— Ничего, Великая Мать даст нам ещё много детей.

Мать Или умерла, когда ему исполнилось шесть лет. Отец вскоре взял в жены другую женщину, у которой было трое взрослых дочерей. Оти так звали эту женщину, её муж уже давно умер, но никто в племени не хотел брать женщину, которая рожала только дочерей. Так они и стали жить дальше вместе, больше совместных детей у них не было.

Сана и Юфи вскоре вышли замуж, Сана стала второй женой Ноха сына Сина, владельца отары в пятьдесят голов.

Ноха был старше Саны на десять лет, ей к тому времени исполнилось пятнадцать, это считалось для неё очень удачной партией, поскольку эта семья была довольно зажиточной в деревне. Юфи, повезло меньше, она стала третьей женой Моси сына Хана, владельца отары в тридцать голов, человека старше её на двадцать лет и старшие жёны всячески её притесняли. Юфи часто прибегала к ним в дом, чтобы поплакаться вместе с Низой, о своей горькой доле.

Отец погиб три года назад, вместе с другими мужчинами племени защищая стадо овец, когда на них напали шатуны, изгои, не принадлежащие ни к какому роду. После смерти отца, мачеха пережила его только на полгода. Вся тяжесть воспитания легла на плечи Низы и её сестёр, которые как могли подкармливали Или.

Времена были тяжёлыми, в том набеге вместе с отцом Или, погибло еще тридцать мужчин, поэтому стать первой женой, владельца даже небольшого стада удавалось очень немногим девушкам. Род Степного Барана нынче насчитывал всего около шестьсот человек.

В их число не входили детей обоего пола, которым не исполнилось три года. Считалось, что их души ещё не принадлежат этому миру. Только прожив три весны, ребенок, наконец, получал своё первое, детское имя. В подростковом возрасте после инициации, они получали другое — взрослое имя.

Богатыми здесь считались семьи, имеющие не менее пятидесяти голов скота. Таких семей насчитывалось три, в такие семьи женщины с охотой соглашались идти четвертой и даже пятой женой. В этих семьях были даже свои медные котлы для готовки пищи, а глава одного из этих семейств — Муфи имел даже свою собственную медную тарелку, чему завидовал даже Мудрый, который был здесь местным шаманом и толкователем воли Апсурана.

— Мудрый — это кто здесь? А это тот самый старик, который пытался напоить его, мочой барана — припомнил Никитин. — Ладно, поехали вспоминать дальше.

Главы трех семей, Мудрый и вождь охотников, составляли правящую верхушку племени, ни одно крупное решение, касающееся жизни племени, не проходило без их одобрения. Остальные члены племени не имели особого влияния на политику племени, наиболее бедные соплеменники по существу батрачили на них, помогали пасти их скот, убирать урожай и помогали в хозяйственных нуждах.

От щедрот богатых соплеменников, они и кормились. Хотя это могло и не соответствовать действительности, Или не особо интересовался так сказать политикой, глубоко не вникая в здешнюю жизнь. Да и что мог особо такое видеть этот мальчишка, здесь вполне могли быть какие-нибудь свои подводные камни, которые Сергею предстояло ещё обнаружить.

В полдень в двух больших даже не медных, а каменных котлах варили жиденький то ли суп, то ли кашу. Этим варевом кормили всех членов племени. Этого хватало, чтобы еле-еле не помереть от голодной смерти, остальные калории каждый добирал, кто как мог. Иногда если охота была удачной, варили суп из костей, но это было не так часто. Иногда подросткам, мальчикам, перепадала лепёшка.

В зажиточных семьях пищу варили в своём домашнем котле и кормили членов семьи, в соответствии с местными табелями о рангах. Сперва лучшие куски брал глава семейства, потом приходил черёд других — старший сын, младший сын, их первые жены, вторые и далее по нисходящей. Объедки доставались родственникам жены, поэтому бедные семьи всеми правдами и неправдами старались пристроить дочерей к богатым покровителям в качестве хотя бы третьих-четвёртых жён. Надо ли говорить, что такие семьи, частенько, были достаточно многочисленны и вместе со старшими сыновьями их жёнами и детьми порой насчитывали тридцать, а то и сорок человек.

