорку. Ведь в цепочке самыми важными звеньями были не конкретные расхитители древностей или еретики, а те, кто продавал им сведения. А также те места и люди, являвшиеся источником сведений.

— Не-е-е, так бы мы наугад евой лет надцать копали, ваше… капитан! — коморник выразительно, но неаккуратно сплюнул прямо себе на рубаху. — Пройдоха какой-то карту продал! Как в сказках! Знал бы — отправил бы поплавать по Власве в каменных башмаках вместе с евоной картой!