— Н-да с кормежкой здесь туговато! — произнёс вслух Сергей, под урчание голодного желудка, который время от времени, своим бурчанием, отвлекал его от изучения биографии прежнего обитателя этого тела.

Никитин выпил ещё чашку воду, что бы немного заглушить приступ голода, скривился он всё-таки он привык к изобилию пищи, а ту на тебе выкуси, и продолжил изучать память предыдущего владельца этого тела. В процессе изучения чужой памятью, он не смог удержаться от любопытства узнать, почему же Или так возненавидел свою жизнь. Что здесь произошло такое, что заставило его, согласится предоставить свое тело, другому желающему попытать счастья в этом Богом забытом месте, на задворках местной цивилизации?

Землянин вновь принялся быстро пролистывать память мальчика. Детство. Золотое детство. Вот только здесь в этом мире оно, не золотое. Даже наоборот. Жёсткое, железное.

Вот маленькая ручонка тянется и прикасается к медному ножу в расшитых ножнах и тут же следует удар по руке. Море эмоций! Недоумение и обида! Почему?!

Друзья и враги в маленьком ребячьем социуме, хоровод событий, причин и следствий.

Или рос физически слабым, часто болеющим мальчиком, которому часто доставалось от более крепких сверстников.

Ещё одно чувство постоянно пробивалось в его воспоминаниях — чувство голода. Если бы не помощь старших сестер и в особенности Низы, то Или не выжил бы. Низа часто давала брату свою долю пищи. Сам Или воспринимал это как должное, но разумом более умудрённого жизнью мужчины Сергей, просматривая жизнь мальчика, замечал с какой жадностью глядела Низа на пищу, когда Или поглощал её порцию.

— Да Или, неблагодарный ты чурбан! — прокомментировал Никитин поведение прежнего владельца тела — Даже ни разу не поблагодарил сестру за пищу. Надо будет как-нибудь отблагодарить свою названную сестру, что не дала помереть с голоду. Ну ладно, что было то, было, поехали дальше.

Никитин переменил позу, тело немного затекло от лежания на этом далеко не мягком матрасе и снова продолжил просмотр жизни Или. Роясь дальше в воспоминаниях ребёнка, Сергей отметил такой факт, что девочек в племени всегда рождалось несколько больше мальчиков. Ничего удивительного здесь не было, в его мире положение было таким же, но очень высокий уровень смертности среди мальчиков в раннем возрасте, приводил к тому, что уже к 15–16 годам девочек было больше мальчиков, чуть ли не раза в два.

Если прибавить к этому стычки между племенами, несчастные случаи на охоте и т. д., то Сергей прикинул, число женщин превышает мужчин, на отметке 20–25 лет уже раза в три. Из этого автоматически следовало что? Что моногамия, здесь была невозможна.

Случалось, что женщины всячески старались избавиться от новорожденных девочек, чего в племени хотя и не одобряли, но относились с пониманием к таким «несчастным» случаям. Поэтому мальчиков в племени, старались всеми силами поставить на ноги, даже таких хилых и ослабленных как Или.

— Но все-таки? — недоумевал Сергей — что являлось причиной такого нежелания жить. Хотя, пожалуй, вот оно, последняя капля.

Это случилось чуть меньше месяца назад.

В день летнего солнцестояния, всё шло своим чередом. Накси окуривал баранов и коз можжевеловым дымом и, тряся бородой, громко заклинал злых духов, не трогать стада племени. На холме стоял Священный баран, которому в этот день старались особенно угождать, женщины и подростки приносили ему лучшую траву и лакомые растения.

Бросая под ноги, меланхолично жующему барану угощения, каждый старался восхвалить его достоинства и пожелать, что бы его мужская сила, никогда не истощалась, а его детёныши были такими же, как он. Или в свою очередь скормил барану порцию любимой им травы и отошел в сторону.

Аппетитные запахи от каменного котла заставляли желудок болезненно дергаться и бурчать, сегодня в нём варился не жидкий каждодневный суп из круп с кореньями. Сегодня из котла аппетитно тянуло бараньим мясом.